Справа и слева громоздились силуэты черных гор, которые внезапно расступились, и в глаза сразу резанул холодный свет широкой реки, светлым серебряным шрамом разрубившей тёмные дикие горы.
Я стряхнула с себя оцепенение. Гладкая и блестящая лента Пянджа, разветвляясь на множество рукавов, то там то сям нанесла широкие песчаные отмели, повсеместно заросшие густым низкорослым кустарником. Берега, насколько хватало глаз, были покрыты каменными россыпями и серыми завалами старого плавника. Среди которого в полном беспорядке были навалены друг на друга не только крупные коряги, но даже целые бревна, со временем выгоревшие добела под беспощадным афганским солнцем. На первый взгляд, весь этот вполне мирный пейзаж чертовски смахивал на песчаные отмели Угры, где я так любила проводить летние жаркие дни. Но, как вскоре оказалось — только на первый взгляд…
Я осторожно ступила на каменную осыпь. Нога сразу глубоко увязла в тягучей смеси песка и щебня. Песок вперемежку с мелкой речной галькой с тихим шуршанием внезапно сдвинулся с места и быстро пополз по склону. Не удержав равновесие, я села на пятую точку и уже на ней стремительно поехала вниз. Движение оползня, увлекающего меня за собой, продолжалось довольно долго и прекратилось лишь в нескольких метрах от среза воды, где мокрой чёрной стеной стояли колючий кустарник и высокая трава.
Ну, с богом! Решительно перевесив на грудь автомат, я храбро шагнула в ледяную воду. С трудом преодолевая холодное течение, я начала медленно продвигаться вперёд. Уже через несколько метров уровень воды стал доходить мне до плеч. Я тут же почувствовала, как холодные воды Пянджа мощным стальным обручем сковали всё тело, норовя сбить меня с ног и опрокинуть навзничь. С каждым шагом бурное течение становилось всё сильнее. Илистое, скользкое и неровное дно реки то проваливалось, заставляя меня погружаться по самую шею, то внезапно поднималось, и тогда вода едва доходила мне до колен. Намокшая разгрузка нещадно натирала спину и тяжеленой гирей тянула назад и вниз.
Трудно сказать, сколько времени я отчаянно боролась с холодным течением, скользким и вязким илистым дном реки и обманчивым песком отмелей. Но, наконец, я почувствовала, что коварное течение Пянджа выпустило меня из своих объятий. Я поняла, что добралась до мелководья на противоположном берегу и, из последних сил сделав несколько шагов, обессиленно повалилась на сухой песок, усыпанный мелкой галькой. Отдышавшись, я огляделась. Но кроме колючих кустов, застывших темными пятнами на светлом песке, вокруг ничего не было видно. Тогда я подняла голову и посмотрела на небо. Серебристого цвета луна холодно поблёскивала среди чёрного, как смоль, небосвода. Я попробовала подняться и тут же почувствовала, что мои ботинки под завязку набиты мелкими камнями и мокрым песком. Быстро раздевшись догола, я подошла к срезу воды и тщательно прополоскала всю одежду, обувь и носки, которые, отжав почти досуха, сложила в рюкзак. Достав из герметичного пластикового пакета сухую пару носок, крепкие горные ботинки и сухой камуфлированный костюм, я быстро и тщательно растёрлась колючим шерстяным поясом, переоделась и, упаковав мокрую одежду, с наслаждением почувствовала, как кровь начинает быстрее бежать на телу, стремительно наполняя его живительным теплом. Мои спутники деловито и бесшумно переодевались чуть в стороне. Теперь оставалось определиться с направлением и двигаться дальше. Сориентировавшись по карте и скрупулёзно уничтожив все следы нашего пребывания на берегу, мы углубились в заросли колючего кустарника.
Афганистан, наши дни
Засада ждала нас на рассвете. В небольшом горном ущелье, куда мы втянулись всей группой. Это было непростительной и роковой ошибкой. Меня спасло только то, что я немного отстала от группы и, дабы не наступить на какую-нибудь забытую на обочине противопехотную мину, присела на малой нужде прямо на пыльной дороге. Мои спутники уже скрылись за поворотом грунтовки и вошли в ущелье. И почти сразу я услышала несколько разрывов гранат и беспорядочную стрельбу. Я подхватила автомат и метнулась в сторону от дороги, туда, где по большим завалам камней можно было подняться выше и сверху прикрыть свою группу огнём. Я отчаянно карабкалась вверх, обдирая руки и ноги об острые, как бритвы, обломки камней. Но всё равно не успела. Едва я поднялась и выглянула из-за скального выступа, то поняла, что всё кончено. На пыльной дороге лежали четверо моих спутников, их камуфлированные куртки были черными от крови, а вокруг, опустив стволы автоматов, толпились «духи». Слезы душили меня, горло перехватило спазмом, но я при всём желании уже ничего не могла исправить. Моя группа погибла. Через несколько минут к месту трагедии подлетел пыльный и раздолбанный КАМАЗ, душманы, горланя на своём непонятном языке, быстро подхватили трупы моих товарищей за руки и за ноги, и небрежно, словно это были брёвна, покидали их в кузов. Потом подобрали раскиданное повсюду оружие и на ходу, по очереди заскакивая в кузов автомашины, скрылись за пыльным поворотом…
Шум горного ручья, на берегу которого я присела умыться, полностью заглушил шаги непрошенных гостей. То, что я здесь уже не одна, я поняла слишком поздно, только лишь когда почувствовала холодную сталь автомата, больно ткнувшуюся мне между голых лопаток. С трудом удерживая равновесие на скользких мокрых камнях, я как можно медленней подняла руки вверх, с тоской скосив глаза в сторону, где всего в полуметре лежал мой автомат. От досады, что облажалась, как школьница, я едва сдержалась, чтобы не расплакаться.
