— Да уж. После последних событий меня трудновато будет чем-либо удивить, — улыбнулась я, — так что давайте не стесняйтесь. Выкладывайте.
— И всё-таки я попробую, — генерал открыл портфель и протянул мне алого цвета кожаную папку, — думаю, это должно несколько поспособствовать твоему скорейшему выздоровлению.
Я без интереса открыла твёрдый переплёт и пробежала написанное глазами. Потом закрыла папку и положила на прикроватную тумбочку:
— Спасибо, — приказ о присвоении мне внеочередного звания «подполковник» не произвёл на меня должного впечатления, по крайней мере, такого, на которое явно рассчитывал мой начальник. — Товарищ генерал, разрешите, учитывая, как утверждают медики, «стабильно тяжёлое» состояние поощрённой, то есть меня, я не буду вскакивать с кровати, принимать стойку «смирно» и кричать на весь госпиталь: «Служу России»?
— Тебе можно, — улыбнулся генерал, — тем более это ещё не всё. — С этими словами он опять полез в свой портфель и, как Дед Мороз из новогоднего мешка с подарками, на этот раз извлёк оттуда бархатную коробочку красного цвета и тоже протянул мне.
— Надеюсь, это обручальные кольца? — Глупо пошутила я.
— У вас, у женщин, одно на уме. Открывай, открывай, — поторопил меня генерал.
Я чуть приоткрыла футляр. В крестообразном углублении на алом бархатном ложе тускло отливал серебром орден «Мужества», очень напоминающий по форме мальтийский крест. — Это тоже мне? — удивилась я.
— Тебе, Ростова, кому же ещё. Ты у нас одна такая в отделе оказалась стойкая и героическая.
— Товарищ генерал, а тем ребятам, которые были со мной… — голос у меня неожиданно сорвался, и я замолчала.
— Все сотрудники, — голос генерала неожиданно приобрёл торжественные интонации, — которые были в твоей группе, награждены посмертно. Родственникам ордена уже вручили. Подполковнику Пустому я хлопотал о присвоении звания Героя России, но, — развёл руками генерал, — утвердили тоже «Мужество» — посмертно. Так что вот так. Ещё могу тебе сообщить, что все обнаруженные тобой в развалинах крепости музейные экспонаты уже вернулись в Россию. Группа «Каскад» сработала. Высадились, забрали груз и вернулись без потерь. Как говорится, без шума и пыли. Конечно, во многом благодаря твоим инструкциям. Кстати, с ними летал и Суходольский. Я не хотел отпускать, но он настоял. Вот так.
— Вы сказали, что они забрали груз, а тело подполковника Пустого нашли?
— Тело подполковника Пустого ребятам тоже удалось эвакуировать. Вчера были похороны. Он погребён на своей родине в Петрозаводске. Я отправил туда, проводить его от всех нас в последний путь, Суходольского. И ещё, не знаю, интересно тебе или нет. Бывший генерал-майор Бондарь арестован и сейчас находится под следствием в Лефортовской тюрьме. Со вчерашнего дня он начал сотрудничать со следствием. Вовсю даёт показания.
— А из Белоруссии новостей нет? — с надеждой спросила я.
— Понимаю твоё беспокойство, — кивнул генерал. — Я попросил белорусских коллег докладывать мне о ходе следствия каждый день. Но пока порадовать мне тебя нечем. За время, пока ты бродила с автоматом наперевес в Афганских горах, ничего существенного им нарыть не удалось. Твоя подруга как в воду канула. Похитители так и не проявились. Мы со своей стороны тоже объявили гражданку Лурье в розыск. Поставили «сторожевик». Дали ориентировку в Интерпол. Пока глухо. — развёл руками генерал.
— А на квартиру к Томке ездили? — внезапно проснулся во мне инстинкт «опера».
— Пока нет, — растерялся генерал.
— Я думаю, необходимо послать к ней на квартиру оперов и экспертов. Посмотреть записные книжки, ежедневники. Компьютер, наконец. Возможно, какая-никакая зацепка, а появится. Пускай эксперты проверят её электронную почту и выяснят, откуда вёл с ней переписку Базиль. Возможно, удастся зацепиться именно с этой стороны.
