не собираешься рассказывать кому-нибудь, что с нами здесь случилось? Имей в виду — тебе всё равно никто не поверит. А вот комиссуют точно. Скажешь просто, что поступила информация, требующая проверки. Сам выехал, сам проверил, сам нашёл неизвестные останки и всё. Причём, заметь, в свой законный выходной. И никаких лишних вопросов к тебе тогда не будет. А вот у меня потом к тебе обязательно будут вопросы и много. Обещай, что после того, как эксперты сделают заключение о причине смерти этих несчастных детей, ты сразу же сообщишь результаты мне. Даже если твоё начальство запретит это делать категорически. Обещаешь?
— Обещаю, — неуверенно промямлил вновь обрётший дар речи Рудович. — Пошли отсюда, — сказал и быстро вышел из пещеры.
Я на секунду задержалась внутри. Закрыла глаза и перекрестилась. И тут у меня за спиной совершенно неожиданно сухо треснул выстрел. — Наган! — автоматом пронеслось в голове, и я уже рванула наружу, туда, где уже отчётливо слышался громкий треск пулемётных очередей. Подобно громовым раскатам они сотрясали своды подземелья и гулким эхом катились по подземным коридорам, заглушая тихие щелчки одиночных пистолетных выстрелов. Налетев на застывшего Рудовича, я ругнулась вполголоса и, сильно ткнув его кулаком в плечо, рявкнула в самое ухо, на мгновение сама себе напомнив политрука, поднимающего солдат в атаку:
— За мной! — и бросилась направо, туда, где на тёмных каменных стенах, покрытых белыми разводами высолов, отражались разноцветные блики выстрелов. Сзади громко, со свистом задышал Рудович. Его огромное тело тяжёлым болидом пронеслось мимо меня, задев и отшвырнув в сторону. От неожиданности я не удержалась на ногах и, потеряв равновесие, упала, кубарем покатившись по мокрому песку. Подняв голову, я увидела тёмный силуэт Рудовича, маячивший уже далеко — в самом конце штрека. Поднявшись, я вытащила пистолет и рванулась вперёд… Но, пробежав несколько метров, я остановилась. Вокруг опять стояла гробовая тишина. Темнота внезапно обступила меня со всех сторон, заставив в суеверном страхе закрыть глаза.
— Ты в порядке? — услышала я совсем рядом голос Рудовича. И открыла глаза. — Пойдём, — махнул он рукой, — там всё кончилось, — и засунув пистолет в наплечную кобуру, не дожидаясь меня, пошёл вперёд. Фонарь в его руке почти совсем разрядился, и мне пришлось сбросить с плеч свой рюкзак на песок и присесть рядом, чтобы достать запасные батарейки. Поднявшись, я догнала Рудовича уже в конце штрека. Он молча стоял и смотрел себе под ноги. Я осторожно выглянула из-за его широкой спины. Объяснений увиденному у меня не было. Мы снова буквально за несколько минут перенеслись на шестьдесят лет назад, и тут же вернулись обратно…
…Группа бойцов НКВД в составе пяти человек попала в засаду метрах в трёхстах от той пещеры, где мы нашли тела пропавших пионеров. С первого взгляда на останки стало ясно, что здесь произошло. Всё прозаично и до боли знакомо. Они явно не ожидали нападения. Шли, по-видимому, цепью, насколько позволяла ширина хода, и неожиданно нарвались на пулемётную очередь, судя по россыпи, валявшихся повсюду потемневших гильз от немецкого пулемёта «МГ». Остаточная группа немцев, непонятно каким ветром занесённая в подземелье, ждала их за очередным поворотом подземного хода. В считанные секунды всё было кончено. Наших солдат немцы, использовав на всю катушку фактор неожиданности, просто расстреляли. Спокойно и хладнокровно, как в тире. И практически в упор. Я присела на корточки возле покрытой толстым слоем пыли мятой фуражки с синим околышем. Подняла её, ладонью стряхнула крепко въевшуюся пыль. Слева от пятиконечной звезды с потрескавшейся эмалью я сразу увидела аккуратное пулевое отверстие. Медленно наклонилась. Из песка на меня равнодушно смотрел пустыми глазницами серый череп с сохранившимися на затылке клочьями седых волос и пулевым отверстием во лбу над правой глазницей. Чуть в стороне на песке валяется, вероятно, сорванный пулей выцветший погон с двумя просветами и сиротливо блестит пуговицей над большой с облупившейся краской майорской звездой. Ага, а вот и командирская планшетка, лежит рядом с раздробленной берцовой костью. Я подняла кожаную заскорузлую и сморщенную от влаги сумку. С трудом расстегнула ремешок с заржавевшей кнопкой. За мутным треснувшим по всей длине целлулоидом видна сложенная вчетверо и сильно потёртая на сгибах карта. Я пригляделась. Так и есть — фронтовая двухкилометровка. Из бокового кармашка торчит край мокрого листа бумаги. Я осторожно, чтобы не порвать осклизлый от влажности лист, оттянула кожаный край планшетки и, достав записку, разровняла её на коленке.