Местным диалектом я совершенно не владела, так как времени в процессе подготовки операции на изучение «дари» выделено не было. Поэтому пришлось остаться в прежнем положении и дожидаться, что решат со мной делать дальше местные аборигены, о количестве которых я гадала, прислушиваясь к гортанным выкрикам у себя за спиной. Судя по всему, они о чем-то яростно спорили, но убивать меня пока явно не собирались. Это продолжалось довольно долго и, находясь в одном положении, а именно на корточках, я уже начала замерзать.
Мозг лихорадочно искал выход из создавшегося положения, но, как назло, ничего путного в голову не приходило. Поскольку больше никаких команд мне не поступало, а афганцы были так увлечены своим спором, что, казалось, обо мне забыли напрочь, я решила рискнуть. Медленно встала с камня во весь рост и повернулась, стараясь не делать резких движений, дабы не провоцировать незнакомцев. Похоже, мне это удалось. Едва я повернулась, спор затих, и я с облегчением увидела перед собой всего навсего трёх, правда вооружённых автоматами Калашникова, грязных подростков. Малолетки тут же забыли про своё оружие и во все глаза пялились на обнажённую белокожую красавицу, представшую перед ними во всей своей соблазнительной наготе. Я расслабилась окончательно и, как можно доброжелательней улыбнувшись, сделала шаг вперёд. Подростки никак на моё движение не отреагировали. Мысленно поблагодарив бога, я сделала ещё один шаг и, молниеносно крутнувшись волчком, своим излюбленным приёмом сшибла с ног сразу двоих. Они разлетелись в разные стороны, словно кегли в боулинге, и затихли между камней. Третий же стал медленно пятиться назад и, забыв, что у него в руках автомат, не сводил с меня чёрных, как спелые сливы, чуть раскосых глаз.
— Красивый мальчик, — совершенно не к месту подумала я и, прыгнув в его сторону, громко хлопнула в ладоши. Юноша выпустил из рук автомат, который с глухим стуком упал на камни, и стремглав бросился наутёк. Я усмехнулась и, наклонившись за оружием, тут же замерла на месте. В нескольких миллиметрах от моей руки легла короткая и весьма точная автоматная очередь, выбившая острые осколки из прибрежных валунов. Инстинктивно отдёрнув руку, я посмотрела туда, откуда прилетела чересчур меткая очередь. В метрах десяти стоял на камне не замеченный мной раньше устрашающего вида бородатый мужик в грязной чалме и длинном, явно с чужого плеча, драном полосатом пиджаке.
Едва переведя дух, я сразу услышала топот конских копыт, и у ручья появились сразу четыре всадника. Они быстро и деловито спешились, не удостоив меня даже взглядом. Сноровисто передвигаясь, собрали брошенные подростками автоматы, мою одежду и, затолкав всё это хозяйство в большой кожаный мешок, закреплённый у потёртого седла одной из лошадей, наконец, подошли ко мне. Один из них, видимо старший, тоже одетый в какие-то лохмотья, взял меня грязной рукой за подбородок и долго поворачивал из стороны в сторону мою голову, удовлетворённо при этом хмыкая. Потом достал из-за пояса моток верёвки и, опустившись на корточки, ловко и крепко связал мне лодыжки. Закончив, он поднялся и, бесцеремонно повернув меня к себе спиной, также быстро, без лишних движений, свёл мои руки за спиной и стянул их в районе локтей таким крепким узлом, что я едва не вскрикнула от боли. Потом махнул рукой своим спутникам и, легко, словно былинку, приподняв меня, перекинул поперёк своей лошади. Ловко вскочил в седло сам и, слегка тронув поводья, двинул лошадь вперёд…
Посмотреть на мою персону сбежалось, наверное, всё население кишлака, причём от мала до велика. Правда, мне почти ничего не было видно, так как я лежала на животе поперёк широкой лошадиной спины и мою опущенную вниз голову накрывали свисавшие почти до самой земли растрепавшиеся волосы. Так что кроме босых и грязных ног, бежавших рядом с лошадью или стоящих чуть в стороне, мне ничего разглядеть не удавалось. Зато как шумно и эмоционально жители обсуждали появление пленницы, я слышала прекрасно. Со всех сторон до моих ушей доносился просто ор разнообразных голосов, от трескучих старческих до весёлого детского визга.
Вскоре процессия остановилась, и меня бесцеремонно сбросили с лошади. От неожиданности я не удержалась на связанных ногах и упала на рыжий песок. Мой конвоир снова сильно ткнул меня в бок стволом автомата, заставляя встать на ноги. Я огляделась вокруг. Кишлак остался далеко позади, а перед собой я увидела полуразрушенный дувал, за которым виднелись обрывки выцветшей маскировочной сети, и торчащую из-под обвалившейся стены ржавую коробку сгоревшего БТРа.