Цок-цок, цок-цок, цок, цок, цок. Снова раздается звук спиц, но на этот раз над кроватью.
С потолка!
Широко распахнутые глаза Грейси пересыхают даже под веками. Она не хочет смотреть вверх, но смотрит, потому что понимает одну вещь – хочет она, чтобы что-то произошло, или нет, это вообще неважно.
То, что тянется вниз, больше похоже на пятно, чем на фигуру, но Грейси уверена, что оно свисает с потолка вниз головой, как ужасная гигантская летучая мышь. Белесое тело и бугристая голова выделяются на фоне стены. Рваные уши размером с папину крикетную биту, член как рог и острые клыки. Даже самого слабого света достаточно, чтобы разглядеть по обе стороны узкого черепа глаза ржавого, желтоватого цвета.
Грейси уверена, что у нее сейчас остановится сердце.
Цок-цок вязальных спиц прерывается над ее головой. Когда же по обе стороны лица становятся видны две мохнатые лапы, Грейси опускает подбородок и втягивает воздух для крика. Но он застревает глубоко в горле. Тощие, как у собаки, передние лапы покрыты шерстью и пахнут мокрым цементом контактного зоопарка. Белые когти цокают-цокают. Одна лапа сжимает потерянного Уоддлса, которого Грейси видела во сне. Пингвин ранен и истекает кровью. Его глаз исчез.
Грейси сжимается под одеялом.
И КРИЧИТ.
КРИЧИТ.
КРИЧИТ.
В то самое время, когда Том и Фиона садятся в постели, по подоконнику скользит гибкая тень, привлекая внимание ошеломленного Тома. Тень исчезает прежде, чем он успевает прищуриться. В темноте они и Фиона находят друг друга.
– Грейси? – спрашивает Том.
Фиона перебирает предметы на прикроватной тумбочке. Стакан с водой ударяется и подпрыгивает по деревянным доскам. Смартфон с грохотом падает на пол. Щелчок выключателя, и свет лампы пронзает торжественную, плотную темноту.
Том пристально смотрит на Фиону, не в силах прийти в себя от шока и своих расплывчатых вопросов, которым не находится слов. Фиона отвечает ему тем же. Затем, словно привлеченные крошечным аварийным маяком, они хором переводят взгляд на комок под одеялом. Том приподнимает край.
Оттуда выглядывает бледное лицо Грейси, ее глаза распахнуты от ужаса, такого выражения лица у своей дочки они никогда не видели.
Дезориентированные резким пробуждением, они лишь таращатся на малышку, пока та не разрушает чары.
– Ведьма. Чудище на потолке. Уоддлс раненый.
Том скатывается с постели, а Фиона берет Грейси на руки и крепко прижимает к себе. Девочка тут же начинает рыдать на груди у мамы, изо всех сил цепляясь за ее ночную рубашку.
Том выглядывает в открытое окно. Сад пуст. Он закрывает окно и пятится из комнаты, глядя на общую с Мутами стену. Выйдя в коридор, Том проводит пальцами по лицу, стирая остатки сна. Затем нащупывает выключатель и, спотыкаясь, на онемевших ногах добирается до комнаты Грейси. Включает свет и подбегает к окну. Положив руки на подоконник, выглядывает между занавесками.
Палисадник так же пустынен, как и задний двор, но силуэт вульгарного трейлера виднеется отчетливым гнетущим пятном. Территориальный маркер. Баррикада. Сзади – лес, спереди – грязный автомобиль. С одной из сторон ухоженный сад. Муты действительно вторглись. Прорвавшись через слабую оборону, и теперь внутри крепости, в самом доме.
«Наверняка они. Мы загнаны в угол».
Том отрывает руку от подоконника и разглядывает покрытую пылью ладонь. Затем трет шершавые кончики пальцев друг о друга.
Он вглядывается в чернильный воздух и не видит почти ничего, кроме очертаний двух домов. Ночи в такой дали от всего на свете не запятнаны светом фонарей, и ни один лучик не проникает из дома Мутов. Ни единого движения. Тишина делает темноту гуще. Единственный звук исходит от далекого леса, который трепещет на ветру.
Блэквуду нужна пыль из собственности колдунов. Боеприпасы для магической битвы, которая уже бушует.
Темперамент завел Тома очень далеко, он чувствует приливную волну, вызванную полнолунием, его страхом и отвращением к тому, что располагается по соседству. Но теперь, в одиночестве среди кромешной тьмы, его внутренности сжимают дурные предчувствия.
«Что-то… там что-то было. В нашей комнате. Кошка?»
Предположение о том, что Муты теперь проникают не только в головы, но и в дом и, возможно, превращаются в жутких персонажей, которых он видел в роще, слишком ужасно, чтобы на нем останавливаться. Хотя мысль о том, что незваный гость может оказаться посущественней маленького животного, становится тем абсурдней, чем дольше Том бодрствует. Окно было открыто, но взобраться на двадцатифутовую высоту по гладкой кирпичной стене, несомненно, за пределами возможностей соседей. И за пределами возможностей тех созданий, в которые они думают, что превращаются.
И все же Том не сомневается, что соседи как-то пробрались в дом. А если их злобное влияние действительно способно простираться так далеко, причем физически, то почему этой ночью жертвой не стал он? Потому что в этот раз целью была малышка Грейси. Муты рассчитывали навредить самым гнусным образом – через ребенка. Эскалация доводит Тома до паники.
