— Я же говорю, — пояснил Мирон, — братья Волченковы три дня кряду её допрашивали. Только всё без толку. Ничего она не скажет. Только время потеряете.
— Значит так, Мирон, — решительно и твёрдо проговорил Азаров, — задержанную отмыть, привести в порядок, накормить и одеть. На всё про всё у вас час. Понятно?
— Ясно, товарищ майор, сделаем.
— Погоди, майор, не гони лошадей, мы ещё ничего не решили, — встрял рыжий особист. — Сначала требуется допросить пленную, а уже потом решать — стоит её везти на Большую землю или прямо здесь в расход пустить.
— А от вас, капитан, ничего сейчас решать и не требуется, — твёрдо проговорил майор, — повторяю, — я имею прямое и чёткое указание Берии доставить княжну в распоряжение 4-го Управления НКВД. Или вы с чем-то не согласны, капитан? В таком случае можете прямо сейчас связаться со своим непосредственным начальством и получить от него разъяснения, каким образом офицер НКВД обязан выполнять прямые распоряжения Наркома.
— Много на себя берёшь, майор, — прошипел капитан.
— Ну вот и договорились, — облегчённо сказал Азаров, пропустив мимо ушей хамский выпад младшего по званию и, обернувшись к командиру партизанского отряда, сказал:
— Распорядись насчёт пленной и пойдём поужинаем, что ли. А то с утра маковой росинки во рту не было, — сказал майор, зная наперёд, что кусок в горло не полезет, — И пригласи бойцов, что княжну допрашивали. Хочу побеседовать с ними.
— Добро, — начальник партизанского отряда жестом пригласил гостей в свою землянку.
Аскетическое убранство помещения, где был накрыт стол для гостей, поражало своей аккуратностью. Теперь здесь кругом явно чувствовалась женская рука. Азаров даже усмехнулся про себя — по всему было видно: не иначе как командир обзавёлся, наконец, боевой подругой.
Выпив пару чарок и плотно закусив, все задымили папиросами.
— Мирон, ну спасибо тебе. Уважил, давно так вкусно не ел, — поблагодарил командира майор. — Теперь можно и делами нашими скорбными заняться. Давай, приглашай своих заплечных дел мастеров. Как их там? Волченковы, кажется?
— Макаров! — крикнул в сторону двери Мирон, — Волченковых давай на доклад. Да поживее.
— Послушай, Мирон, всё хочу спросить тебя, что это у тебя за игрушка такая, — кивнул Азаров на большую кобуру, лежавшую на столе по правую руку командира партизан.
— Парабеллум. Разведчики подарили. Трофейная машинка. Я, как ты знаешь, привык к старому доброму нагану. Но это тоже безотказная штука. Бой хороший.
— Хороший бой, говоришь? — медленно проговорил майор, — можно взглянуть?
— Да, пожалуйста, — Мирон охотно расстегнул кобуру и протянул через стол Азарову, — Забирай. Дарю.
— Спасибо, дружище. Но ты же знаешь, нам не положено. А посмотреть — посмотрю. Интересный пистолет, — майор оттянул двумя пальцами затвор и пистолет с тихим щелчком встал на боевой взвод.
— Майор, смотри аккуратней. Спуск очень мягкий, — предостерёг Мирон.
— Разрешите?
Азаров поднял голову. В землянку, пригнувшись на входе, шагнули два здоровяка в выцветших до белизны, перетянутых ремнями гимнастёрках. На их самодовольных круглых лицах играла уверенная улыбка балагуров, весельчаков и женских угодников.
— Заходите, — махнул рукой Мирон, — присаживайтесь. Вот майор из Москвы хочет с вами побеседовать.
Братья Волченковы шумно уселись за стол и тут же, не спрашивая разрешения, потянулись за бутылкой.
— Чем вы её били? — без предисловия резко спросил Азаров. Один из братьев, поперхнувшись спиртным, закашлялся, а второй, поставив бутылку, с вызовом ответил, глядя прямо в глаза Азарову:
— Нагайкой. А что?
— Да нет. Ничего. — пожал плечами майор и, подняв парабеллум, дважды нажал на спуск. За столом повисла звенящая тишина.
— А спуск, у него, Мирон, действительно слабоват, — медленно проговорил майор и протянул пистолет изумлённому Мирону. — Распорядись убрать эту падаль. — кивнул Азаров на трупы.
В самолёте майор специально посадил Агнежку рядом с собой на самый край жёсткого металлического сидения со стороны кабины пилотов. Особистам ничего не оставалось, как расположиться напротив, посадив между собой пленного шарфюрера со связанными за спиной руками. Тот сразу откинулся на борт и, расслабившись, закрыл глаза. Ли-2 пошёл на взлёт, корпус его задрожал и, наконец, шасси оторвались от земли. Внизу мелькнула группа партизан, махавших им на прощание руками. Когда под крыльями пошли сплошные леса, майор откинулся назад и вытянул ноги. Незаметно, под мерный гул моторов он задремал. Из состояния полудрёмы его вывел какой-то посторонний шум, майор открыл глаза и тут же вскочил, схватившись за кобуру. Особисты, зажав девушке рукой рот, уже перетащили её в хвост самолёта и завалили прямо на голые доски пола. Девушка отчаянно сопротивлялась, но один из особистов уже навалился на неё. Второй, сопя от напряжения, с трудом удерживал Агнежку за плечи. Она металась под ними, пытаясь вырваться из цепких рук насильников, но тщетно. Азаров рванулся вперёд, на ходу вытаскивая пистолет. Подлетел сзади и нанёс сильный удар рукояткой пистолета в рыжий затылок, другой рукой рванул особиста за плечо и отбросил в сторону. Второй верзила, отпустив жертву, выхватил пистолет и, не целясь, выстрелил в майора. Азаров упал навзничь на дощатый настил и почувствовал, как пуля просвистела прямо над ним и со звонким щелчком застряла в перегородке кабины пилотов. Перекатившись в сторону и достав особиста ударом сапога в голову, вскочил на ноги и рванулся вперёд. Через несколько минут оба особиста уже смирно сидели рядом с пленным шарфюрером и, злобно вращая глазами, молча смотрели на майора.