Я сидела на корточках и тупо смотрела на этот пожелтевший и почти истлевший от времени клочок мокрой бумаги с текстом, прочитав который, у меня даже вспотела спина: Ленинград, Невский проспект 24. А ниже — едва заметная приписка, сделанная, по-видимому, синим химическим карандашом. Я внимательно всмотрелась в полуразмытые временем буквы. Они вдруг запрыгали у меня перед глазами, заплясали и сложились всего в два слова: колье Бар… Написана записка была торопливым неразборчивым почерком на каком-то бланке с частично сохранившимся черным штампом: ГУКР СМЕРШ. И я мгновенно каким-то шестым чувством поняла, что эта неожиданная находка в очень скором времени позволит нам значительно продвинуться вперёд во всей этой страшной и таинственной истории.
Окрестности Несвижского замка, 1690
— Пан Кароль, милый, я всё время думаю, что с нами будет, если ваша матушка узнает о нашей любви? — Анна чуть привстала, оперевшись на один локоть и, сдув со лба прилипшую соломинку, подняла на возлюбленного мокрое от слез лицо.
Князь промолчал, продолжая нежно гладить девушку по волосам. Его самого давно мучил этот вопрос. Последнее время ему даже стало казаться, что княгиня уже давно догадывается обо всём. Во всяком случае, он не раз ловил на себе её многозначительные взгляды. Вот и сегодня утром, когда он сообщил матери, что отправляется на охоту и вернётся не раньше обеда, она как-то уж очень странно посмотрела на сына. Он сразу почувствовал, что она хочет что-то сказать ему или о чем-то спросить. Впрочем, возможно это ему всё только кажется? Отбросив неприятные думы, князь решительно взял девушку за плечи, развернул к себе и, внимательно посмотрев ей в глаза, прошептал:
— Я очень люблю тебя, Анна, и если что, сумею защитить от своих родственников. — Кароль достал из лежащего рядом охотничьего костюма платок с вышитым вензелем, на котором переплетались две буквы «K» и «R», и осторожно промокнул им глаза Анны. — Ну всё, хватит плакать. Лучше встань и подойди к окну.
— Князь, — смутилась девица, — я совсем не одета.
— Без этого простого платья, — князь кивнул на разбросанную по соломе одежду, — ты мне нравишься гораздо больше. И как ты вообще смеешь перечить князю, простолюдинка? — игриво нахмурил брови Кароль, — не боишься, что я возьму вожжи и твоему прекрасному девичьему заду придётся несладко?
— Хорошо, хорошо, — улыбнулась девушка, — слушаюсь, мой князь, и повинуюсь.
