орона украшения оказалась абсолютно гладкой. Уверенность в том, что, найдя колье, я узнаю, где покоятся несметные сокровища Радзивиллов, рухнула в один момент. Тайна, казавшаяся мне совсем недавно зловещей и увлекательной, оказалась проста, как весь наш мир. Да, абсолютно ничего не меняется с бегом времени на нашей планете. Истории безумной любви и трагедии, подобные этой, разыгрываются на Земле с удивительным постоянством. Генерал и на этот раз оказался прав. Все мои усилия были напрасны. Бродячий музыкант ещё в девятнадцатом веке, услышав эту историю от монахинь Несвижского Бенедиктинского монастыря, поведал её всему миру. Конечно! Опера «Ave, Maria!»! Мир на протяжении всей своей истории знал немало подобных примеров преданной любви. «Юнона и Авось», «Алые паруса» Грина, наконец! Как же я раньше не догадалась, что страшная тайна Радзивиллов — это всего лишь история тайной любви Кароля и Аннуси. Короля и простолюдинки. Я взвесила в руке тяжёлое золотое ожерелье. Оно по праву принадлежало не этой восковой монахине, а совсем другой женщине — законной супруге Кароля Анне Сангушке. Я покачала головой и, бросив прощальный взгляд на восковых влюблённых, опустила колье в карман. Потом вышла и толкнула печную доску, которая также легко, с тихим щелчком, встала обратно на своё место, надёжно отгородив двух влюблённых от любопытной толпы. И я искренне надеялась, что это уже навсегда…
Литва, Вильнюс, август, наши дни
Я выключила телевизор, сладко потянувшись, откинула в сторону мягкий фланелевый плед и встала с дивана. Накинув белоснежный халат, вышла на балкон. Передо мной открылся восхитительный вид старого города. Крытые красной черепицей аккуратные домики казались сверху игрушечными и буквально утопали в зелени. Приехав вчера в Вильнюс, я решила остановиться именно в этой старой, со всех сторон увитой диким плющом и плетистыми розами небольшой и очень уютной гостинице. Она была расположена в самом центре старого города, вдали от шумных улиц и галдящих на разных языках и наречиях пёстрых толп иностранных туристов, от которых в более оживлённых районах не было покоя ни ночью ни днём. Будучи в этом прибалтийском городе впервые, я сегодня весь день и вечер гуляла по старым кривым улочкам, по истёртым временем булыжным мостовым, пила восхитительно сваренный кофе с рижским бальзамом в маленьких кафешках, разбросанных по всему городу, и получила просто колоссальное удовольствие, несмотря на то что всё это время я напряжённо работала. Необходимо было хорошо провериться на наличие возможного наружного наблюдения. Поздним вечером, окончательно убедившись, что за мной слежки нет, я, не чуя под собой ног, поднялась к себе в номер и без сил упала на кровать. Но хорошая порция коньяка и получасовой отдых быстро вернули меня к жизни.
Я прошла в комнату и взяла со старого потёртого от времени дубового комода сигареты и зажигалку. Плеснула себе ещё немного коньяка и хотела уже было снова выйти на балкон и побалдеть, как внезапный и сильный порыв ветра бросил мне в лицо занавеску. От неожиданности я отпрянула внутрь номера, опрокинув на себя бокал. Видимо, начинается гроза, — подумала я, отряхиваясь. В комнате вдруг стало совсем темно, и я, протянув руку, хотела включить торшер, стоящий в дальнем углу комнаты у кресла. Но так и застыла на месте. Стакан выпал из моей руки и, расплёскивая остатки содержимого, упал на мягкий ковёр и бесшумно закатился под кровать. Рядом с креслом явно кто-то стоял. Тёмная высокая тень была хорошо видна на фоне светлой стены. Я отступила на шаг и, не знаю почему, инстинктивно скрестила руки на груди. Мысль воспользоваться пистолетом, лежащим у меня под подушкой, буквально в полуметре от моей руки, почему-то показалась нелепой и абсурдной. Внезапная вспышка молнии на мгновение выхватила из мрака тёмную фигуру. Я громко икнула и замерла на месте. У стены стояло самое настоящее привидение. Высокая стройная женщина, одетая в чёрное длинное платье, тоже скрестив руки на груди, внимательно смотрела на меня. Её пронзительный взгляд, казалось, прожигал меня насквозь. Внезапно я поняла, кто стоит передо мной, золотая корона, узким обручем охватывающая широкий благородный лоб женщины, и волевой взгляд не оставляли никаких причин для сомнений. Это была она! Чёрная Панна! Королева Анна Радзивилл, в девичестве Сангушко. Собственной персоной! Мгновенно вспомнив слова старушки из Питера о том, что призрак Анны абсолютно безобиден, я немного успокоилась. И тут же прямо на глазах тёмная фигура стала таять, постепенно превращаясь в бесплотную тень. И вот уже на месте призрака королевы осталось лишь облачко сизой дымки, но и оно через мгновение бесследно растворилось в темноте. Я наклонилась, не сводя взгляда с того места, где только что стоял призрак, пошарив рукой, подняла с пола стакан и, налив коньяка, залпом выпила, как воду, так и не почувствовав вкуса. Закурила и села на кровать. В голове метались какие-то мысли, незнакомые образы и обрывочные цветные картинки с бешеной скоростью мелькали, меняя друг друга, как в калейдоскопе. Раздался оглушительный гром, и в открытую балконную дверь упругой струёй хлестнул мощный заряд дождя. Сил встать и закрыть окно уже не было. Я продолжала сидеть, не замечая ярких всполохов молний, свет которых подобно вилам дьявола пронзал мокрые насквозь занавески и на короткие мгновения заливал гостиничный номер голубоватым, неживым светом. Внезапный и настойчивый стук в дверь заставил меня вздрогнуть от неожиданности и вернуться к действительности. В голове просветлело, тело как будто освободилось от тяжкой ноши и стало лёгким, почти невесомым. Я легко встала и открыла дверь. На пороге стоял Рудович с сияющим, как новенький рубль, лицом.