— Сделаем, — кивнул генерал.
— Товарищ генерал, а скажите, — решила я воспользоваться моментом, — а мне после выписки из госпиталя отпуск полагается?
— Конечно, милая моя, ещё как полагается. Я тебе путёвку в такой санаторий устрою! Там и номера отдельные, и доктора самые лучшие, а кормят как… в лучших ресторанах мира так не готовят. Туда генералов-то не всех пускают. Так что отдохнёшь, как белый человек, наберёшься сил. Потом ещё спасибо старику скажешь.
— Товарищ генерал, а где этот ваш самый лучший санаторий находится?
— Под Сочи, конечно. Так что, только представь себе…
— А я слышала, что в Белоруссии сейчас самые лучшие санатории…
— Ростова, ты опять за своё? — нахмурился Тарасов, — Даже думать забудь! Запрещаю!
— Вы запрещаете мне лечиться и отдыхать? — ехидно поинтересовалась я.
— Не строй из себя дурочку. Тебе это абсолютно не идёт. Ты же прекрасно понимаешь, что я имею в виду!
— В таком случае мне не совсем понятно, как вы можете мне запретить заниматься тем, чем я хочу в свой законный отпуск? Хотите отправить меня в Сочи? Пожалуйста! Только я ведь всё равно оттуда уже на второй день сбегу. И вам это известно не хуже, чем мне самой. А устроив мне отдых и лечение в Белоруссии, вы всегда будете знать, где я и чем занимаюсь. Логично?
— Я над этим подумаю, — недовольно проворчал генерал и сразу засобирался, — ладно, выздоравливай, об этом всё равно пока что ещё рано говорить. Завтра должен вернуться из Петрозаводска Суходольский. Сразу пришлю его к тебе. Чего-нибудь с ним передать? Сока там или, может, фруктов?
— Суходольского? — А почему Егор ни разу ко мне не приехал? — я почувствовала, как нестерпимо запершило в горле.
— Видишь ли, какая петрушка, Егор сейчас не в Москве, — уклончиво ответил генерал, — ну ладно, не куксись. Тебе сейчас нельзя расстраиваться. Давай, держись, — оглянулся он уже у двери и торопливо вышел.
Суходольский, посетивший меня болезную на следующий день, заявился с самого утра с двумя огромными пластиковыми пакетами, до отказа набитыми соками и фруктами. Он, пыхтя под тяжестью своей ноши, прошёл в палату и с явным облегчением свалил продукты прямо на пол около гудящего и уже который день действующего мне на нервы своим тарахтением, пустого холодильника. Потом, кряхтя и усиленно изображая смертельную усталость, подошёл к кровати. Я же так и продолжала лежать, не потрудившись встать при его появлении. — Чай не генерал, пока, — решила я, — чтобы целый подполковник, то есть я, вскакивал с постели.
— Приветик, — Суходольский бесцеремонно плюхнулся на кровать рядом со мной, отчего пружины моего казённого спартанского ложа отчаянно скрипнули. — Я смотрю, ты уже вовсю идёшь на поправку? — я кивнула головой и протянула руку:
— Привет. Как слетал?
— Ну как, нормально. Проводил твоего погранца в последний путь. И сразу обратно. Тебя повидать.
— Я тебя не про Петрозаводск спрашиваю, — еле слышно прошептала я.
— Так ты про Афган? — сразу оживился Суходольский. — Слушай, мать, вот это была командировочка, доложу я тебе. Давно уже так не отрывался. Ребята попались мировые. Волкодавы мать их. И главное, всё прошло, не поверишь, прямо как по маслу. Но это всё исключительно благодаря тебе. Ты очень точно обозначила маршрут, поэтому не отвлекались. Единственное, но это строго между нами, — заговорщически понизил голос Суходольский, — я уговорил ребят заглянуть в тот кишлак, где тебя держали.
— Ну и как? Заглянули? — без интереса спросила я, и так зная наперёд всё, что произошло в этом несчастном кишлаке после того, как там прогулялись ребята из «Каскада».
