— Угадал, милый. Ты, кстати, ну так случайно, не знаешь, где мне теперь искать этот долбаный самолёт?
— Знаю, — коротко ответил Пустой и отвёл глаза в сторону. — Я ведь и тогда знал точно, где обломки должны лежать, да вот только если бы я Бондарю тогда весь расклад дал, никто бы не вернулся.
— Так ведь и так, считай, никто не вернулся. Кроме самого Бондаря, да ещё одного прапора. Семенов, кажется, его фамилия. Ему, кстати, потом обе ноги ампутировали. Да и умер он, не приходя в сознание. Бондарь сорок километров его на себе пёр. Так что живые и здоровые только вы с товарищем нынешним генерал-майором остались. Кстати, я краем уха слышала — всем, кто из того рейда не вернулся, по Боевому Красному Знамени посмертно от щедрот начальственных отвалили. Так что поздравляю вас, товарищ подполковник, с заслуженной наградой Родины. Надеюсь, она в очень скором времени найдёт своего героя.
— За что ты со мной так, Наташка?
— Прости. Просто нервы уже ни к черту. Да и я последнее время стала какой-то другой. Жестокой, что ли. Ладно, покажешь, где эти обломки лежат?
— Покажу. Дня два пути отсюда.
Сильно обгоревший и наполовину занесённый песком фюзеляж самолёта лежал всего в нескольких метрах от отвесной рыжей скалы. По иронии судьбы, как и предполагал инструктировавший нас полковник Саботаж, самолёт сел на брюхо и, пропахав несколько сот метров по песку, заехал носовой частью в обширную пещеру и оказался как бы в ангаре естественного происхождения. Так что не зная точных координат падения самолёта, искать его в афганских песках можно было, как выразился Бондарь, действительно, до третьего пришествия, да и то, что характерно, абсолютно безуспешно. Поскольку с воздуха авиалайнер обнаружить было практически невозможно, так как отлетевшие в разные стороны при ударе о землю плоскости были давно и качественно занесены песком, а заднюю часть фюзеляжа, включая хвостовое оперение, подчистую сожрало возникшее при посадке сильное возгорание.
Бочком протиснувшись в пещеру, мы осторожно обошли самолёт со всех сторон. Стекла кабины пилотов частично осыпались от удара, а частью остались целы, но были сплошь покрыты мутной паутиной трещин. Боковая дверь салона была сорвана с петель и, вероятно, при аварийной посадке самолёта отлетела на довольно большое расстояние. Во всяком случае, рядом её нигде видно не было. Я собиралась уже забраться внутрь самолёта, как мой взгляд, скользнув по стенам пещеры, наткнулся на тёмную кучу в дальнем углу. Вмиг у меня упало сердце. Уже догадываясь, что я увижу, всё равно сделала несколько шагов и, упав на колени прямо в песок, горько разрыдалась. Подбежавший Пустой на миг затих, а потом выругался вполголоса. Перед нами лежала груда пустых деревянных ящиков с сорванными крышками. На сохранившихся пластиковых бирках превосходно читались надписи: «Министерство культуры СССР. Пушкинский художественный музей».
— Кто-то нас опередил, — с отчаянием в голосе еле слышно пробормотала я.
— Странно. Если бы из экипажа кто-то остался жив, то наверняка передал бы сигнал SOS. И координаты падения самолёта были бы давно известны, — пожал плечами Пустой.
— Здесь был явно не экипаж, — совсем упавшим голосом сказала я и показала рукой на продолговатые закопчённые банки, валявшиеся повсюду.
— Точно, — сразу встрепенулся Пустой, — это цинки от патронов. Их использовали для освещения пещеры. Но в них явно, — Пустой поднял одну банку и понюхал, — использовалась соляра. А откуда на гражданском самолёте могла быть солярка, да ещё и цинки от патронов в таком количестве? Абсурд. Здесь совершенно точно был кто-то из наших. Это почерк наших бойцов. Правда, не совсем понятно, почему они не ликвидировали следы своего пребывания здесь.
— Нужно здесь всё внимательно осмотреть, чтобы понять, кто здесь побывал после крушения самолёта и, главное, в каком направлении эти неизвестные, как ты говоришь, «наши», ушли. Если до сих пор считается, что ценности находятся на территории Афганистана, то либо нашедшие их к своим так и не вышли, либо… Но об этом даже думать не хочется.
— Наташка, ты осмотрись здесь по-быстрому, а я пока пошарю в кабине пилотов, может, полезное что найду, — с этими словами Пустой скинул свой нелепый пиджак, ловко подпрыгнул и, ухватившись за покорёженный проём двери, подтянулся и через мгновение исчез в самолёте.
— Из одежды там мне что-нибудь посмотри! И сигареты поищи! — крикнула я ему вдогонку. Курить хотелось просто зверски.
Проводив Пустого взглядом, я решила не терять времени даром и, опустившись на коленки, стала внимательнейшим образом изучать песок вокруг останков развалившегося при падении воздушного лайнера. Следов ног на песке давно уже не осталось, что говорило о том, что до нас люди здесь были очень давно. Ни бычков от сигарет, ни консервных банок, ни ампул от лекарств обнаружить мне так и не удалось. Правда, метрах в трёх от большого обломка крыла самолёта я нащупала в песке и, осторожно потянув за исцарапанный приклад, вытащила слегка подёрнутый ржавчиной автомат Калашникова с полным магазином слегка потемневших от времени патронов. Я отряхнула песок с оружия, быстро разобрала и собрала автомат. На первый взгляд он был вполне исправен.
