– Давайте сойдем, – обратился Фиппс к миссис Милтон, которая в оцепенении застыла в дверях вагона.
В следующую минуту все трое уже спешили вверх по лестнице. Мистера Дэнгла они увидели стоявшим без шляпы, с вытянутыми руками. Услужливый парнишка оттирал тряпкой его грязные ладони. Длинной лентой вниз по склону тянулась широкая безобразная дорога, а вдалеке небольшая группа местных жителей удерживала черную лошадь. Даже с большого расстояния на физиономии чудовищного животного читалось выражение собственной гордости. Лошадиная морда, казалось, была грубо вырублена топором из цельного куска дерева. С ней могли сравниться лишь кони Тауэра, на которых гордо восседают закованные в железные латы всадники. Больше я ничего подобного не встречал. Однако сейчас нас интересует не столько животное, сколько человек по имени Дэнгл.
– Вы ранены? – с участием и готовностью оказать помощь осведомился Фиппс, подбежав первым.
– Мистер Дэнгл! – воскликнула миссис Милтон, в отчаянии сжав ладони.
– Приветствую! – ничуть не удивившись, невозмутимо ответствовал Дэнгл. – Рад, что вы приехали. Вы можете понадобиться. Я угодил в небольшую переделку, но поймал их, причем в том самом месте, где и рассчитывал.
– Поймали! – ошеломленно повторил Виджери. – Где же они?
– Там, – небрежно кивнул назад Дэнгл. – Примерно в миле отсюда, на вершине холма. Я их оставил. Пришлось оставить.
– Ничего не понимаю, – промолвила миссис Милтон, вновь погрустнев. – Вы нашли мою Джесси?
– Нашел. Хотелось бы где-нибудь смыть с рук землю. Дело было так. Я настиг их за поворотом дороги. При виде велосипедов лошадь испугалась и шарахнулась в сторону. Они сидели на обочине и рассматривали цветочки. Я успел крикнуть: «Джесси Милтон, мы вас ищем!» – и в этот момент проклятое чудовище понесло. Обернуться я не осмелился и впредь думал только о том, как бы остаться в живых. Но все-таки добавил еще кое-что: «Возвращайтесь к своим. Вас простят!» И все. Дальше помню только безумную скачку, грохот деревянного ящика и топот копыт. Слышали они или нет…
– Отвезите меня к ней! – повернувшись к Виджери, тоном страдающей королевы приказала миссис Милтон.
– Непременно, – внезапно встрепенувшись, пообещал Виджери. – Это очень далеко, Дэнгл?
– Мили полторы или две отсюда. Я сделал все, чтобы их найти. Но взгляните на мои руки! Прошу прощения, миссис Милтон. – Он повернулся к Фиппсу: – Послушайте, где можно вымыть руки? И взглянуть на колено?
– Думаю, что на станции, – ответил молодой медик, горя желанием оказать помощь.
Дэнгл попытался сделать шаг, но поврежденное колено отозвалось резкой болью.
– Обопритесь на мою руку, – предложил Фиппс.
– Где здесь можно найти какой-нибудь экипаж? – обратился Виджери к двум любопытным мальчишкам.
Мальчишки не поняли, чего от них хотят, и переглянулись.
– Нигде не видно ни кеба, ни двуколки… вот уж точно: «Коня, коня, полцарства за коня!»
– Есть лошадь, – дернув головой, произнес один из мальчишек.
– А где можно найти двуколку? – уточнил Виджери.
– Или телегу, или что-нибудь, – добавила миссис Милтон.
– Телега есть у Джона Уокера, вот только нанять ее не получится, – растягивая слова и глядя куда-то вдаль, на дорогу, ответил старший мальчишка. – И мой отец тоже не даст, потому что у него нога сломана.
– Значит, даже телеги нет. Понятно. Но что же делать?
Миссис Милтон вдруг подумала, что, хоть Виджери предан и галантен, все-таки Дэнгл куда изобретательнее.
– Может быть… – робко предложила она, – вам стоит спросить мистера Дэнгла…
С Виджери моментально слетела вся позолота, а из глубины на поверхность выступила прежде тщательно скрываемая природная грубость.
– К черту Дэнгла! Разве он уже не провалил дело? Помчался за беглецами в двуколке, чтобы объявить о погоне, а теперь вы хотите, чтобы я его о чем-то спросил!
Нежные голубые глаза мгновенно наполнились слезами, джентльмен испуганно умолк, а потом произнес совсем иным тоном:
– Если желаете, я пойду и спрошу Дэнгла.
Он быстро зашагал к станции, оставив прекрасную даму в одиночестве на дороге под любопытными взглядами двух мальчишек. Глядя ему вслед, она задавалась горьким вопросом: куда же исчезли рыцари доброго старого времени? Да, миссис Милтон чувствовала себя смертельно усталой, голодной, запыленной, непричесанной – словом, истинной мученицей.
XXXI. Вечер трудного дня
Невозможно без сердечного трепета повествовать о том, как закончился этот переполненный бурными событиями день. Беглецы исчезли, поездов больше не было. Городок Ботли взирал на чужаков безучастно, с презрением, решительно отказывая в транспорте, а хозяин трактира «Цапля», где они остановились, посматривал с нескрываемым подозрением.
