Хэ Чжу было девятнадцать. Он происходил из семьи потомственных военных и год назад сдал экзамен на свой первый офицерский чин. Как и подобало китайскому офицеру, Хэ Чжу в совершенстве изучил трактаты Сунь-Цзы, У-цзы и прочее «семикнижие». Еще он лучше всех в форте стрелял из лука.
В отличие от своего командира Юань Люй никогда не слышал о Ли Вей-Гуне. Зато Люй очень хорошо помнил рассказы своего деда, потерявшего два пальца от английской пули на Анунг-хое, и отца, который двадцатью годами позже усердно таскал пули, порох и другое имущество английских солдат. Достопочтенный Люй-старший вернулся домой не только с невиданным доселе в их деревне жалованьем, но и, как поговаривали, с кое-какими приятно позвякивающими безделушками из дворца Юаньминъюань[41].
Из этих рассказов Юань Люй знал, что и прежде у китайцев и маньчжур бывали пушки и ружья и немалое превосходство в числе. Не было лишь одного — умения драться так, как это делают западные варвары, которых оба его почтенных предка чаще именовали дьяволами.
Конечно же, Юань Люй, как и подобало хорошему солдату, верил своему командиру и верил в своих боевых товарищей. Верил он и в свое оружие: старый мушкет, верой и правдой служивший саксонскому гренадеру во времена дедушки Люя, затем отправленный в арсенал по причине перевооружения крохотной саксонской армии более современными винтовками, удачно проданный по случаю в шестьдесят первом некомпетентному агенту Саймона Камерона, пару месяцев бывший источником насмешек над молоденьким солдатиком из Потомакской армии, проданный жуликоватому полуеврею-полуирландцу по цене металлического лома и под покровом ночи сгруженный вместе с пятью сотнями своих собратьев на китайский берег.
А еще Юань Люй твердо верил, что вот-вот начнется нечто ужасное.
Разумеется, он не ошибся.
О начале неприятностей его, как и весь остальной гарнизон форта, известили вопли с башни. Поначалу Юань Люй даже засомневался, способно ли человеческое существо издавать столь жуткие звуки, но сомнения эти почти сразу же развеялись — один из бывших в башне солдат выскочил на парапет и, не прекращая вопить, прыгнул. Башня была не очень высокой, и потому полет новоявленного Икара длился недолго, а затем вопль оборвался глухим чавком.
Затем крики начали раздаваться и в других частях форта. Было темно — накануне комендант приказал не зажигать фонари, дабы затруднить прицеливание артиллеристам кораблей, однако, прислушавшись к выкрикам и звону стали, Люй решил, что атакующих по меньшей мере трое, они вооружены чем-то вроде мечей... и они — дьяволы. Очень быстрые и безжалостные дьяволы, действующие на манер попавшей в курятник лисы.
Таких дьяволов, как знал Юань Люй, положено убивать серебряными пулями. К сожалению, он также преотлично знал, что отпущенные для этой цели ляны серебра командовавший укреплениями достопочтенный генерал Ри Сяо Син попросту присвоил, заявив, что для защиты от западной нечисти с лихвой хватит священных свитков и амулетов, а серебро простые солдаты наверняка пропьют задолго до боя.
Солдаты же — особенно из числа ветеранов — имели на этот счет свое собственное мнение, и потому редко кто из них не хранил за подкладкой куртки пары-тройки серебряных пуль. Юань Люй к числу ветеранов не относился, серебряная пуля у него была всего одна — именно ее он сейчас и пытался зарядить в мушкет, стуча при этом зубами едва ли не громче, чем шомполом.
Огромная черная тень возникла в нескольких шагах от него почти беззвучно — впрочем, даже топай ночной дьявол наподобие слона, крик Хэ Чжу все равно наверняка перекрыл бы любые прочие звуки. Бросившийся наперерез черной фигуре Чжу орал столь же отчаянно, сколь размахивал мечом, — и будь перед ним тренировочный мешок, он, без всякого сомнения, вмиг оказался бы иссечен на груду лоскутков.
К несчастью для юного командира, перед ним был далеко не набитый соломой тюфяк. Черная тень небрежно взмахнула правой верхней конечностью, заканчивающейся чем-то длинным и тускло блестящим, меч Хэ Чжу жалобно тренькнул, ломаясь, а затем тяжелый кавалерийский палаш, — когда-то предназначавшийся для великана из Королевских Глочестерширских гусар, — продолжая движение, разрубил и самого Хэ Чжу наискось, от левого плеча до правой подмышки.
Хэ Чжу умер, так и не узнав, что его безумная атака не была напрасной — она подарила Юань Люю несколько лишних мгновений, которых солдату хватило ровно на то, чтобы, вскинув мушкет, навести ствол на темный силуэт впереди, зажмуриться и спустить курок.
Грохот собственного выстрела показался Юань Люю неправдоподобно оглушительным, а полученный толчок прикладом в плечо — крайне болезненным. Причиной тому — о чем Юань Люй так и не узнал — был излишний порох, которого китаец, волнуясь, засыпал почти вдвое больше положенного на выстрел.