— Прошлись гребёнкой, как учили. Я лично двоих завалил, — хвастливо заявил Суходольский. — Вот этими самыми руками! — от его слов мне сразу, не знаю почему, стало тошно. — Вообще-то, супротив нашего спецназа, — не унимался Суходольский, — все они там сявки голозадые. Даже выстрела ни одного сделать не успели.
— А вы?
— А что мы? Помнишь, как в старом анекдоте? Чапаев спрашивает Петьку: ты красную кнопку трогал? Нет, отвечает, это Анка нажимала. Эх, Анка, Анка. Ну пошли, Петька. — Куда? — спрашивает. — Как куда? Америку с карты стирать! Ха. Так что, Ростова, гордись. Вот у тебя какой друг есть, — Суходольский гордо стукнул кулаком себя в грудь, — сполна отомстил за поруганную честь товарища по оружию. Все они там кровью умылись!
— Заткнись, — разозлилась я, — сразу вспомнив, сколько в этом кишлаке было детей, — и, знаешь что? Пошёл вон отсюда! Видеть тебя не хочу!
— Ну ты чего? — опешил Суходольский, — ну прости, я понимаю, нервы и всё такое, но я совсем не то хотел сказать.
— А сказал именно это, и потому, я повторять больше не буду. Пошёл вон!
Едва за обиженным Суходольским закрылась дверь, я встала и уселась за стол, взяла огрызок карандаша, лист бумаги и стала размышлять. Как это ни странно, но глупая и жестокая выходка моего напарника мгновенно привела меня в чувство.
Итак. Что мы имеем на сегодняшний день? Как это не прискорбно сознавать, но почти ничего. Потрачено столько сил и средств, а воз, как говорится, и ныне там. Может быть, генерал был прав и я не там ищу? И в самом деле, чего я присосалась, как пиявка, к этой истории с колье? Ведь, если верить документам, оно пропало из семьи Радзивиллов аж в 1691 году. А клад спрятали в 1812-ом. Ну какая тут может быть связь? Никакой. Всё же 121 год прошёл. Шесть поколений сменилось. Да по сути об этом колье за столько времени должны были забыть уже все! Но, тем не менее, Базиль перед смертью начертил на песке: «Колье Барбары». Ни больше, ни меньше. Этот факт неоспорим. И никуда от него не денешься. Возможно ли, что Базиль имел в виду что-то другое? Маловероятно. А раз речь идёт именно об этом колье, то по логике оно должно каким-то образом указывать на место, где эконом спрятал сокровища. Как рабочую версию, это вполне можно допустить. А тогда это значит, как я раньше и предполагала, что колье Барбары и есть ключ к кладу Радзивиллов. Само колье утеряно или, по крайней мере, пока нам не доступно. Можно, конечно, попробовать каким-то образом использовать для поиска клада его изображение на портрете Эльжбеты? Но как? Не представляю. Ладно. Что нам ещё известно об этом украшении? Мы с большой долей вероятности выяснили, что это колье вовсе не Барбары, а Эльжбеты. А что нам это даёт? Пока ничего. Так, идём дальше. Мы знаем, как выглядит сие колье. И даже можем в любое время, если возникнет такое желание, полюбоваться его изображением в Пушкинском музее. А это что нам даёт? Опять ничего. Ну, хорошо, — думала я, — даже если предположить, что мы всё же найдём эту драгоценную безделушку, а дальше-то что? Куда её приложить? К чему? Стоп. А что вообще имел в виду Базиль? Само колье или его изображение? Так. — от волнения я даже перестала грызть карандаш. — Это уже горячее. Чем изображение может отличаться от оригинала? Ведь на портрете княгини Эльжбеты, как я сама убедилась, оно прорисовано очень тщательно, до мельчайших подробностей. И этот портрет много лет спокойно провисел в замке. То есть постоянно был доступен для обозрения всем, включая прислугу и даже гостей замка. Значит? Правильно. Все, кто видел портрет, видели только лицевую сторону колье. А вот что скрывается на обратной стороне украш