ится заклятым от оружия. Тот, кто остался дома – болеет, страдает, то руки, то глаза лишится, если совсем не повезло – умирает… Такой договор порой заключают побратимы, обязанные друг другу жизнью. Или кто-то предлагает расплатиться собой за огромную услугу… Но кем надо быть, чтобы заключить его с собственной невестой? Как Вархо мог предложить тебе такое?! Как ты могла согласиться?
– Ты видно никогда не любил, братец, – с вызовом ответила Хилья, поднимая голову. – Да я бы жизнь отдала за Вархо! Что раны? Все, что угодно, отдашь за того, кого дорог!
– Свою жизнь, да, – повторил нойда. – А как насчет чужих?
Хилья вздрогнула.
– Ты о чем?
Нойда подошел к ней вплотную, поглядел в упор.
– Ответь: Вархо жив или умер?
Она смешалась. Но потом тихо ответила:
– Не знаю, братец. Тот Вархо, кого я ждала и любила, ради которого терпела боль, давно уж не существует. А чародей, который меня осенью в жены взял…
Поколебавшись, все же сказала:
– Не знаю, что с ним. Думаю, он мертв.
– Не думаешь, – жестко сказал нойда. – Иначе не выгораживала бы его. Берегись, Хилья. Ты похоже, совсем не знаешь, за кого замуж шла.
Женщина с упрямым видом промолчала. Нойда молча вышел из избы. Душу будто камнем придавило. Память о верной дружбе, столько лет придававшая ему силы в самые темные времена, лопнула и рассыпалась черным прахом.
«Да и я его, похоже, совсем не знал», – с горечью подумал саами.
Нойда шел по тропинке через лес. В другое время было бы даже приятно так пройтись ясным утром. Ветер разогнал облака, острые верхушки елей качались в чистом голубом небе. Под ногами опять хлюпало. «Опять развело, – думал нойда. – А ночью вроде уже морозом схватило…» Он не забывал поглядывать и под ноги. Отпечатки попадались, но старые, ведущие со стороны кузни к деревне. А вот и следы от полозьев. Здесь кузнец прошел еще до последних заморозков, таща за собой сани…
– Ах ты ж, тупой нож!..
Нойда остановился. Кое-что пришло ему на ум – то, что он должен был вспомнить еще прошлой ночью. И если бы не женщина в его постели, непременно вспомнил бы… Внезапный ночной заморозок, резкие порывы ледяного ветра, от которых сотрясалась изба Кадая – он ведь отлично знал, что они могли означать! Мурашки пробежали по спине. «Не вернуться ли?» Но до заката было еще далеко – а впереди, за деревьями, уже шумел широкий лесной ручей…
Подворье кузнеца раскинулось на берегу. Кузница виднелась среди облетевших деревьев у самой воды, изба, окруженная службами, стояла на просторной поляне, поближе к лесу. Нойда издалека окинул берег быстрым взглядом. Снег здесь растаял, берег подсох. Постройки казались брошенными, безлюдными. Но это могло быть и ловушкой. Койва упомянула, что у кузнеца были подмастерья – где они? Нойде хотелось надеяться, что просто сбежали…
Он хлопнул ладонью по левому плечу, прошептал приказ сайво-разведчику. Невидимые крылья прошуршали в воздухе, и почти сразу нойда ощутил плотоядное ликование помощника. Это свойство духа-ворона было неприятным, но очень полезным: чуять свежую падаль. Тот же незримый красный туман, что на словенском постоялом дворе, повсюду был разлит в воздухе над серым берегом.
Подмастерья вскоре нашлись. Останки одного, разорванного в клочья, были раскиданы у самой реки. Вероятно, парень силился добежать под защиту воды, но не успел. Другое тело, истерзанное до неузнаваемости, кровавой ветошью висело в ветвях прибрежной ольхи.
«Взбесился он, что ли? Зачем рвать людей на части? Что ж его так разозлило?»
Дверь избы была открыта нараспашку. Нойда достал плеть и, пригнувшись, зашел внутрь. Вряд ли враг прятался там, но осторожность никогда не повредит.
«Вот бы сейчас рыбу ловить в родной заветери, – мрачно думал он, оглядывая сумрак избы. – Летние санки налаживать…»
К своему немалому облегчению, в избе нойда никого не нашел. Все было раскидано, перевернуто вверх дном, но кузнецовой дочки тут не было. И того, что от нее осталось, к счастью, тоже.
«Значит, унес ее в лес, к себе в логово… Ну что ж… Все равно отыщу!»
Выйдя на свет, нойда глубоко вздохнул, расправил плечи, убрал плеть за пояс и пошел было обратно, в сторону леса… Но вспомнил, что еще не осмотрел кузню.
Кузница располагалась в стороне, в ольховой рощице. Чем ближе подходил нойда, тем сильнее изумлялся открывавшемуся перед ним зрелищу. Казалось, на кузницу обрушился все разрушающий бешеный вихрь. Деревья вокруг дома поломаны; те, что поменьше, вырваны с корнем, с тех, что побольше, будто когтями сорвана кора. Дерновая крыша разворошена, слеги торчат наружу, как кости из перелома. Дверь кузни была сорвана с петель и валялась поблизости.
Нойда осторожно подошел к дверному проему. Заглянул внутрь – и сразу увидел девушку. Она сидела на земле рядом с наковальней, крепко обхватив ее обеими руками, и смотрела на него неподвижным взглядом. Застывшее лицо ничего не выражало. Казалось, она сидит так уже несколько дней, и готова просидеть еще столько же.