— Ну что же, — подумала я, — как говорится, на безрыбье и рак рыба, — и, отложив находку в сторону, поползла дальше.
И вот когда я, почти совсем отчаявшись найти что-либо существенное, поднялась и уже принялась отряхиваться от песка, то вдруг заметила, что из песка торчит край какого-то блестящего предмета. Я осторожно, всё ещё до конца не веря в удачу, разгребла слежавшийся и образовавший толстую корку песок. Там оказался продолговатый алюминиевый жетон с выдавленными буквами «ВС СССР» над выбитыми под ними цифрами. Такой удачи я не ожидала. Офицерский жетон прекрасно сохранился, и по его номеру можно было в считаные минуты выяснить владельца этого личного номера. Имея, естественно, доступ к компьютерной базе данных Министерства обороны. Но поскольку в настоящий момент такой возможностью я, естественно, не располагала и в ближайшем обозримом, весьма замечу, туманном будущем её точно не будет, то, как говорится, до лучших времен пускай полежит у меня в кармане. — Подумала я. И тут же, следуя многолетней профессиональной привычке, перед тем, как положить жетон в карман, накрепко запомнила номер, выбитый на пластинке.
Сверху, чуть ли не на голову мне спрыгнул Пустой, подняв целое облако сухой пыли. По его довольной физиономии я сразу поняла, что в кабине пилотов он нашёл что-то стоящее и, несомненно, по его мнению полезное.
— Смотри сюда, Натаха, — Пустой с гордостью продемонстрировал мне пистолет Макарова, в рыжей кобуре. Довольно потирая руки, выщелкнул обойму и с гордостью протянул мне, — гляди, полненький. А вот тут ещё подарочек. — Пустой протянул мне довольно увесистую тёмно-зелёную коробку 392-ой переносной радиостанции в новом брезентовом чехле с коленчатой складной антенной. А рядом положил на песок два больших запаянных в плёнку запасных аккумулятора. — Кстати, в кабине пилотов радио тоже исправно. Правда, лампочка еле мерцает, но можно попробовать подсоединить все эти аккумуляторы последовательно и выйти на связь.
— Ну, насчёт ствола я твою радость вполне разделяю. А вот это старье вряд ли, — кивнула я на батареи, — нам поможет. Хотя попробуй, чем чёрт не шутит? Слушай, а одёжки там никакой не было?
— К сожалению, — развёл руками Пустой. — Трупы лётчиков давно зверье растащило. Но зато целый блок «Marllboro» нашёл. Угощайся! — бросил мне Пустой сигареты. — Так что с радиостанцией? Пробовать будем?
— Конечно будем, — ответила я, нетерпеливо разрывая зубами целлофановую обёртку сигаретного блока.
— Я тоже думаю, стоит попробовать. От нас не убудет. Наташка, только что передавать-то?
— Да что хочешь, то и передавай, — задумчиво произнесла я и вдруг, без всякого перехода и не меняя интонации, спросила:
— А скажи мне, друг мой любезный, чей это личный номер? Ты случайно не знаешь? — И протянула ему на раскрытой ладони найденный в песке медальон.
Пустой близоруко прищурился в полумраке пещеры и через мгновение удивлённо протянул:
— Так Бондаря это номер. Точно его. А ты где эту штуку откопала?
— Бондаря, говоришь, — процедила я сквозь зубы, проигнорировав вопрос друга. — Очень интересно.
— Наташка, я не хотел тебе говорить, но раз тут такое дело… В общем, в кабине у пилотов тоже не всё в порядке. Такое впечатление, что там произошёл небольшой взрыв, который вывел из строя управление самолётом. Вот им и пришлось садиться на брюхо. Но самое главное — взрыв произошёл внутри, а не снаружи. Такие вот дела.
— Нам с тобой, дорогой ты мой начальник заставы, теперь, главное, живыми до наших добраться, а там я этого вашего Бондаря порву, как Тузик грелку. Даром что он у нас теперь генерал-майор… — прорычала я. Ладно, собирайся. Нужно идти. Я примерно знаю маршрут, которым передвигалась ваша группа. Тебя ведь ранили где-то в районе кишлака, где мы с тобой встретились? Так что дальше вести тебя буду я. Цель — развалины крепости строго на юго-восток отсюда. Ну всё. Двинули.
К развалинам крепости, от которой остались только три полуразрушенные замшелые стены и половина бастиона, мы добрели лишь к вечеру следующего дня. Перекусив скудными остатками продуктов, мы стали готовиться к ночлегу. Выйдя по малой нужде к восточным воротам крепости, я снова наткнулась на пару выгоревших изнутри цинков от патронов. Значит, пока мы шли точно по следу группы Бондаря. Они, как мартовские коты, для чего-то скрупулёзно помечали этими банками весь свой маршрут. Вот только зачем? Это я поняла несколько позднее…
Москва, Лубянка, Управление ФСБ России
— Товарищ генерал, разрешите? — в кабинет Тарасова, по обыкновению своему, бочком протиснулся полковник Саботаж.
— От группы Ростовой есть что-нибудь? — генерал внимательно посмотрел на вошедшего.