С этими словами она откинула в сторону ворох свежего сена, который едва прикрывал девичью наготу, и легко и упруго поднялась на ноги. Решительно тряхнула головой, и целый водопад прекрасных волос цвета спелой пшеницы рассыпался по обнажённым плечам. Анна улыбнулась князю, повернулась и, покачивая бёдрами, медленно пошла на другой конец сеновала, туда, где в бревенчатой стене было прорублено небольшое окошко. Князь с наслаждением откинулся на душистое сено и, заложив руки за голову, стал откровенно любоваться девушкой. Её нельзя было назвать красавицей. Невысокого роста, с чуть кривоватыми в голени ногами, как у всех девушек, много времени уделяющих верховой езде. Довольно миловидное личико с чуть вздёрнутым носиком и большими голубыми глазами.
— Наверное, — думал Кароль, — при других обстоятельствах он бы и не посмотрел в её сторону. Если бы около месяца назад его матушка за какую-то провинность не приказала высечь Анну прямо на конюшне. А он, только вернувшись с охоты, случайно чуть было не стал свидетелем этой отвратительной сцены. Как всегда, поставив лошадь в стойло, он увидел, что девушка, которая обычно ухаживала за его лошадью, а он даже не знал её имени, стоит перед конюхом, понуро опустив голову. Босая, в простом и грубом льняном платье, которое необыкновенно шло ей. На заплаканном, почти детском, чуть припухшем милом личике вздрагивают длинные ресницы, а из глаз катятся большие, как виноградины, слезы. Князь остановился, как вкопанный, не в силах оторвать взгляда от девушки. Он сразу понял — это она! Мысль эта была настолько нелепа и в тоже время пронзительна, что князь сразу вспомнил странное пророчество старой колдуньи…
…Тот необычный день Кароль провёл, охотясь на зайцев в лесах, в изобилии раскинувшихся вокруг Несвижа. Задержавшись дольше обычного, он торопился обратно, рассчитывая засветло вернуться в замок. Честно говоря, в этот раз он немного заплутал, но охотничьи трофеи того стоили. Охота была удачной. У седла висели три тушки крупных зайцев и два больших глухаря. Он уже миновал глубокий овраг и выехал на большое нескошенное поле. При свете дня с противоположного его края можно было уже запросто разглядеть купол колокольни Несвижского костёла. Так что до замка было рукой подать. Но солнце садилось очень быстро, и темнота всё же настигла путника посреди этого широкого поля. Кароль сильнее пришпорил коня, но, против ожидания, его верный друг по кличке Ворон не только не перешёл на галоп, а вдруг встревоженно заржал и, замотав мордой, остановился, как вкопанный. Кароль спешился и осмотрелся вокруг, но солнце уже окончательно исчезло за лесом, и всё погрузилось в непроглядную тьму. Озадаченный, он несколько минут размышлял, что могло так сильно напугать его коня. Как опытный охотник, он хорошо знал, что волки последнее время так близко к городу не подходили. Да и лето стояло в этом году очень жаркое. Так что пищи для хищников в окрестных лесах было хоть отбавляй. Но на всякий случай князь всё же снял с седла лук и расстегнул колчан со стрелами. Вокруг стояла такая звенящая тишина, что даже тёмный лес, казалось, перестал шуметь листвой. Белый туман, медленно поднимаясь, постепенно застилал все вокруг. Вдруг Ворон снова заржал, встал на дыбы и с такой силой дёрнул повод, что князь от неожиданности выпустил его. Почуяв свободу, животное с громким ржанием рванулось к лесу и через мгновение растворилось в густом тумане. Кароль вставил стрелу в тетиву лука и, повернувшись спиной в ту сторону, где исчез Ворон, стал тоже медленно отходить к лесу. Только на самой опушке Кароль, наконец, остановился и облегчённо вздохнул. Но тут же снова вскинул лук — из тумана показалась человеческая фигура, закутанная в длинный тёмный балахон. Она приближалась, но лица её Кароль всё ещё не мог разглядеть. На голову незнакомки был накинут чёрный платок. Поскольку в руках у неё не было никакого оружия, князь подумал, что это, наверняка, припозднившаяся монахиня из Несвижского Бенедиктинского монастыря. И, устыдившись своего страха, поспешил опустить лук, а стрелу сунул обратно в колчан, висевший на поясе. Однако это оказалась не монахиня… К