жды в комнате матери.
Он не вспомнил это, даже когда подруга детства, Галка, предложила попробовать поцеловаться. Она была его единственным и самым лучшим другом. И поцелуй был просто частью той дружбы. Здорово что-то пробовать вместе!
У них вообще все было вместе. Галка была отличницей. Не дутой, а реальной. Она училась с тем же маниакальным азартом, что и он. Они могли часами говорить о том, что нового узнали, что еще надо узнать. Они спорили, ссорились, строили теории и версии. Но Галка не была такой паинькой, как он. Еще в восьмом классе она начала курить. Чуть позже попробовала алкоголь. Вроде даже засматривалась на мальчиков.
Ему все в ней нравилось. Она же была его другом. Он и не подозревал, что та нежность, то ласковое удивление, которое он испытывал, глядя на нее, называются первой любовью. Ему как-то это просто не приходило в голову. До того дня…
Они опять пробовали целоваться на крыльце школы.
– По-моему, неплохо получается? – Галка хитро улыбнулась, он чуть-чуть засмущался. В ее взгляде было что-то такое взрослое. Новое, но не опасное.
Он тут же принялся это анализировать, как делал всегда.
– Слушай. Сейчас уже звонок, – сказала Галка. – А у меня сигареты кончились. Подождешь меня? Я быстро, до ларька и назад.
Ларек стоял через дорогу. Эдик посмотрел на поток машин.
– Да ну тебя с твоим курением, – отмахнулся он. – Вот как-нибудь добегаешься. Попадешь под машину.
– Никогда! – по-детски непримиримо тут же заявила она. – Я не попаду!
– А я так сказал, значит, так и будет, – немного покровительственно, «отцовским тоном» заспорил он. – Вот сейчас ты побежишь до ларька и попадешь под машину.
Ему так хотелось верить, что он всегда прав! Он знает, что говорит.
– Смотри! – И Галка припустила бегом к дороге.
Он не видел того момента, когда она выскочила на дорогу на красный свет, прямо под колеса какой-то легковухи. Он только услышал визг тормозов и чей-то крик. Это было очень страшно. Даже страшнее того момента, когда, как он думал, он убил мать. Просто глядя туда, на дорогу, на людей, начавших собираться у края тротуара, он на миг представил, что будет. Если Галки не станет…
Он бежал со всех ног. Он спешил. Как никогда. Только бы успеть, только бы сказать, как это все неправильно. Он же не виноват! Он не хотел…
Она лежала на асфальте, держась за грудь. Съежившаяся, маленькая и очень несчастная. Эдик рухнул рядом, стараясь перетянуть ее себе на колени.
– Галя, Галя, – звал он. – Галя, ты как?..
– Ты был прав. – Она через силу улыбнулась. Ей было очень больно, он видел по ее глазам. – Я больше не буду с тобой спорить.
– Галя. Я не хотел…
– А ты при чем?.. Ох! – говорить ей было тоже больно.
– Галя, ты выздоровеешь, ты обязательно выздоровеешь. Сейчас приедут врачи, они скажут: ничего серьезного. – Он твердил это снова и снова, он сам верил в это, как ни во что другое. Она закрыла глаза.
Елена была вымотана до крайности. Да, похоже, этот удар ей будет трудно отвести. Она наблюдала его глазами за приездом «Скорой», за разговором врачей. Практически чудо. Только сильный ушиб. Сломано лишь одно ребро. Нет угрозы для жизни. Но Эдик ничего этого просто не понимал. Чувство вины было таким огромным, что он даже не пытался с ним бороться и покорно в этом тонул.
Елена заставила еще раз пережить этот момент, заставила по-другому обратить внимание на собственные слова. Это чудо. Только ушиб. Это чудо… Он же сказал, ничего серьезного. Она даже заставила его вспомнить про того щенка, про то, что он помог ему найти новый дом.
Да. Теперь он уже понимал это по-другому. Он уже мог осознать. Но Галку он потерял. Они уже больше не были такими закадычными друзьями. Она вообще уже была другой. Да и он, помня пережитое, сторонился ее. Одно хорошо, теперь уже, по воле Елены, по другим причинам. Она заставила его культивировать в себе мысль, что именно он спас Галю от смерти. Теперь этот маленький секрет жил в нем и согревал душу. И пусть он никогда им не похвастается. Но сам-то он знает…
…Отец оказался извергом. Это открытие Эдик сделал, уже практически будучи взрослым мужчиной. Все слова матери оказались правдой. Часто из его комнаты доносились женские стоны. Слишком громкие в ночи и так похожие на те, что он слышал в комнате матери.
Врач тогда, конечно, так и не показал ему порно. Он ограничился лекцией по основам сексуальной культуры. Все звучало слишком схематично и заумно. И это еще ничего не значащее короткое слово «секс» никак не ассоциировалось у Эдика с ночными стонами. Они забивали и все воспоминания о байках однокурсников, его собственные ощущения от общения с девушками. Стоны возвращали детский страх. Самый сильный и так долго прятавшийся в глубинах памяти. Эдик не мог ненавидеть отца. Он слишком его любил. Но он уже не мог и простить. И еще… Эдик начал бояться стать таким же извергом. Ведь он часто ловил себя на странных и непонятных желаниях. У него был взрослый и быстрый ум. Однако тот день, когда погибла мать, надолго заморозил его эмоциональное развитие.