– Искра! – припомнив имя, окликнул нойда.
В глазах девушки что-то шевельнулось, но она и не подумала разжать руки. Никаких ран на ней заметно не было. Нойда остановился в дверях, оперся плечом о косяк.
– Искра, – мягко произнес он, – ты поступила разумно. Наковальня – жертвенник бога огня, никакая нечисть не посмеет приблизиться к ней. Пока ты обнимала священное железо, равк тебя не видел. Он, верно, ходил тут кругами целую ночь, но так и не смог тебя найти. Вот что привело его в такую ярость! Желанная добыча ускользнула из-под самого носа…
– Равк? – с трудом разлепив губы, повторила девушка.
– Да, упырь, оборотень-кровопийца. В равка может превратиться темный колдун. Обычно поначалу он не слишком отличается от человека…Может даже радоваться новым умениям. Например, тому, что он теперь видит в темноте, или своей необычайной силе… Но тут уже не подставишь за себя близкого, когда нужно платить. Чем больше загубленных жизней, тем сильнее голод. Каждая новая жертва уводит душу колдуна все дальше в навьи владения. Равк начинает понемногу умирать – а превращение продолжается…
Искра пошевелилась и застонала: от долгой неподвижности в теле нарушился кровяной ток.
– Бояться нечего, – сказал нойда. – Посмотри, светит солнце. Равк будет спать до заката.
Дочь кузнеца с усилием разжала руки и отпустила наковальню. Хрипло попросила:
– Дай пить…
Полдороги нойда нес Искру на руках. Потом она начала отходить, попыталась встать на ноги, и дальше пошла сама, кусая губы от боли. Нойда не препятствовал ей, хотя двигались они очень медленно, а время было дорого. Осенние дни коротки – солнце уже понемногу клонилось к западу. Сделать предстояло еще много… Нойда ни о чем не спрашивал Искру – ждал, пока начнет рассказывать сама. Вскоре она и заговорила.
– Знаешь, он раньше был славный парень, хоть и себе на уме… А когда вернулся из чужих краёв – повел себя так, словно ему все позволено. Никто не указ, ни старики, ни родные мать с отцом… Жену обижал. Она за него в огонь и воду – а он на меня глаз положил. Ко мне, знаешь, многие сватались, да батюшка отдавать не спешил. И тут Вархо, будь он неладен…
Нойда тихо вздохнул.
– …батюшка меня поскорее просватал, чтобы подальше убрать. Уже и пиво к свадьбе сварили… и тут моего жениха нашли в лесу мертвого, зверями поеденного… К тому времени уже повсюду слухи ходили, что в наших лесах нечисто… Ну а после такое началось! Кто за частоколом заперся, кто прочь побежал…
– И никто не догадался, что у вас завелся равк?
– Мы боялись и думать… Кадай, наш старейшина, запрещал даже слово сказать: дескать, худая слава роду быстро по водским землям разлетится, потом внуки с правнуками не расхлебают… Ну, Бабушке-Березе молились, конечно…
– Надо было не Березе молиться, а подкараулить и убить его, – резко сказал нойда.
– Убить Вархо? – горько спросила Искра. – Чародея? Батюшка мой попытался. Однажды Вархо явился к нам и сидел в гостях до заката. Потом вроде бы ушел, но вскоре вернулся и принялся ломиться в дверь. Он тогда еще на себя похож был, не такой, как сейчас… Отец с подмастерьями его оглушили, избили вусмерть, крепко связали…
– Почему не добили?
– Отец побоялся. Все же сын старейшины… Помню, отец ушел в деревню, потом вернулся оттуда и сказал, что Вархо нельзя убивать. Он чародей, а убитый чародей обратится в еще худшее чудовище. Но словенские жрецы Велеса могут помочь. Их бог очень силен, он исцелит Вархо, и тот снова станет человеком…
– Это Кадай ему подсказал? – процедил нойда.
– Наверно… Словом, отец вернулся с санками, положил на них связанного Вархо и повез к переправе.
– А по пути, как солнце зашло, – закончил за нее нойда, – равк встал с саней, убил кузнеца и вернулся за тобой.
Долгое время они шли молча. Нойда перебирал в памяти все, что ему было известно о равках. По всему северу ходило множество страшных историй об этих упырях. Как старый колдун выбрался после похорон из могилы и сожрал всю свою семью… Как равк пытался добраться до девицы, в которую был без памяти влюблен при жизни, да застрял в окне, а взошло солнце, тут ему и конец пришел… Сам нойда никогда с равком прежде не сталкивался. Оно и неудивительно: ведь равком мог стать только перерожденный колдун. А худшим и самым опасным равком считался бывший нойда…
Многое из того, о чем говорили сказки, оказалось правдой. Так, внезапный холод и резкие порывы ветра в самом деле были верным знаком, что где-то поблизости просыпается равк… Как и то, что этот упырь боится солнца и выходит на охоту только после заката. Однако ни в одной сказке не говорилось, почему чародей начинает перерождаться в нечисть…
– Скажи, Искра, – произнес нойда. – Как выглядел равк?
Девушку передернуло.
– Думаешь, я на него смотрела? Как услышала крик со двора, сразу поняла, кто вернулся… Бросилась в кузницу, обхватила покрепче наковальню… Это отец меня научил, да примет его небесная Береза под свою сень! Так и сидела с закрытыми глазами, пока упырь не ушел. Боялась, что если увижу его – то и он меня увидит! И тут, чего доброго, даже наковальня не защитит…