— Случайно, он приезжал не вместе с этим? С Голубом?
— Не-ет. — Анна Тимофеевна махнула рукой. — Один приезжал.
— А Голуб когда приехал? Сразу после него?
— Нет. Месяца через полтора. — Анна Тимофеевна вздохнула. — Беда прямо. Главное — год целый прошел, а человека все жалко. А еще больше совесть замучила. Перед людьми каково. Ведь моя квартира.
— Анна Тимофеевна. — Ант сел на табурет. — Эх. Как бы сказать.
— Ну, милок, говори, говори. — Она тоже села. — Говори. Я все расскажу.
— Вы не помните, у вашего постояльца не было каких-то знакомых в городе?
— Что-то не помню. Да он второй день как приехал.
— А… зачем он приехал? — спросил я.
Ант тем временем осторожно снял с горы белоснежных подушек верхнюю. Потом — еще одну.
— Как зачем? Отдыхать. Он мне и задаток дал за две недели, а меньше-то я не беру… Отдохну, говорит, у вас. А у нас — у нас здесь отдыхается хорошо.
— Анна Тимофеевна. — Ант прислонился к подоконнику, держа в руках подушку. — Вы знаете, очень бы нам нужно было побыть в вашей квартире одним. Часочек-другой.
— Пожалуйста. — Хозяйка встала. — Располагайтесь. Я же ведь летом здесь не живу. Сдаю если только. А так у дочери. Так что даже ночевать можете. А мне как раз к ней надо, к Лиде. Через две улицы она живет.
— Только один вопрос, Анна Тимофеевна. — Ант перевернул подушку. — Вспомните — белье постельное… тогда… ну, когда после покойника вы все убирали… Вы видели это белье?
— Белье? — Анна Тимофеевна перекрестилась. — Белье это мы все сожгли. Я Лиде, дочери своей, велела снять и… чтоб глаза не видели.
— Так. — Ант кивнул. — Понятно. Ну что ж, Анна Тимофеевна, тогда, наверное, все.
Анна Тимофеевна ушла. Пааво ходил по квартире.
— Следов насилия нет, — вслух раздумывал он. — Это еще ни о чем не говорит. Хорошо. Следов насилия нет… Нет… Ну ладно. Допустим — это убийство. Значит, тот, кто знал, что у Голуба есть колье Шарлотты, пришел сюда, будем считать, вечером. Около двенадцати. Знал он эту квартиру раньше? Знал. Должен был изучить, судя по почерку. Защелки на окнах здесь липовые. Да и замок дверной можно открыть любой отмычкой. Войдя в квартиру, он поискал, где можно спрятаться. Думаю, идеальное место было здесь, под кроватью. — Ант, отогнув крахмальное покрывало, заглянул под кровать. — Ночью пришел Голуб. Естественно, он скинул туфли, снял часть подушек и лег спать. Дождавшись, пока Голуб уснет, убийца вылез из-под кровати, взял подушку и, вместе с ней навалившись на Голуба «мягким накатом», закрыл ему лицо. Через пять— десять минут все было кончено. Голуб задохнулся. При этом на его теле не осталось никаких следов насилия.
— На теле, — повторил я. — Исключительно на теле.
— Да, понимаю, — согласился Ант. — На теле, но не на белье. На подушке, которая служила орудием убийства, обязательно должны были остаться следы слюны. Или рвоты. Но белья нет. Его сожгли. А следователь… Тропов этот… конечно, не обратил внимания на такую мелочь, как белье.
Резон во всем этом есть. Но одного резона мало. Пока мы только пытаемся подтянуть один к другому факты.
— Ну, что скажешь?
— Похоже, — сказал я. — Добавлю, если преступник был опытный, он мог принести с собой наволочку и переменить ее. Такое могло быть?
— Могло, — согласился Ант.
Мы надолго замолчали. Нет, все это тем не менее, несмотря на наше желание, выглядит шатко.
— Только пойми одно, Ант, — сказал я. — Ведь мы приехали с тобой сюда только для того, чтобы для себя — понимаешь, для себя! — убедиться, что это был не несчастный случай. И что Голуба именно убили. Нам важно было именно для себя узнать это. Ну вот — мы приехали, все осмотрели, изучили дело, все, как говорится, вылизали, а такой убежденности у нас нет. Или есть?
— Нет, — неохотно согласился Ант.
— И не может быть. И следователь, этот Тропов, прав. Хоть он и сделал массу упущений. Допустим, преступник задушил Голуба подушкой, предварительно сменив наволочку. Потом открыл газ. И так далее. Но ведь Голуб был уже мертв. А как может попасть газ в легкие к мертвому — мы не знаем.
— Но ведь нечисто же дело! — в сердцах сказал Ант. — Володя? По всем деталям. И даже — по «косвенным». Ты же чувствуешь?
Я подумал. Нет, здесь надо быть честным.
— Это нам так хочется, чтобы было нечисто, — сказал я. — Мне и тебе. Но ведь одного нашего желания мало. Нужны доказательства. А доказательства говорят, что это был несчастный случай.
Было уже темно, близилась ночь, а мы с Антом все еще сидели в квартире Анны Тимофеевны. Расстелив вместо скатерти газету, при свете лампы мы подкреплялись хлебом, молоком из пакетов и колбасой. Может быть, потому, что мы устали, звонок в дверь показался мне неожиданным. Ант пошел открывать, и я, услышав низкий голос в передней, вспомнил: Тропов и Курчев. Да, это были они. Видно было, что потрудились они на совесть. С ними пришел немолодой, невысокого роста человек в форме железнодорожника. Он был явно насторожен, если не испуган. Тропов чуть придерживал его за локоть.