Эдик почти не спал. Даже когда отец не приводил домой женщин, сын все равно боялся и ждал… Когда стало совсем невыносимо, он поговорил с отцом.
– Прекрати это! – сердито сказал он как-то утром за завтраком.
– Ты о чем? – Отец был искренне удивлен его враждебностью и злостью.
– О тех женщинах…
– О боже! – Отец был ошарашен. – Так ты против…
– Да, я очень даже против! Зачем?
– Ну, – отец усмехнулся, – Эдик, ты уже не мальчик и сам хорошо понимаешь зачем. И я взрослый человек. Более того, я же не монах. Это естественная потребность. Природу не изменишь. И чего я должен объяснять тебе очевидное?
Для Эдика в этом не было ничего очевидного. Он тут же принялся оценивать услышанное. Неужели отец может относиться к такому, как к чему-то вполне нормальному? Эдик вспомнил и о своих странных желаниях. Может, что-то тут не так?
– Слушай, – отец дружелюбно улыбнулся, стараясь прервать вдруг затянувшееся молчание. – Если уж тебе это так мешает, я больше не стану приводить женщин домой.
– Было бы здорово, – чопорно отозвался сын.
– Хорошо. – Отец беззаботно пожал плечами. – Наверное, тебе это правда неприятно. Все же ты хорошо помнишь мать. И… извини, что не подумал о твоих чувствах. Единственная просьба. Потерпи сегодня последний раз. Я уже не могу отменить свидание.
Эдик угрюмо кивнул.
Елена уже не знала, чем вызваны эти сомнения парня. То ли это действовали внесенные ею изменения, то ли он просто сам реально мог осознать свою недоразвитость. Слишком много у него комплексов, слишком много страхов. Возможно, это были и последствия дара. Так сказать, побочные явления. Она сейчас не могла позволить себе задумываться, она просто хладнокровно сыграла на этих сомнениях.
…Следующая сцена, внедренная в память Эдика, была стопроцентным плагиатом дешевого любовного романа. Только за неимением опыта Эдик никогда не смог бы этого понять. Опять была ночь. Опять были стоны. Потом тихий разговор, а потом жалкий женский плач. Наконец, отец вывел гостью из своей комнаты, провожая до двери. В приоткрытую дверь своей комнаты Эдик мог хорошо их видеть. Незнакомая дама жалась к его отцу. Она выглядела очень несчастной.
– Я буду по тебе скучать, – заставив себя улыбнуться, сказала она. – По нашим разговорам, по твоему смеху, по этим ночам.
– Я тоже, – искренне признался отец. – Но… я не могу выбирать между тобой и сыном.
– Почему ты собираешься отказываться от нас? – взмолилась она. – У меня тоже дети. Но они бы поняли. В наших действиях нет ничего плохого.
– Я знаю. – Отец хотел побыстрее закончить тягостный для него разговор.
– Нам хорошо вместе в постели, – пыталась убедить она. – Мне слишком хорошо с тобой…
Эдик уже не слушал их прощания. Эти слова были слишком удивительны. Они просто поразили его. Как? Но то, что он с ней делает…
Елена вновь понеслась вперед. Вот Любовь Сергеевна сидит напротив него за столиком кафе, отец Эдика бережно держит ее за руку. У нее такие знакомые глаза. Серые, веселые, чуть грустные… Елена даже не стала задумываться. Перед мысленным взором Эдика встал образ Галки. Теперь самое трудное…
И все же он ее опережал. Он сам менял картину своих прошлых впечатлений, перекраивал под воздействием новой чужой информации, под давлением тех маленьких кусков ложной памяти, что она так нагло ему подсунула.
Вот он сидит рядом с Любой в машине. Она красивая, и он хочет ее. Он прекрасно понимает, что это значит. Но он хочет не ее реальную, а ту, наверняка уже повзрослевшую девочку, которую Люба ему так напоминает. Люба красива, Люба добра. Она его мачеха. Выбор его отца. Эдик невольно вспомнил ту картину, которую как-то ночью подсмотрел в их спальне. Отец ласкает ее губами, она запрокинула голову и стонет. А на ее губах полная счастья и любви улыбка… Да. Такие воспоминания заставляют поежиться. Эдик подумал, что ему самому срочно нужна женщина.
Они подъехали к автомастерской. Люба вышла, говорила с каким-то парнем в запыленной спецодежде, который смотрел на нее с восхищением и желанием. Эдик нахмурился. Уж нет. Она принадлежит им! Ему и отцу! Он вышел из машины. Парень окинул его равнодушным взглядом. «Будешь и дальше таращиться, ослепнешь», – пригрозил Эдик. Парень ему лишь нахально улыбнулся. Они сели обратно в машину и стали выруливать со стоянки. Парень смотрел им вслед. Но вот, наконец, отвернулся. У него в руках был какой-то баллон. Эдик хотел открыть окно и крикнуть «осторожно», но парень уже успел нажать на крышку, слишком занятый своими мыслями. Струя какой-то жидкости ударила ему в лицо. Эдик, шокированный, отвернулся.