– Олешек мой! – мать подобралась с другой стороны, погладила его по плечу. Женщина никак не могла на него насмотреться – будто все пыталась разглядеть в славном парне того голубоглазого мальчонку, которого у нее, рыдающей, забрали пять лет назад. – Как же вырос! И волосы потемнели…
– Мама, я давно не Олешек, – краснея, ответил подросток. – Обряд лишения детского имени прошел уже год назад…
А сам подумал: «Вот забавно!» Случайно или нет, а первым сайво, который пришёл на его зов, стал именно олень.
– Жил бы ты с нами, звался бы Ичет-Лахтак, а теперь это имя досталось твоему младшему брату, – сказал отец, любуясь крепким молодцом. – А как тебя назвал твой учитель?
Нойда хмыкнул. Как его только учитель не называл! Кажется, не осталось ни единого неуклюжего морского червя, безмозглого ту́пика или облезлого хорька, именем которого его бы не обозвали по десять раз на дню!
– Пока никак, отец, – ответил он. – Взрослым именем меня наречет сам Великий Старик. Завтра на заре полезем туда!
Невольно разволновавшись, он взмахнул рукой, указывая на священную Белую Вараку, что просматривалась в сумраке белесой громадой.
– О-о! – заохали младшие сестры, тихо сидевшие за его спиной.
Ученик шамана их почти забыл. А младшего брата, который был в пеленках, когда его забрали, не помнил вовсе. Малыш теперь смотрел на него с восхищением, как на бога, и это было очень приятно.
– Братец, покажи руку, – дернула его за рукав одна из сестер. – Что там у тебя?
– Рисунок наколотый, – нойда покосился на учителя, закатал на левой руке рукав до локтя.
По запястью полз черный ящер с человеком на спине.
– Сколько ни три, не смоешь, – сказал он, пока восхищенные сестры изучали рисунок. – Это не просто так: когда камлаешь, ящер поддержит руку, подхватит на спину, даст силу…
– А ветер ты вызывать умеешь?
– А как же, – юноша погладил подвешенную на поясе витую веревку, украшенную узлом.
У его наставника таких узлов было много, и в каждом спрятан свой ветер – от нежной зорянки до шурги, несущей бешеный снег.
Другая сестра потянула его за косу:
– Как у девицы! Зачем?
– Чтобы мне далось ещё и женское колдовство, – терпеливо объяснял старший брат. – Нойда – больше, чем обычный человек. Он все в себя включает, и мужчину, и женщину. В нем собрано самое лучшее от всех – духов, зверей, людей…
– Хвастунишка, – сказал кто-то рядом насмешливо.
Нойда резко обернулся – кто посмел?! На него с улыбкой смотрела смутно знакомая девушка. Тех же лет, что и он, рубаха богато расшита жемчугом по вороту, синие глаза смотрят смело и приветливо. Сперва подумал было, что еще одна забытая сестра, но потом вспомнил: «Это же дочка друга отца, Ахтара, и она… Ой… Она, кажется, моя невеста…»
– Уж очень ты важничаешь. А у самого и мужского имени еще нет.
– Скоро будет… – нойда напряг память и с довольной улыбкой сказал. – А ты Сирри – Игрунья.
– Надо же, вспомнил! – усмехнулась пригожая девица. Наклонилась к самому его уху и прошептала: – Как песни запоют – пошли на берег, поболтаем…
Они медленно шли по берегу, раскидывая лезущие под ноги водоросли. Нойда все косился на Сирри, и сердце при каждом взгляде на нее принималось стучать громче и быстрее. Она казалось ему божественно прекрасной. Даже в сумерках ее синие глаза сияли, как драгоценные камни, на еще детски округлом лице. Среди саами было много светлоглазых, но синеглазые рождались очень редко. Такие глаза считались особым даром богов, к добру ли, к худу – показывала жизнь. «И мне тоже боги приготовили поистине великий дар, – думал юный нойда, не сводя глаз с невесты. – Надо быть достойным его!»
– Ты так изменился, – говорила Сирри. – Я помню, Олешек был пухленьким…
– Не был я пухленьким!
– А сейчас такой худой…
– Ха, худой. Я могу плясать всю ночь, призывая духов. А потом день спать!
Сирри бросила на сына вождя лукавый взгляд.
– Мои родители были очень недовольны, когда старик забрал тебя в ученики. Они на тебя рассчитывали. Им пришлось искать мне нового жениха…
– Это еще почему? – нахмурившись, остановился он. – А я чем плох?
– Ты же теперь шаман.
– И что? Разве шаманы не женятся? Если хочешь знать, у наставника Кумжи есть земная жена в роду Кайры, в селении за заливом. И небесная жена, которая нисходит к нему в полнолуние в облике крачки…
– И у тебя есть небесная жена? – ревниво спросила Сирри.
– У меня пока нет, – не догадавшись скрыть сожаление, сказал юноша. – Небесные жены сами выбирают земных мужей среди достойнейших… – он посмотрел на нее и поспешно сказал: – Но мне никто не нужен, кроме тебя!
– То-то же! – насмешливо погрозила ему девушка. – Смотри мне…
– Так тебя просватали или нет? – напрямую спросил он.
– Пока нет, – призналась Сирри.
Нойда схватил ее за руки.
