— На, владей, от сердца отрываю.
Я взяла пистолет, быстро выщелкнула обойму. Маслянисто блестевший верхний патрон был на своём месте. Уверенно загнала магазин обратно и опустила оружие в карман халата.
— Спасибо. Хорошая машинка.
— Да не за что, — кисло отозвался Рудович и, снова поколебавшись несколько секунд, протянул мне запасную обойму:
— Возьми. Очень надеюсь, что не пригодится. Но, на всякий случай, пусть будет. И мне так спокойней.
Старое и давно заброшенное кладбище встретило нас хмуро. Утренний молочно-белый туман густо стелился по земле, окутывая покосившиеся кресты и ржавые ограды своим покрывалом. Могилы в большинстве своём почти сравнялись с землёй и среди буйства высокой травы да разросшегося дикого кустарника угадывались только по торчащим местами памятникам и прочно вросшим в землю могильным плитам. На многих ещё сохранились полустёртые надписи и фамильные гербы, проступающие сквозь лишайники затейливыми барельефами, местами покрывающие саркофаги из белого камня, покрытого темным налётом времени. Пробираясь по влажной от утренней росы высокой траве едва видной тропинкой, мы миновали несколько когда-то очень давно основательно построенных, а теперь полуразрушенных и покосившихся старинных кирпичных склепов, густо увитых диким плющом, среди листвы которого виднелись обвалившиеся конусообразные крыши. Тропинка вскоре заметно пошла под уклон, и мы стали спускаться в овраг. Здесь могилы, судя по истлевшим замшелым крестам, в большинстве своём давно упавших и теперь лежащих в густой траве, были значительно беднее. Оград вообще не было видно. То ли их растащили на металлолом местные жители, то ли они были деревянные и полностью истлели. Вскоре тропа опять стала подниматься и, миновав целую аллею столетних, в два обхвата, могучих лип, мы подошли к большому кирпичному склепу. Скорее это монументальное сооружение, построенное из местами поросшего мхом красного кирпича, сильно выщербленного, будто по нему стреляли из пулемёта, правильнее было бы назвать часовней. Высокий вход, оформленный в виде арки из белого позеленевшего от времени мрамора, смотрелся очень богато, несмотря на истёртые широкие ступени, ведущие внутрь.
Мы только на секунду задержались перед входом. Рудович решительно сорвал белую бумажную полоску с расплывшейся от сырости синей печатью «Сьледчае ўпраўленьне Беларусі» и потянул за прикреплённое к высокой кованной двери большое бронзовое кольцо, подёрнутое благородной зеленоватой патиной. Сильно поржавевшая по всему периметру дверь со скрежетом открылась, и мы вошли в холодный мрак склепа. Рудович включил фонарь и обвёл им помещение по кругу. Белый свет узкой полосой пробежался по стенам, покрытым великолепными фресками, посвящёнными библейским сюжетам. Покрытый квадратной терракотовой плиткой пол с зеленоватой поливой местами потрескался, а прямо перед нами возвышался огромный саркофаг из белого камня, на боковой стороне которого неплохо сохранилась целая гирлянда родовых гербов и длинные, выбитые на камне фразы, насколько я смогла бегло разглядеть — на латыни. Массивная крышка каменного гроба была немного сдвинута в сторону, и через узкую щель была видна пугающая темнота домовины.
Рудович, не останавливаясь, быстро обогнул саркофаг и, пройдя в правый дальний угол склепа, осветил кирпичную стену. Я сразу увидела узкий пролом в стене и поняла, что склеп стоит не на возвышенности, как поначалу кажется, когда находишься снаружи, а пристроен одной, задней стеной к крутому склону оврага. Через узкий пролом свет фонарика выхватил часть подземного хода, и я вслед за Рудовичем шагнула в неизвестность.
В первые секунды у меня учащённо забилось сердце. Я сразу вспомнила нашу пограничную заставу и подземелье в замке рыцаря мальтийского ордена Хродвальд[1]. Невысокие кирпичные стены в человеческий рост переходили наверху в сводчатый потолок, сложенный из того же красного с белым налётом сырого кирпича. Под ногами сразу зашуршал мокрый тёмный песок. Мы прошли метров десять, и ход повернул направо. Пройдя ещё немного, Рудович внезапно остановился, и я от неожиданности чуть не налетела на него.
— Вот тут всё и произошло, — повернулся ко мне Гриша и посветил фонариком себе под ноги. Я сразу увидела начерченные на сыром песке судмедэкспертами фигуры, точно повторяющие контуры ещё недавно лежащих здесь покойников.
— Вот тут нашли тело начальника охраны твоей подруги, — Рудович высветил контур у стены, — пистолет лежал примерно тут, а вот здесь обнаружили водителя и Базиля. Все выстрелы были произведены вон в том направлении, — луч фонаря пробежал по стенам и затерялся в темноте длинного тёмного хода прямо перед нами. — Кстати, отсюда видна куча битого стекла. Ну я тебе говорил про разбитое зеркало, — и махнул рукой в темноту.
— Подожди, — я взяла из рук Рудовича фонарик, — Смотри. Вот здесь лежал труп начальника Томкиной охраны, — я посветила себе под ноги, — а стрелял он вон туда, — я направила луч света в глубину тоннеля и тут же метрах в десяти от нас что-то блеснуло. — Где вы обнаружили пули?
— Аккурат метров пятьдесят отсюда, — и Рудович показал рукой на кучу битого стекла.
— То есть получается, что Жорик стрелял в зеркало?
— Да нет же, — рассердился Рудович, — я же говорил: зеркалу этому сто лет в обед. Хочешь — сама посмотри. Жорик ваш стрелял скорее всего на звук. Ладно. Иди сюда. Здесь лучше посмотри. Вот тут посвети… — свет фонаря мазнул по песку чуть левее и остановился, — странно… — Рудович резко присел на корточки. — На этом самом месте была полустёртая надпись «колье Барбары», — он оглянулся на меня и, не вставая, провёл рукой по чистому песку.
Я подошла ближе, но на поверхности никакой надписи не было.
— Ну, что скажешь? — вопрос Рудовича прозвучал глухо, как из преисподней.
— Скажу, что мне что-то не по себе, — тихо проговорила севшим голосом я, сама удивившись, насколько он изменился.
— Да уж. Согласись, жуткое местечко?
Рудович не успел договорить, как я почувствовала лёгкое дуновение ветерка, похожего на лёгкий сквозняк. Я обернулась. Мысль о том, что нас могут запросто закрыть в этом склепе, кинула меня в жар.
— Смотри! — вдруг рявкнул за моей спиной Рудович, и я чуть не подпрыгнула на месте от неожиданности.
Я резко повернулась и увидела своего друга, который огромными прыжками уже удалялся от меня в глубину хода. Я ринулась следом. Рудович бежал, как лось, и его тяжёлые шаги, слегка приглушенные песком, все равно громким эхом звучали в подземелье. Впереди я видела только его тёмный силуэт, призрачно подсвеченный спереди прыгающим лучом фонарика. Куда помчался Рудович, мне было решительно непонятно. Но я, не задавая себе лишних вопросов, ринулась следом. Неясное, но с каждой минутой нарастающее чувство опасности, ощущаемое скорее на уровне подсознания, заставило меня на ходу вытащить пистолет. Внезапно ход сделал резкий поворот, Рудович не вписался в него, задел плечом стену, споткнулся и кубарем полетел на песок. Таким образом, часть пространства подземного хода стала видна и мне. То, что я увидела впереди, заставило меня тут же замереть на месте. В призрачном пляшущем луче фонаря я ясно увидела тёмную человеческую фигуру, которая стремительно удалялась от нас. Это видение продолжалось недолго и через несколько секунд исчезло далеко впереди, в темноте хода.
— Что это было? — хрипло спросила я поднявшегося Рудовича.
— Шварц фрау, — ответил тот, пытаясь восстановить сбившееся дыхание и отряхиваясь.
— Кто? — не поняла я.
— Чёрная панна Барбара Радзивилл. Так её называли нацисты. В период оккупации немцы тоже пытались найти сокровища Радзивиллов и спускали в эти подземелья целые зондеркоманды. Так вот очень часто те встречали призрак Барбары и, едва завидя её, в панике бросали оружие и разбегались.
— Что-то я не заметила, что этот призрак очень страшный, — пробормотала я, потирая ушибленное об Рудовича колено.
— Ну, не знаю, — пожал он плечами. — Так рассказывают. А как было на самом деле, теперь уж не скажет никто.
— Почему же никто? — возразила я. — Я могу тебе рассказать, как всё было на самом деле.
— И как же? — ехидно спросил Рудович.
— Дай-ка мне на минуту фонарик, а сам подожди здесь, — попросила я и протянула руку.
— Держи. Только не уходи далеко. А то потеряешься.
— А я далеко и не пойду, — с этими словами я обошла стоящего столбом Рудовича и пошла вперёд, внимательно изучая поверхность песка. Несколько раз я приседала на корточки и, удовлетворённо хмыкнув, продолжала осмотр. Пройдя метров сто, я обернулась назад и позвала:
— Рудович! Подойди-ка ко мне.
Когда мой друг подошёл, я снова присела и направила узкий луч фонаря на песок. На поверхности отчётливо виднелась цепочка человеческих следов.
— Ну и что ты на это скажешь? — спросила я своего друга. — Насколько я знаю, призраки следов на земле не оставляют, — усмехнулась я. — Но в одном я с тобой полностью согласна, след скорее всего женский. Примерно 37 размера. Или детский. Но, что самое главное, свежий.
— Черт его знает, кто здесь шляется. Кладку в склепе тоже не призраки разобрали. Ладно. Возвращаемся?
— Нет, Рудович, не возвращаемся, а идём дальше. Я испытываю жгучее желание изловить шутника и поговорить с ним по душам, — потёрла я руки. — Прямо чешутся.
— Как скажешь, — без особого энтузиазма согласился мой друг, — только поймать здесь кого бы то ни было весьма и весьма проблематично. Кругом уйма ответвлений. Если, конечно, столкнёшься нос к носу, тогда — да. А так… — махнул он рукой и замолчал.
— Ладно, пошли уж, философ.
Мы упорно шли по следам, уже полчаса. По пути тщательно освещали все боковые проходы, но от следов ни вправо, ни влево не отклонялись. Мы двигались осторожно и перед каждым поворотом останавливались на несколько секунд, выключали фонарь и, только убедившись, что впереди не видно отблесков света, продолжали движение. Нами руководила железная логика, что если следы оставил живой человек из крови и плоти, то он обязательно должен иметь при себе источник света. Без него шастать по этому подземелью было просто невозможно.