— Что с тобой? — улыбка медленно сползла с его лица, и он озабоченно подхватил меня под руку. — Ты вся дрожишь.
— Задрожишь тут, — пробормотала я и потянулась за бутылкой.
— Хватит пить. Звонили из Белоруссии. Лазарук просил тебе передать, что Томка твоя нашлась.
Я подняла ничего не понимающие глаза на своего друга и продолжала молчать.
— Ты поняла, что я сказал? — Рудович схватил меня за плечи и сильно тряхнул, — Томка нашлась! Живая и здоровая! Поняла?
— Подожди, — отстранилась я от Рудовича и бросилась к комоду, рывком выдвинула верхний ящик. Колье исчезло. Я бессмысленно пялилась на пустую деревянную коробку ящика и молчала. Это конец, — мелькнула шальная мысль. — Объяснить генералу, что бесценное колье забрал призрак Анны, будет невозможно. Он и слушать не станет. Потому что он просто во всю эту чертовщину не верит и никогда не поверит. Но хуже всего было то, что я, лишившись колье, с треском провалила тщательно разработанную операцию по захвату похитителей. Я медленно повернулась и посмотрела на Рудовича. Я видела, как он что-то говорил мне, эмоционально размахивая руками, но звук его голоса не доходил до меня. Я решительно встряхнула головой, и сквозь вату, которой, казалось, была до отказа забита моя голова, до меня стали доходить сначала отдельные звуки, а потом, наконец, и способность воспринимать человеческую речь вернулась окончательно. Но я, несмотря на всю сложность ситуации, всё равно облегчённо вздохнула и, наконец, прислушалась к тому, что пытался сказать мне Рудович.
— Ты вообще слушаешь меня? — поинтересовался он. — Вас, женщин, никогда не поймёшь. То ты с пеной у рта настаиваешь, чтобы мы не проводили силовой захват похитителей, беспокоясь за жизнь своей подруги. То, когда я тебе говорю, что она на свободе и можно смело вязать этих отморозков, ты молчишь, как памятник.
— Рудович, миленький, — я ухватила его за широкую ладонь. Я очень тебя прошу — выслушай меня внимательно и только не перебивай.
— Ну хорошо, — подозрительно посмотрел на меня он. — Что там у тебя ещё стряслось? И бледная ты какая-то. В гроб краше кладут. Честное слово! Тьфу, — трижды повторил он и постучал по деревянной столешнице стола.
— Гриша, послушай меня. Колье пропало. — Подожди, — закрыла я его рот ладонью, — ничего не говори, а просто послушай меня. А потом ты уже решишь, как поступить.
— Я? — удивлённо пробормотал он.
— Именно ты. Поскольку после моего рассказа только от тебя будет зависеть моя судьба. — И я, не дав ему больше и рта раскрыть, быстро рассказала о том, что произошло в моем номере за несколько минут до его прихода. По мере моего повествования масса эмоций сменялась на его лице. От негодования и удивления до грусти и жалости. Но в целом, мне показалось, что он смотрел на меня, как на умалишённую. — Ну вот, теперь ты всё знаешь, — закончила я свой довольно путанный рассказ. — И что мне теперь делать? Я не знаю.
Рудович подошёл к комоду, и я подумала, что он хочет сам убедиться, что колье там действительно нет. Однако я ошиблась. Мой друг ухватил своей огромной лапой бутылку коньяка и сделал прямо из горлышка солидный, в полбутылки, глоток. Вытер ладонью рот и, причмокнув от удовольствия, изрёк:
— Слушай, что я тебе скажу, старушка. Всё, что ты мне сейчас поведала, конечно, чрезвычайно интересно, но больше этого никому и никогда не рассказывай. Если, конечно, хочешь дослужиться до пенсии. Ну это, я думаю, тебе понятно и так. Что же до всего остального, то мы поступим следующим образом. — Рудович задумчиво почесал затылок и, заложив руки за спину, принялся важно расхаживать по номеру, как Наполеон Бонапарт накануне решающей битвы:
— Сейчас я позвоню Юрию Харитоновичу, — наконец, многозначительно вымолвил он, — и выясню подробности счастливого освобождения твоей подруги, а потом мы решим, как поступить. Да, с колье прокол получился, конечно, страшный. Но вешать нос пока рано, — ласково потрепал Рудович меня по щеке, — где наша не пропадала, что-нибудь придумаем.
— Когда придумаем? Думать уже некогда. Бандиты назначили встречу на завтра. Мы их спеленаем, конечно, и без колье. Потому как если Томке больше ничего не угрожает, то какая теперь разница, передадим мы бандитам колье или нет? Но потом-то всё равно обязательно встанет вопрос — где колье? И что отвечать? Ума не приложу, — села я на кровать, обхватив голову руками. Рудович вздохнул тяжело и вышел на балкон звонить своему начальству.