Ему остается молиться, чтобы все, пережитое им и Грейси, оказалось лишь «адскими видениями», которые предсказывал Блэквуд. Но разве не у него на глазах двое пожилых людей носились по лесу, как животные, в погоне за добычей? Один, кажется, даже сидел на дереве и наблюдал за происходящим внизу. «Невозможно. Видение? Конечно. Пожалуйста, пусть это будет видение».
Секунду Том верит в одно, но уже в следующую его одолевают сомнения. Мысль о соседях, обладающих сверхъестественными способностями, слишком трудно принять. И все же…
Убедившись, что на таком расстоянии от домов его никто не увидит, а живая изгородь обеспечивает дополнительное укрытие, Том снова обращает внимание на трейлер. Вдыхает старые запахи: ржавчины, мокрого металла, всепроникающую вонь машинного масла.
Он просовывает кончик отвертки между ржавым замком и дверцей из листового металла, и тот проходит насквозь. Используя отвертку как рычаг, Том всем весом наваливается на рукоятку. Раздается холодный металлический щелчок.
И дверца со скрипом приоткрывается.
Том прячет отвертку в карман куртки. Светит фонариком под ноги. Затаив дыхание, осторожно открывает скрипучую дверцу. Переходит из ночной прохлады в новый мрак, наполненный резкими запахами отсыревшей ткани и заплесневелого линолеума. Осторожно тянет дверцу на себя и закрывается внутри трейлера.
Под его весом машина скрипит и сдвигается. Том дергает ногами и, паникуя, начинает чаще дышать. Поворачивается, и его колено на что-то натыкается, раздается глухой стук.
– Черт.
Вскоре луч фонарика освещает блеклый интерьер. Винтажный трейлер, не менявшийся десятилетиями: выгоревшие на солнце ламинированные поверхности, шкафчики и выдвижные ящики. Старая эмалированная плитка. Крохотные, будто игрушечные, раковина и краны. Ярко-оранжевые занавески, натянутые на белые эластичные направляющие, закрывают окна, больше похожие на иллюминаторы, и создают уединение, которое скорее напоминает погребение.
Приветствуя вторжение, из раковины вырывается поток нечистот, а когда Том добирается до клетчатой занавески, отделяющей кухню от того, что должно быть комнатой, вонь сгнившего мусора заставляет его дышать только ртом.
Один рывок, и занавеска с пронзительным звуком пролетает по пластиковым направляющим.
– Твою мать! Черт. Чтоб тебя.
Луч фонарика утыкается в то, что свисает с потолка. Том отступает, рассеянный свет падает ему под ноги.
Бо́льшая часть салона скрыта силуэтом повешенной фигуры. В футе от пола парят обутые в сапоги ноги.
Том снова поднимает фонарик, и пыльные тени отступают от того ужаса, который занимает почти все душное пространство. На фоне оранжево-коричневой обивки широко раскинутые руки фигуры выглядят так, будто ее сначала распяли, а уже потом повесили. Забрызганные краской ботинки высовываются из синих штанин комбинезона. Такой надел бы механик в гараже, чтобы копаться в открытом капоте.
Луч фонарика поднимается выше. Преодолевая отвращение, Том находит в себе силы, чтобы посмотреть на лицо – там, под потолком, где фигура подвешена за шею.
– Боже милостивый.
Если на темной шарообразной голове и было лицо, то его гримаса скрыта пыльной решеткой из согнутых и сплетенных прутьев. Глядя на нее, слишком легко вообразить, что видишь оскаленные зубы и слышишь булькающие звуки, которые когда-то вырывались из пережатого горла.
Возможно, из-за шока, но Тому кажется, что пол уходит у него из-под ног. Словно он на борту маленького суденышка, брошенного в грязном устье какой-то реки, а с переборки свисает капитан.
Белый электрический провод завязан узлом под бесформенным подбородком подвешенной фигуры. Удавка так сдавливает шею, что плетеная голова кренится на сторону. Между испачканной манжетой одного рукава и защитной перчаткой видна сеть сплетенных прутиков, напоминающая тонкие кости, сухожилия и вены запястья, с которого сняли кожу.
Манекен. Человеческий манекен с головой и руками из веток ивы или боярышника. На шее затянутая петля.
«Зачем? – спрашивает Том. – Зачем, зачем, зачем?» Но он знает ответ, и от этого ответа его желудок почти выворачивает наизнанку, точно мешок. Maleficium. Часть заклинания. Умысел и чары. Это не просто чучело в ветхом трейлере. Фигуру создали, чтобы заставить проклятого совершить карикатурно изображенное действие. Вот как его соседи избавились от бывшего владельца дома. Они превратили автомобиль для отдыха в морилку. В ловушку, которой Муты избавляются от «вредителей».
«А ты срубил их чертовы деревья. Этот человек такого не делал. Для тебя они…»
Не желая прикасаться к подвешенной жуткой корзине в человеческий рост, Том обходит ее. Но задевает один ботинок, и фигура начинает раскачиваться, издавая неприятный скрип.
Подавив дрожь, Том проходит мимо плетеного человека в жилую зону, которая задыхается от имитирующих дерево панелей, желтоватых занавесок, клетчатой обивки скамеек, раскладного стола размером с гладильную доску.