— Развяжи, — наконец дёрнулся рыжий, вытирая связанными ремнём руками заливающую лицо кровь, — сядем — хуже будет. Слышишь, майор? Чего ты так переполошился? Сам же знаешь — девке всё одно — в расход. Наш начальник полковник Гугунава всё равно сначала самолично её допрашивать будет. А уж там, в его кабинете, ей придётся ножки раздвинуть. Это я тебе говорю. А потом, как он сам наиграется — отдаст девчонку нам, операм. Так что зря ты всё это, майор, затеял. Только нажил себе большие проблемы.
— Заткнись, — рявкнул Азаров, краем глаза наблюдая, как девушка медленно встала с пола и, вялым движением одёрнув юбку, покачиваясь, подошла к майору и села на прежнее место. — А то я сейчас сам тебя в расход пущу. Понял?
Внезапно над головой громко застучал 12,7 мм пулемёт Березина. Майор приник к квадратному иллюминатору — совсем недалеко, чуть скрытая перистыми облаками промелькнула большая тёмная тень. В этот момент распахнулась дверь кабины пилотов, и молоденький лётчик, просунув вихрастую голову в щель, крикнул, пытаясь перекричать рёв моторов и треск пулемёта:
— Мессеры! Всем одеть парашюты! — кивнул он в хвост салона, где кучей были свалены большие брезентовые укладки. И тут же снова исчез в кабине, захлопнув дверь. Вдруг пленный рванулся в сторону всем телом, упал на пол и отчаянно завопил, показывая на иллюминатор позади Азарова. Майор оглянулся и ясно увидел быстро увеличивающиеся в размерах пропеллеры вражеского истребителя. Времени на раздумья уже не оставалось, и майор бросился на Агнежку, сбросил её с сиденья и, подмяв под себя, крепко прижал к полу. Со звоном разлетелись иллюминаторы, пули с треском, как консервную банку вспарывая корпус самолёта, с визгом вырывали из обшивки целые куски, прошивали самолёт насквозь и исчезали в начинающем темнеть небе. Майор хотел поднять голову, но тут же почувствовал сильный тупой удар в живот и потерял сознание. Через несколько мгновений он очнулся и открыл глаза. На полу в большой луже тёмной крови лежали особисты, с потолка, выбив телом створки люка, свисал на ремнях вниз головой мёртвый борт-стрелок. Самолёт в страшном крене стремительно нёсся к земле, через разбитый иллюминатор было хорошо видно пламя, охватившее правый мотор, и тянувшийся от левого двигателя широкий шлейф чёрного жирного дыма. В салоне сильно пахло горелым металлом. Майор, собрав остатки сил, стал искать глазами дочь и почти сразу увидел её. Она ползла к нему из хвоста салона, волоча за собой два парашюта. Над дверью пилотов яростно мигала красная лампочка.
— Папочка, папочка! Ты только не умирай, ну пожалуйста, — тормошила его за плечо дочь.
— Лиза, молчи и слушай меня внимательно, — майор, чувствуя, что сейчас опять потеряет сознание, притянул к себе дочь и прошептал ей несколько слов, потом слабо отстранил её от себя и, расстегнув карман кителя, протянул слабеющей рукой документы, потом пошарил на полу и, вложив в руку дочери свой «ТТ», подтолкнул к двери:
— Прыгай, Лиза, иначе будет поздно… — и закрыл глаза.
Но Лиза продолжала яростно трясти отца за плечи и, только перевернув его на спину и увидев страшную рану на животе, посмотрела в широко открытые застывшие глаза родного человека, всё поняла и, продев руки в лямки парашюта, рванулась к двери. Но, готовая уже сделать первый шаг в бездну, остановилась. Ей показалось, что сзади раздался сдавленный стон…
Минск, следственная тюрьма КГБ Беларуси, наши дни
Перед тем, как ехать на допрос в СИЗО КГБ в Минске, я долго готовилась и собиралась с мыслями. Рудович по телефону просто ошарашил меня, сообщив подробности ареста его бывшей учительницы. Она приняла бой и яростно отстреливалась. В результате её небольшой и милый домик в садовом товариществе целых два часа брали штурмом самые отборные бойцы спецназа КГБ Беларуси, не оставив от него камня на камне.
Когда же я увидела её в камере следственного изолятора в Минске, прозванного в народе «американкой» то, признаться, всё равно сильно удивилась разительным переменам. Образ добродушной и немного простоватой школьной учительницы истории испарился без следа. Передо мной сидел матёрый враг. Волевое лицо, холодный твёрдый взгляд из-под сдвинутых к переносице седых бровей, упрямо сжатые в ниточку слегка побелевшие губы. Напряжённая, как перед последним броском, поза. Весь её вид сейчас напоминал мне до предела сжатую стальную пружину, готовую в нужный момент распрямиться, сметая всё на своём пути.