— Знакомьтесь, — сказал Тропов. — Савин, сцепщик с нашей станции. Вот он вроде видел Голуба. И не одного. Год назад.
Савин посмотрел сначала на Тропова, потом на Курчева. Подумав, глянул на Анта — и только после этого кивнул и сказал как-то неопределенно:
— Видел. Видел, видел.
— Да вы садитесь, — сказал я. Савин сел. — Где это было?
— В ресторане вокзальном. — Савин помедлил. Я молчал, стараясь не сбивать его вопросами. — Кушали они. За столиком сидели, кушали. — Чувствуя мое ожидание, он добавил зло: — Ну и все. Чего еще? Пива зашел выпить, а они кушают там. Вот этот кушал, на фото. Которое Алексей Иванович показывал. — Он кивнул на Тропова. — И второй.
Я понял: без наводящих вопросов не обойтись.
— Они одни сидели за столиком?
— Одни.
— Это был городской житель? Печорский? Или приезжий?
— Не, не печорский. — Савин качнул головой. — Своих-то я всех знаю.
— Точно не печорский?
— Да вроде точно. А там — кто его знает.
— А как выглядел этот второй? Вы можете описать?
— Да… никак не выглядел. Обычный человек. Да я зашел-то только на секунду. Пива выпил — и все. Если б показали мне его, вспомнил. А так… человек как человек.
— Хоть какого цвета волосы? Темные? Светлые? — спросил Ант.
— Да вроде средние.
— А глаза какого цвета?
— Да вы что — смеетесь? — Савин улыбнулся и хлопнул рукой по колену. — Глаза. Да я что — в глаза ему заглядывал? — Он помедлил. — Я пива зашел выпить, товарищи… Пива, понимаете? Холодно было. Ну и они сидели… за столиком.
Что-то необычное мелькнуло в этом ответе Савина. Я вдруг понял что.
— Как холодно? Ведь был июль?
— Июль? Во! — Савин посмотрел на Тропова. — Конец марта был. Июль!
— Да, — сказал Тропов. — Я забыл предупредить. Савин этих двоих видел в конце марта. Прошлого года, конечно.
Так. Это уже новость. Значит, Голуб приезжал в Печорск еще и в конце марта. И о чем-то говорил в вокзальном ресторане с человеком, у которого были не светлые и не темные волосы. И — приезжим. Надо попытаться все-таки еще что-то выжать из Савина. Хоть что-то.
— Может быть, вы все-таки попробуете вспомнить, как выглядел этот второй человек? — сказал я. — Ну, хоть какую-то примету?
— Ну пожалуйста, — сказал Ант. — Мы вас очень просим.
— Не знаю даже, — Савин вздохнул. — Да вроде… нет, врать не хочу. Да вроде… нет. Ну…
— Ну, ну, ну… — попытался помочь ему Ант. — Ну?
— Вроде… вроде, знаете, так, избычась, он смотрел.
— Избычась?
— Ну да.
— Это как — избычась? — Ант посмотрел на меня.
Я понял смысл этого взгляда. То, как смотрит человек, — далеко еще не примета.
— Да так, будто бычился.
— Хорошо. Смотрел избычась. А еще что? Ну, вспомните?
— Нет. — Савин сокрушенно качнул головой. — Не помню больше ничего. Сами поймите — давно было. Больше года.
— Хорошо, — сказал наконец я. — Жаль, что мало примет вы запомнили. И все-таки большое вам спасибо. Вам, товарищ Савин, особенно. Ну и вам, конечно, ребята. За то, что нашли.
Мы с Антом пожали всем троим руки. Проводили до дверей. А когда вернулись к своему ужину, вдруг — это случилось, как раз когда я подцепил большой кусок колбасы, — я понял. Я вдруг понял. Понял наконец, где надо искать. И в чем тут дело — с тем, как газ попал в легкие к Голубу. Конечно, это была только догадка, только слабое предположение. Но теперь она могла хоть что-то объяснить. Какой же я был дурак.
— А ведь мы с тобой кретины, — сказал я. — Просто болваны. Исходную точку мы с тобой определили правильно. И сами потом о ней забыли. Понимаешь?
Да, кажется, то, что вдруг почудилось мне, было близко к истине.
— Не очень пока, Володя. Ты же мне ничего не объяснил.
— В чем суть преступления? — сказал я как можно проникновеннее. — В том, что преступник был очень опытный. Матерый. Ты понимаешь — в этом вся суть.
— Ну и что дальше?
— Нужно только ни на секунду не забывать об этом. — Я сейчас как будто бы заклинал — не только Анта, но и себя. — Ни на секунду. А мы забыли. Ну, идиоты. Ну, болваны. Этот преступник был настолько опытный и матерый, что не боялся ничего. Ни возможной мести, ни каких-то других вещей, которые испугали бы, скажем, преступника обычного.
Я встал. Подошел к входной двери. Открыл и закрыл ее. Теперь я должен еще раз все представить себе.
— Был ли резон такому преступнику, отобрав колье, обязательно убивать Голуба? Ант?
— Боюсь, что я тупица, — сказал Ант. — Не пойму что-то насчет вот этого — не обязательно убивать. Почему не обязательно?
Нет, все-таки я был горд сейчас своей догадкой. Пусть это было, в общем, на песке и в воздухе, но все-таки это было кое-что.
— Потому что опытному, матерому, матерому, пойми, преступнику это было не нужно! — Я стукнул кулаком по притолоке. — Он Голуба не боялся. Он вообще никого не боялся. Задача у этого преступника была только одна — добыть колье Шарлотты. Отобрать. Понимаешь?