[466]. Для традиционной русской культуры этот жест-апотропей не характерен, сельские жители, по крайней мере на Урале (по моим наблюдениям) и Русском Севере (по сообщению А. Б. Мороза), его не знают и не применяют, но в городе он распространен очень широко, часто в сопровождении фразы-пояснения: Чтобы не сглазить. Так, например, профессор университета в перерыве заседания диссертационного совета сказала, что строители, которых она мне рекомендовала, хорошо сделают ремонт. И постучала по стулу со словами: Чтобы не сглазить[467].
Если человек, неосторожно сказавший что-либо о себе или своих планах, не прибегает к жестам-оберегам, ему могут сказать: Постучи по дереву или Сплюнь — и уже сама эта фраза выполняет апотропеическую функцию: устраняет беспокойство, вызванное «лишними словами» (в данном случае это скорее беспокойство советчика, а сам совет, конечно, относится к средствам демонстрации отсутствия зависти, хотя это и не всегда осознается, поскольку на поверхности лежит иной мотив — желание добра собеседнику).
Вера в сглаз, сохраняясь в фоновом знании современных горожан, обостряется в потенциально опасных ситуациях, во время личных и коллективных кризисов, и выражает чувства тревоги и неуверенности, другими словами, говорит об этих чувствах на мифологическом языке. Примеры такого языка в изобилии демонстрируют не только личные нарративы, но и средства массовой информации. Например, в одной из московских газет была опубликована заметка под названием Сглазили о проигрыше российской сборной по футболу в полуфинале чемпионата Европы 2008 г.:
После убедительной победы над Голландией российские СМИ были переполнены сверхбодрыми заголовками, кричащими о неминуемой победе над Испанией и о том, что «золото» тоже будет наше. А сборная взяла и проиграла. Может, сглазили? <…> По всему миру у нас были завистники, они желали зла и посылали проклятия нашим футболистам, вот и сглазили[468].
Студентка-заочница одного из московских вузов рассказала мне, что, когда она училась на курсах по подготовке страховых агентов, их наставляли во время беседы с потенциальными клиентами три раза плевать через плечо или стучать по дереву при упоминании страховых ситуаций. Это ее очень удивило, но еще больше изумило то, что, когда она применяла данный прием во время своей работы, клиенты хорошо на него реагировали[469].
Этот пример интересен в нескольких отношениях. Во-первых, жест-оберег используется нестандартно — при упоминании ситуаций, которых хотят избежать (А вдруг авария…). В традиционной культуре для подобных случаев есть иные формулы (например: Не дай Бог), тогда как плюют через плечо в ситуациях противоположных — упоминая планы на будущее, выражая радужные надежды и т. п. Во-вторых, этот пример показывает, что в современном городе люди опасаются неосторожного слова, которым можно не столько изурочить, сколько, шире, накликать беду. Данное концептуальное смещение говорит о частичном размывании традиционной модели, по которой вера в сглаз символизировала негативные социальные чувства. Место угрозы, исходящей от злых и завистливых людей, соседей и свойственников, заняла безличная опасность, источник которой аморфен и неясен — это, безусловно, символ анонимной городской толпы. Ср.:
Я провела небольшой обряд и потом такой энергетический удар получила, когда в машине ехала!
Соб.: А от кого это пошло?
Понятия не имею, откуда-то сверху[470].
Если в деревне отказ назвать источник порчи, мотивируемый незнанием, может быть следствием религиозных убеждений информанта или риторическим приемом, призванным смягчить нежелание впустить исследователя в пространство межличностных отношений (а также, возможно, в интимную зону личной истории), то в городе масштабы и анонимность социальной среды делают задачу установления источника негатива еще более сложной и нерешаемой, следовательно, вообще снимают эту задачу (по крайней мере, в тех случаях, когда речь не идет о небольшом замкнутом коллективе — семье, коммунальной квартире, офисе). Личный, персонифицированный («деревенский») коллектив в городе не исчезает (хотя и он сам, и его роль существенно уменьшаются), но при этом дополняется социальной средой совершенно иного масштаба, что не может не влиять на мифологические представления. Не только появляются новые персонажи и мотивы[471], но и сама структура воображаемого пространства, и его связи с эмпирической реальностью становятся принципиально иными. Возможно, массовость и анонимность социальной среды — один из источников новых мифологических мотивов, когда в рассказах о колдовстве (учитывая современную терминологию, лучше сказать — о негативном магическом воздействии) появляются некие они, безличные силы, которые оказываются источником негатива и могут надавать по шее (довольно устойчивое выражение в современном магическом дискурсе) за те или иные поступки[472].