День выдался таким жарким, что некогда безупречный воротничок Фиппса засалился, юбка миссис Милтон нуждалась в утюге, да и вообще весь позитивный настрой спасательной экспедиции улетучился. Синяк под глазом и пластырь не позволили мистеру Дэнглу чувствовать себя раненым рыцарем, а потому он без особых усилий отказался от этого образа. Нельзя утверждать, что во время беседы взаимные обвинения выступили на первый план. Нет, скорее они, словно вспышки летней молнии, освещали горизонт. В глубине души каждый переживал унижение и осознавал нелепость происходящего. Разумеется, винить следовало только своевольную Джесси и больше никого. Точно так же не вызывало сомнений следующее важное обстоятельство: судя по всему, той катастрофы, которая придала бы событиям трагический характер, не случилось. Просто молодая особа – я сказал «молодая особа»? Да нет, совсем девчонка! – предпочла покинуть уютный дом в Сурбитоне, отказалась от всех прелестей общения в кругу утонченных интеллектуальных людей и сбежала, утянув за собой целую поисковую экспедицию и заставив участников погони страдать и мучиться ревностью, а теперь, субботним вечером, сбросила усталых и утомленных жарой спасателей, словно комки грязи с колес своего велосипеда, прямо в мерзкую деревенскую пивную! Причем сделала это не ради любви и страсти, что могло бы послужить убедительным оправданием даже в глазах тех, кто осуждает юношескую эксцентричность, а всего лишь из эгоистической прихоти, вопреки здравому смыслу. Тем не менее джентльмены проявили столь великодушную сдержанность, что говорили о беглянке исключительно как о сбившемся с пути ребенке, а миссис Милтон после сытного ужина вновь стала изъявлять самые благородные чувства.
Стоит упомянуть, что расположилась она в единственном удобном кресле – плетеном, с мягкими подушками, – тогда как все остальные сидели на невероятно жестких стульях из конского волоса, с салфетками, привязанными к спинкам лимонно-желтыми лентами. Обстановка в трактире разительно отличалась от уюта элегантной гостиной в Сурбитоне. Миссис Милтон повернулась к окну (ночь выдалась удивительно тихой и теплой), и сумеречный свет – ибо лампу решили не зажигать – чрезвычайно выгодно подчеркивал ее изящную фигуру. Однако голос выдавал ее усталость, и, казалось, она винила себя за написание романа «Душа без оков». Такой вечер мог бы украсить сентиментальные мемуары, однако в реальности казался немного скучным.
– Я чувствую, что виновата, – призналась миссис Милтон. – Подала идею. Мою первую книгу, хотя я не сожалею ни о едином слове, неправильно поняли и ошибочно истолковали.
– Совершенно верно, – угодливо подтвердил мистер Виджери, стараясь выглядеть настолько преданным, чтобы было заметно даже в полумраке. – Причем намеренно.
– О, не говорите так! – воскликнула миссис Милтон. – Вовсе не намеренно. Я стараюсь думать, что критики пишут честно – конечно, в меру собственных понятий. Впрочем, о критиках я совсем не думала. Но она… – Леди умолкла.
– Это возможно, – произнес мистер Дэнгл, проводя пальцем по пластырю.
– Я пишу книгу и рассказываю историю. Я хочу, чтобы люди думали так, как я советую, а не поступали. Роман – всего-навсего наставление, просто в форме сюжетного повествования. Я стремлюсь выдвигать новые идеи, распространять новые мысли. И когда эти идеи найдут понимание, в обществе начнутся преобразования. А сейчас желание идти напролом, вопреки установленному порядку выглядит безумным. Как известно, Бернард Шоу[23] объяснял эту тенденцию по отношению к социализму. Все мы знаем, что зарабатывать на жизнь трудом хорошо, а существовать на проценты с капитала плохо. Вот только пока нас слишком мало и невозможно ничего изменить. Дело в тех, других.
– Совершенно верно, – подтвердил мистер Виджери. – Те, другие, должны начать первыми.
– Так что пока вы продолжаете заниматься своим банком…
– Если не я, банком займется кто-нибудь другой.
– Ну а я живу на деньги от продажи лосьона мистера Милтона и пытаюсь добиться признания в литературе.
– Пытаетесь! – воскликнул мистер Виджери. – Нет, уже добились!
– Это совсем другое, – заметил мистер Дэнгл.
– Вы слишком добры ко мне. Конечно, в моем романе Джорджина Гриффитс жила одна в парижской квартире, познавала действительность, принимала у себя мужчин, но ведь ей уже исполнился двадцать один год.
– А Джесси всего семнадцать – истинное дитя! – с готовностью подхватил мистер Дэнгл.
– И это обстоятельство все меняет. Ребенок! Совсем не то, что взрослая женщина. К тому же Джорджина Гриффитс никогда не злоупотребляла свободой – не разъезжала на велосипеде по сельской местности! Да еще в нашей стране, где все такие привередливые и консервативные. Представьте только: ночевать вне дома! Это ужасно! Если об этом станет известно, она погибла!
– Погибла, – эхом повторил мистер Виджери.
– Ни один мужчина не женится на такой девушке, – добавил мистер Фиппс.
– Этот неприглядный факт надо скрыть, – заключил мистер Дэнгл.
– Мне всегда казалось, что жизнь складывается из судеб отдельных людей и о каждом человеке следует судить в контексте конкретных обстоятельств. Общие правила здесь не работают…