Темный силуэт с глухим «хэ-э-эх» отлетел на дюжину шагов и упал. К нему с визгом, штыками (у кого они были), пиками (у тех, кому не достались штыки) и факелом бросилось чуть меньше десятка солдат. Юань Люй немного приотстал — плечо ужасно ныло, да и вообще... и услышал свист.
Недолгий свист — и еще более отрывистый глухой удар, когда прилетавшие из темноты откуда-то сверху непривычно короткие, похожие на колья, стрелы вонзались в землю или, что происходило чаще, в человеческие тела. Солдаты бросились врассыпную, окрыленный же своим успехом Юань Люй начал вскидывать мушкет, напрочь забыв о том, что не успел перезарядить его, и в этот миг из темноты навстречу ему вылетел стрело-кол, которого Люй так и не услышал. Стрело-кол, — правильнее было бы называть его самострельным болтом — угодил ему точнехонько в переносицу и на добрых три дюйма вышел из затылочной кости.
— Ты как?
— Агр-р-рх, в порядке, — для существа, только что «принявшего на грудь» мушкетную пулю в упор, такая оценка, на мой взгляд, отдавала излишним оптимизмом. — Жить буду.
— Уверен?
— Уверен, агр-р-рх. На мне, — Тигран выразительно поскреб когтями по нагруднику, — мифриловая броня.
— Так ты не ранен?
— Броня не пустила пулю, агр-р-рх, но пинок был — как мамонт лягнул!
— Ясно.
Помню, в соседней роте был один паренек — низкорослый и кудрявый, словно хоббит, — который также таскал под мундиром неведомо как доставшуюся его семейству мифрильную кольчужку. В одной из рукопашных паренька угораздило получить в пузо удар штыком от тролля. Штык, разумеется, сломался, однако радости обладателю кольчужки это не добавило — паренек вручил Богу душу двумя часами позже в госпитале, где полковой клерик кое-как зарастил разорванную печень и прочую требуху, но ничего не сумел поделать с начавшимся перитонитом.
— Дышать-то хоть можешь?
— Тр-рудно.
— Значит, ребро. И, скорее всего, не одно. Черт-черт-черт, как же я буду волочь эту тушу?
— Я встану... сейчас.
— Думаю, вам сейчас все же лучше будет немного полежать.
Резко обернувшись, я едва не напоролся на штык, вернее, сразу на четыре штыка. Штыки были прикручены к винтовкам, которые Рысьев прижимал к правому боку, в левой же руке он держал полдюжины патронташей.
— Лучшее из того, что побросали наши желтолицые друзья, — весело сказал он. — И поскольку гномы и мисс Тамм будут целиком поглощены пушкой на башне, а капитан Бакгхорн, ее младшая компаньонка и твоя супруга вместе со своей новообретенной...
— Николай!
— ...ничуть не менее сильно заняты поисками того, за чем мы сюда явились, — невозмутимо продолжил вампир, — то есть тайника монахов...
— Граф!
— ...я подумал, что хотя бы нам с тобой стоит подняться на стены и попытаться убедить господ из приближающихся к форту штурмовых колонн, что им стоит немного подождать.
— Агр-р-рх, я с вами!
— Лежать! — рявкнул граф. — Я сказал!
Похоже, там, в своем мире, Тигран и вправду был хорошим легионером — услыхав командный рык вампира, он, лежа, вытянулся по стойке «смирно», преданно буравя Рысьева двумя круглыми желтыми фонариками.
— Ффад мзарги!
Полукровка вполне понимал и разделял чувства Викки — ужасное состояние, в которое китайские артиллеристы успели привести сравнительно новую крупповскую пушку, способно было вызвать припадок, то есть, мысленно поправил сам себя Уин, приступ гнева и ярости у любого гнома. Этим китайцам еще повезло, подумал Малыш, переваливая за парапет очередное тело, что им пришлось иметь дело всего лишь с Рысьевым — от Викки они бы так легко не отделались.
— Начнем с пехоты или с кораблей?
— Ни с тех, ни с других, — отозвался Малыш, решив не заострять внимание на том факте, что мисс Тамм вообще-то не входила в число новобранцев от артиллерии: двое гномов и без того превосходно заменяли полторы дюжины китайцев.
— Не поняла...
— Мы начнем, — сказал он, — с мостика через первый ров.
— А почему бы..
Окончание фразы Роники растворилось в грохочущем реве орудия.
Всего Рысьев, как я уже сказал, насобирал четыре винтовки: два «маузера», одну — Бердана и еще одну какую-то прежде мной не виданную... австрийскую, как он сказал. Особого различия между ними, в общем-то, не было, все четыре — однозарядки с продольно-скользящим затвором. Видимо, оружейный прогресс в лице скобы Генри до Китая пока не добрался.
Любезность Николая — со свежеотобедавшим вампиром вообще на редкость приятно иметь дело! — дошла даже до того, что он предоставил мне право выбора. После недолгих колебаний я решил остановиться на «маузерах» — во-первых, мне уже как-то доводилось из них стрелять, а во-вторых, что более важно, имея на руках две одинаковые винтовки, не придется каждый раз на ощупь определять, для которой из них предназначен вытянутый из сумки патрон.
— Крис?
— Что?
— У тебя имеются какие-либо предпочтения по части... э-э, национальной принадлежности целей?