Еще одна особенность колдовского дискурса в городе — его дисперсность. Индивид может быть включен одновременно в разные социальные контексты, часто не пересекающиеся. В каждом из них у него может сформироваться особое реноме; иногда репутации («социальные лица») одного человека весьма различаются. Такая ситуация возможна и в сельской среде, но в исключительных обстоятельствах. Например, Н. Костров описывает случай, произошедший в 1842 г. в Томской губернии. Сельское общество д. Усть-Тандовай обратилось в волостное правление с обвинением крестьянки Лукерьи Малышевой в том, что она портит женщин и девок, и просьбой о переселении ее в другое место. Следствие, хотя ему и представили трех женщин, страдающих икотой, и рассказали еще о двух, умерших от этой порчи, все же не обнаружило доказательств вины обвиняемой; она сама также ни в чем не созналась. Однако поскольку
все общество единогласно ходатайствовало избавить его от нее, то следователь распорядился тогда же переселить Малышеву в другую деревню. Через десять лет следствие вернулось к этому делу и выяснилось, что сельское общество д. Усть-Тандовай показало, что с переселением Лукерьи Малышевой в другое место порча девок и баб в деревне их прекратилась; а крестьяне нового места жительства Малышевой отозвались, что она живет хорошо и ни в чем дурном не замечена [Костров 1876: 95–96].
Устойчивую преемственность с традиционной моделью сохраняет перечень ситуаций, которые в городской культуре осмысляются в рамках колдовского дискурса, хотя нельзя не заметить, что этот перечень значительно сократился. Так, в Верхокамье колдунам приписывают следующие вредоносные действия: болезни людей и животных, плохой урожай, неудача в приготовлении пищи, напускание насекомых, остановка транспортного средства, разрушение семьи (приворот/отворот), кража дороги. В городской среде отчетливо выделяются три типа ситуаций: неудачи в работе, проблемы в семейной и личной жизни, неизлечимые болезни [Матюшкина 2004:7–11]. Анализ рекламы оккультных услуг дает такой же перечень. Для примера рассмотрю одну из московских газет[473]. В разделе «Оккультные услуги» опубликовано 21 объявление, в них предлагаются (в скобках указано количество предложений, в одном объявлении их может быть несколько): Возврат мужа/любимого (приворот/отворот) (15); Гадание, ясновидение (6); Снятие порчи, сглаза, устранение негативного воздействия на здоровье (4); Успех в бизнесе (3); Снятие невезения (1); Снятие венца безбрачия (1); Снятие родового проклятия (1); Снятие креста одиночества (1); Абсолютная кармическая защита (1); Заговор от пьянства (1); услуги не уточнены (Колдовство в совершенстве; Эксклюзивные методы магии; Оплата по результату) (3).
Обращает на себя внимание, что наибольшее количество предложений касается проблем в семейной жизни, причем проблем именно женских. В ходе данного исследования я регулярно просматривала рекламу подобного рода услуг и очень редко встречала предложение вернуть жену (отмечу, правда, что с марта 2008 г. стало появляться такое предложение: Решу проблемы в однополых отношениях). С 2007 г. количество предложений вернуть мужа даже увеличилось и, по данным на март 2008 г., составляло уже не 71 %, как в апреле 2006 г., а 86 %. В той же московской газете за март 2008 г. раздел «Магия» содержит 22 объявления, из них в 11 содержится единственное предложение вернуть мужа/любимого, еще в 8 это предложение соседствует с другими, наиболее типичные из которых:
Магия бизнеса: открытие денежных потоков, охранная грамота, индивидуальные талисманы и Очищение порчи, сглаза и вреда, причиненного колдовством.
Из трех оставшихся объявлений в двух предлагается только гадание, еще в одном услуги не уточняются, текст буквально следующий:
Работа эксклюзивными методами магии, гарантирующими 100 % результат за 1 день[474].
Некоторые характерные примеры объявлений из данного номера:
100 % абсолютная магия! Наследница старинного рода алтайских целителей. За 1 час верну мужа в семью. Уникальный обряд «Кольцо рабства» даст полную и безграничную власть над любимым человеком, вернет душу и тело Вам, привяжет на сексуальном уровне. Отворот «Колдовская месть» — безумная любовь мужа превратится в ненависть к сопернице. Ваше разрушенное счастье отольется ей горькими слезами и страданиями. Защита «Черного креста» закрепит результат на всю жизнь. Обряды снять невозможно. Расклад на картах Таро включен в консультацию. Официальная практи