– Скажи отцу и матери, что будешь моей женой! Я сам им завтра скажу. Знаю, люди боятся тех, кто говорит с духами. И что? Сильному шаману никто не посмеет отказать… Если ты сама меня не боишься, конечно.
– Я не боюсь, – вскинула голову Сирри. – А ты когда-нибудь девиц обнимал?
У парня дыхание пресеклось.
– Нет… – севшим голосом ответил он.
– А хочешь меня обнять?
Нойда глубоко вздохнул и привлек к себе девушку. Приблизил лицо к ее лицу, прижался щекой к ее щеке. В глазах стало темно от волнения, сердце стучало в ушах, будто гром.
Где-то в темном, холодном заливе, разрезая волны спинным плавником, на поверхность вынырнула огромная рыба. Взметнулась в воздух так высоко, будто хотела рассмотреть расцвеченный огнями костров берег, и с шумом обрушилась в волны.
Нойда мог бы и услышать, но не услышал.
Глава 3. Заклятие морской травы
Подгоняемые легким зоревым ветром, пять байдар шли в залив на утренний лов. Саами рода Лахтака охотились на всех морских зверей и рыб, кроме морского зайца, дедушки-прародителя. Стоило выйти из спокойной заветери, ловцы будто попадали в другое море. Налетел жесткий, холодный шквал, начала качать большая волна. Мужчины в плотных дождевиках, сшитых из тюленьих кишок, уже начали готовить сети и гарпуны, когда вода неподалеку от первой байдары вдруг забурлила, и показался гладкий, будто маслом облитый, черный плавник. Разрезая волны, он поднимался все выше и выше, пока не сравнялся высотой со стоящим человеком. В струях бегущей воды замелькала широкая спина огромной рыбы.
– О-о, Черная Акка! Опять решила нас навестить, – хмурясь, пробормотал Ахтар, предводитель охотников. – Давно не виделись…
– Да какая здоровенная, – внезапно охрипшим голосом добавил его сосед. – Вот же не повезло…
Эти чудища изредка – не всякий год, – заплывали в залив Лахтака. Они приходили с полуночи, то стаей, то в одиночку. Рыбаков обычно сторонились. Но люди, глядя как морские хищницы расправляются с тюленями, подкидывая их над волнами и разрывая на части, сами старались держаться от них подальше.
Однако эта рыба вела себя необычно. Черный плавник описывал круг за кругом, постепенно приближаясь к охотникам. Ахтар поспешно полез за пазуху.
– Бабушка-рыба, угощайся! – назвав страшилище самым почтительным именем, он кинул ему пригоршню катышков терпкой сушеной травы, которые саами жевали, чтобы взбодриться и очистить разум. – Моря на всех хватит!
Травяные катышки поплыли и быстро потонули. Черная рыбища исчезла под водой. Но только ловцы перевели дух, как она вынырнула – да так близко, что плеснувшей волной едва не опрокинуло ближайшую байдару. Охотники вцепились в борта и закричали в испуге, когда мимо них пронеслась огромная голова. Приоткрытая пасть со страшными зубами-ножами, свирепый плоский глаз…
– Бабушка-рыба гневается! – крикнул старший из охотников. – Скорее назад!
С морскими хозяевами шутки плохи. Охотники мигом развернулись и погребли к берегу.
Весь день Черная Акка резвилась в заливе. Порой она выпрыгивала из воды, словно играя, однако охотники прекрасно понимали, что это за игры, и ворчали сквозь зубы:
– Жрет нашу рыбу… Да еще и тюленей распугает!
Все гадали, надолго ли пришелица обосновалась в заливе. На вечерний лов никто выйти не посмел. Охотники толпились у байдар и обсуждали нагрянувшую беду. Что же делать дальше?
– Летом здесь много еды, – слышались голоса. – Акка может жировать в заливе до первого льда…
– Надо прогнать ее, – сердито сказал кто-то.
Все на миг замолкли, а потом загомонили громче прежнего. Что за пустые слова? Людям не по силам справиться с такой большой и злой рыбой. Одно дело обычная пятнистая акула, говорили охотники, но эта хищница слишком умна. Она подкрадывается к тюленям, как волк, и переворачивает льдины, на которых те пытаются от нее спрятаться. Она может выскочить на отмель и утащить тюлененка прямо с мелководья, а потом снова уйти в море. Хвала Великому Старику и всем духам, ему подвластным, что Черная Акка любит холодные моря и нечасто приплывает в земли людей!
– Давайте попросим о помощи старого Кумжу! – предложил кто-то. – Он много раз пригонял косяки рыбы в наши сети – пусть уговорит Бабушку-рыбу не отнимать нашу пищу! Или пусть вызовет такой ветер, который отгонит ее от наших берегов…
Пошли всей толпой к шаману, принялись уговаривать его прогнать Акку. Хоть знали, что старик довольно жаден, но и выгода казалась несомненной.
– Что ж, – медленно сказал Кумжа, все хорошо обдумав. – Можно и прогнать…
Шур-Лахтак попытался было намекнуть, что по случаю праздника можно взять плату и поменьше, но шаман так мрачно на него глянул, что вождь лишь вздохнул и больше неподобающих речей не заводил.
– Учитель, позволь сказать! – вмешался юный нойда, который давно уже мялся рядом, порываясь вставить слово, но не смел подавать голос прежде наставника и взрослых мужей. – Не отогнать, а наоборот!
Охотники обратили на него удивленные взгляды. А юноша, краснея от волнения, предложил: