Тусклый блик света мы увидели в одном из боковых ответвлений хода. Жёлтый огонёк мерцал метрах в пятидесяти от нас, бросая на стены призрачные длинные тени. Странно, но было очень похоже, что наш призрак путешествовал по подземелью с обыкновенной восковой свечой. Мы замерли на мгновение и, не включая фонарей, бросились вперёд. Сбить с ног и прижать к песку тёмную фигуру, коротко вскрикнувшую от неожиданности и выронившую свечу, было делом одной секунды. Пока я, сидя на спине захваченного врасплох призрака, сдувала со своего лица растрёпанные в схватке волосы, Рудович, наконец, догадался включить фонарь. Я сразу же поняла, что сижу верхом на подростке. Тотчас ослабив хватку, я перевернула несчастного на спину. На нас с Рудовичем широко раскрытыми от ужаса глазами смотрел подросток лет пятнадцати.
— Вы кто? — заикаясь от страха, спросило дитя.
Заметив, что Рудович собирается достать и продемонстрировать и так перепуганному ребёнку удостоверение сотрудника КГБ, которое, как известно, вселяет прямо суеверный ужас в любого, даже взрослого и вполне добропорядочного гражданина, я не без оснований считающая себя знатоком детской психологии, мягко оттеснила его в сторону и, проигнорировав заданный отроком вопрос, ласково спросила:
— Как тебя зовут?
Пацан, видимо убедившись, что мы не призраки, а вполне даже живые люди из крови и плоти, пролепетал:
— Гриша…
— Ого. Да вы, оказывается тёзки, — кивнула я на своего друга, угрюмой горой нависшего над несчастным ребёнком, — а скажи-ка нам, Григорий, что ты здесь делаешь?
Однако подросток, по-видимому, уже окончательно пришёл в себя и, едва оклемавшись, сразу начал дерзить, по малолетству недооценивая всю серьёзность своего положения:
— А вы, сами-то, чего здесь шастаете? Да ещё и людей пугаете?
Я решила не отвечать на откровенное неуважение к старшим и, поняв, что нам попался на редкость трудный и непонятливый ребёнок, сделала приглашающий жест Рудовичу. Тот, не мешкая, схватил отрока за шиворот и, хорошенько встряхнув, прорычал:
— Содержимое карманов к осмотру! Быстро!
Однако маленький наглец оказался тоже не из робкого десятка и срывающимся на визг голосом заверещал:
— А по какому праву? У меня отец генерал МГБ! Кирилов. Его все знают!
— Тебе вместо того чтобы по подземельям шастать, надо было лучше историю учить, — с сожалением посмотрела я на нерадивого школьника, — тогда бы ты мальчик, знал, что такой организации, как МГБ СССР, уже давно не существует.
Не в силах больше сдерживать себя, мой напарник выудил из кармана служебное удостоверение и, сунув его прямо изумлённо застывшему после моих слов подростку под нос, рявкнул так, что даже у меня побежали мурашки по всему телу:
— Комитет Государственной безопасности Республики Беларусь! Полковник Воротынцев. Вы задержаны до выяснения.
Почему Рудович назвался каким-то Воротынцевым и до какого выяснения задержан наглый подросток, лично я не поняла. Но судя по побледневшему, как полотно, лицу ребёнка, Рудович дело своё знал туго.
— Ну? — опять встряхнул он несчастного за воротник. — кому сказано? Выворачивай карманы!
Громко всхлипывая Гриша стал вытаскивать из карманов содержимое. Оно было небогато: пара коробков спичек, помятая пачка дешёвых папирос «Друг», несколько мелких купюр… советскими рублями, бывшими в ходу ещё до реформы 1961 года.
— А это у тебя откуда? Где нашёл? — показывая на старые деньги, строго спросила я.
— Мамка дала, — заикаясь, пролепетал малец и неожиданно спросил:
— Тётенька, а вы немецкие шпионы?
Я удивлённо взглянула на ребёнка, который в свою очередь во все глаза смотрел на мой камуфлированный костюм. — Неужели он никогда такой не видел? — мелькнула мысль. Но я решительно отмела её и рявкнула, уподобляясь Рудовичу:
— Нет, конечно! И хватит нам голову морочить!
Когда все имущество пойманного отрока оказалось сложено в кучу на песке, я наклонилась и добавила туда же упавшую при задержании и потухшую стеариновую свечку.
Я смотрела на подростка, и что-то не давало мне покоя. Ведь зачем-то парень зашёл так далеко в подземелье. Причём, в одиночку и с одной свечкой. Точно! Осенило меня. Свеча. Вот в чём дело! Она почти сгорела, а другой у него при себе не было. Спрашивается, как он собирался выбираться отсюда без света?
— Ну-ка, дай мне фонарик, — попросила я Рудовича.
Взяв источник света в руки, я медленно обвела все пространство вокруг и узкий, как клинок, луч фонаря сразу наткнулся на брезентовый вещмешок военного образца, валявшийся в стороне под стеной. Судя по форме, сидор был набит чем-то под завязку.
— Это не моё! — сразу ощетинился подросток.
— Посмотрим, что тут у нас, — проговорила я, склоняясь над мешком. Приподняла одной рукой. Получилось с трудом.
— Тяжёлый, зараза, — констатировала я и, присев на корточки, развязала лямки на горловине и распустила узел шнурка. — Что у нас здесь есть интересного?
Содержимое найденного нами вещмешка не шло ни в какое сравнение с содержимым карманов ребёнка: три буханки чёрного и два батона белого хлеба, огромный шмат солёного сала, пара среднего размера луковиц. Чем дальше я выуживала из мешка содержимое, тем яснее становилось то, что парень шёл не просто так, а направлялся в какое-то определённое место, причём с чёткой, но пока неизвестной нам целью.
— Ну, и куда мы все это тащим? А точнее, для кого? — окончательно разъярился мой друг и, схватив пацанёнка за шиворот, снова сильно встряхнул.
— Там, — только и смог махнуть дрожащей рукой подросток, находящийся на грани нервного срыва.
Тогда Рудович опустил его на землю и голосом, не терпящим возражений, приказал:
— Бери свечу и веди, Сусанин. Но помни, если что…, — и, отведя полу пиджака, продемонстрировал оперативную кобуру.
Подросток обречённо кивнул и, подобрав рюкзак, медленно поплёлся вглубь подземелья, освещая себе путь неверным светом свечи. Вскоре мы с удивлением услышали пение. Детские голоса довольно громко звучали где-то впереди. Я прислушалась. Ну, конечно, это же всем нам с самого детства известная пионерская песня «Взвейтесь кострами синие ночи»! Написанная Александром Алексеевичем Жаровым ещё в 1922 году! Зная, что в Белоруссии сохранили пионерскую организацию и она довольно популярна среди школьников Республики, я не особо удивилась. Чем дальше мы шли, тем громче звучала песня. Наш же пленник с каждым шагом двигался всё медленней, и Рудовичу пришлось подтолкнуть его вперёд со словами:
— Смелей, молодёжь!
Через несколько метров мы, наконец, увидели большую пещеру, на стенах и сводах которой плясали причудливые тени, а прямо в центре горел, выбрасывая вверх целые снопы искр, настоящий пионерский костёр. Конвоируемый нами подросток остановился, поднял на нас мученический взгляд и, тяжело вздохнув, сделал несколько неуверенных шагов вперёд. Как оказалось, вокруг костра сидели человек восемь-десять. Все они на первый взгляд были ровесниками Гриши. При нашем появлении они проворно повскакивали со своих мест и в панике заметались по пещере.
— Всем оставаться на своих местах! — командирским голосом гаркнул Рудович, и тёмные фигуры застыли каменными изваяниями.
Я облегчённо вздохнула: слава богу — не придётся гоняться за молодёжью по всем пещерам! И сразу вышла к костру:
— Меня зовут Наташа, — обратилась я к молодому поколению, — мы не причиним вам никакого вреда. Давайте, присаживайтесь обратно к костру, и будем знакомиться.
Подростки, озираясь то друг на друга, то на меня и опасливо косясь в сторону Рудовича, откидывающего огромную тень на каменный свод, стали осторожно выходить к свету костра. Когда все расселись по своим местам, я сделала приглашающий жест Рудовичу и сама присела между подростками. Однако капитан к костру не пошёл, а остался стоять, где стоял — у входа в пещеру. Таким образом, он, вероятно, надеялся на корню пресечь все попытки подростков выскочить на волю и удрать от нас, затерявшись в хитросплетениях подземного хода.
— Пацаны, я не виноват, — услышала я тихий голос нашего провожатого, — у них пистолет.
— Спокойно, Григорий, — решила я реабилитировать подростка перед товарищами, — у вашего друга не было другого выхода. Тем более, мы и без него прекрасно знали, где вас найти, — слукавила я. Но вам ничего не угрожает. Поэтому не бойтесь, и давайте знакомиться. Я, как вы уже знаете, Наташа. А как тебя зовут? — Обратилась я к сидящему рядом полненькому белобрысому пареньку в белой рубашке с короткими рукавами и небрежно повязанном красном пионерском галстуке.
— Никола, — выдавил он из себя.
Только скользнув взглядом дальше, я с удивлением обнаружила, что среди подростков сидят три девчонки. Я ободряюще подмигнула одной, сидящей напротив. Эта симпатичная светленькая девочка лет пятнадцати, с длинными распущенными волосами, аккуратно убранными спереди под простой матерчатый ободок с розовым бантиком в форме бабочки сбоку, мне сразу показалась такой домашней, что, повстречав её в таком странном месте, впору было всерьёз задуматься: а не мерещится ли мне здесь этот ребёнок. Всё в ней говорило о хорошем воспитании, аккуратности и чистоплотности. И этот ослепительно белый в мелкий жёлтый горошек сарафанчик, идеально отглаженный и чудом державшийся на тоненьких бретельках. И также аккуратно повязанный красный галстук. И белые носочки. Чистенькие тонкие ножки обуты в светлые туфельки. Девчушка очень мило и застенчиво улыбнулась мне в ответ и неожиданно бойко стала знакомить меня со своими друзьями, некоторые из которых все ещё продолжали исподлобья, очень недружелюбно и настороженно поглядывать в мою сторону.
— Ну, теперь, когда мы, наконец, познакомились, может вы мне поведаете, что делают столь милые несовершеннолетние дети в таком мрачном и, прямо скажем, опасном месте? — как можно дружелюбнее поинтересовалась я. — Молчите? Ну тогда, может я сама догадаюсь? Сокровища Радзивиллов ищете? Ведь так?
По тому, как сразу смутились дети, было видно, что я угадала.