– Постоянно в этом убеждаюсь, – согласился мистер Виджери.
– Таковы правила, которые я соблюдаю. Конечно, мои книги…
– Это другое, совсем другое, – возразил мистер Дэнгл. – В романе описываются типичные случаи.
– Но жизнь не укладывается в понятие типичного, – чрезвычайно глубокомысленно заметил мистер Виджери.
В этот момент совершенно неожиданно для себя (и тем более для окружающих) мистер Фиппс протяжно зевнул. Как всегда, зевок оказался заразным, и вскоре утомленные беседой джентльмены и леди разошлись под разными предлогами. Однако никто не лег спать. Оставшись один, Дэнгл принялся с отвращением рассматривать посиневший глаз, ибо, несмотря на безграничную энергию, оставался крайне аккуратным и чистоплотным джентльменом. Вся эта история ужасно его раздражала. В то же время мистер Фиппс, сидя на кровати, с таким же отвращением крутил в руках воротничок, который еще вчера счел бы немыслимым надеть в воскресный день. Миссис Милтон задумалась о том, что даже полные мужчины с преданными, как у собаки, глазами всего лишь простые смертные, а мистер Виджери погрузился в переживания из-за того, что грубо обошелся с леди на станции и до сих пор не успел одержать верх в соперничестве с Дэнглом. Все четверо всецело зависели от внешних обстоятельств, а потому болезненно воспринимали как презрение и подозрительность поглотившего их Ботли, так и насмешливость Лондона и утонченное любопытство Сурбитона, ожидавших в будущем. Перед каждым вставал вопрос: действительно ли они ведут себя нелепо?
XXXII. Странствующий рыцарь Хупдрайвер
Как сообщил мистер Дэнгл, он оставил беглецов на обочине дороги примерно в паре миль от Ботли. До его появления мистер Хупдрайвер с огромным интересом узнавал от образованной спутницы названия самых простых придорожных цветов. Вокруг веселыми компаниями росли седмичники и зверобой, возвышались стебли иван-чая, пестрели аронники, васильки и лютики. Да, названия простых растений оказались довольно мудреными.
– Видите ли, в Южной Африке цветы совсем другие, – оправдал свое невежество наш герой, благо фантазия снова его не подвела.
Внезапно раздался стук копыт и скрип колес, и, бесцеремонно нарушая безмятежную тишину летнего вечера, по дороге промчался человек. Раскачиваясь из стороны в сторону и отчаянно жестикулируя из-за крупа неведомо куда несшей лошади, он окликнул Джесси, без видимой причины метнулся к живой изгороди и скрылся – очевидно, для того, чтобы исполнить предписанное судьбой. Прежде чем наши путешественники успели вскочить и схватить велосипеды, мимо них, подобно устрашающему видению, пролетела двуколка и, виляя по дороге из стороны в сторону еще отчаяннее, чем это делал велосипед мистера Хупдрайвера, скрылась за поворотом.
– Он знает, как меня зовут, – испуганно пролепетала Джесси. – Да, точно, это был мистер Дэнгл.
– А все из-за велосипедов, – одновременно с ней озабоченно проговорил мистер Хупдрайвер. – Надеюсь, он не пострадает.
– Это был мистер Дэнгл, – в ужасе повторила Джесси.
На сей раз спутник ее услышал и испуганно вздрогнул. Брови его в изумлении изогнулись.
– Что? Неужели кто-то из ваших знакомых?
– Да.
– О господи!
– Он искал меня, – без тени сомнения продолжила Джесси. – Точно. Он окликнул меня прежде, чем лошадь понесла. Его послала мачеха.
Мистер Хупдрайвер в очередной раз пожалел, что не вернул велосипед владельцу, поскольку до сих пор смутно представлял отношения между Бечемелом и миссис Милтон. Он считал, что честность – лучшая политика. Не всегда, но часто. Оглядевшись по сторонам, наш герой решил немедленно действовать.
– Значит, он гонится за нами? Тогда непременно вернется. Но сейчас он мчится вниз с холма, а потому наверняка не скоро сможет остановиться.
Джесси вывела машину на дорогу и стала подниматься на сиденье. Все еще внимательно глядя на поворот, поглотивший Дэнгла, мистер Хупдрайвер последовал ее примеру. Вот так, на закате, наши путешественники продолжили бегство, теперь в направлении деревни Бишопс-Уолтхэм, причем наш герой занял самое опасное место – в арьергарде – и ехал, постоянно оглядываясь и рискованно виляя. Из-за него Джесси время от времени приходилось снижать скорость. Рыцарь тяжело дышал и ненавидел себя за то, что не может закрыть рот. После часа упорной гонки беглецы оказались в Винчестере, причем непойманными. На темных, освещенных желтыми фонарями улицах не было видно ни Дэнгла, ни какой-либо иной опасности. Однако мистер Хупдрайвер побоялся останавливаться в таком густонаселенном месте и вежливо, но твердо настоял на необходимости заправить фонари и отправиться дальше, в сторону Солсбери, несмотря на то что среди живых изгородей уже начали шнырять летучие мыши, а в небе ярко засияла вечерняя звезда. От Винчестера дороги расходились во все стороны, и, чтобы избавиться от преследования, следовало резко повернуть на запад. Увидев поднимавшуюся в сумерках яркую желтую луну, мистер Хупдрайвер вспомнил отъезд из Богнора. Однако хотя и луна, и общая атмосфера оставались прежними, чувства его заметно отличались. Выехав из Винчестера, путешественники продолжили путь в полном молчании. Оба выбились из сил. Даже ровная дорога давалась с трудом, а каждый небольшой пригорок требовал невероятных усилий. В результате пришлось остановиться на ночлег в процветающей деревенской гостинице. Приятного вида хозяйка встретила их радушно, не выказав ни удивления, ни любопытства.
По пути в комнату, где был накрыт ужин, мистер Хупдрайвер взглянул в приоткрытую дверь и в клубах табачного дыма, за столом, заставленным стаканами и пивными кружками, заметил три с половиной лица (вторая половина четвертого лица осталась скрытой от глаз), а вдобавок услышал фразу одного из сидевших за столом. До этого мгновения наш герой чувствовал себя гордым и счастливым человеком – скорее всего путешествующим инкогнито наследником баронета. С бесконечным достоинством поручив велосипеды заботам странного слуги, он с галантным поклоном распахнул перед Джесси дверь. Он представлял, как отовсюду доносятся вопросы: «Кто это?» – и тут же следуют ответы: «Какая-то богатая пара. Посмотри на их велосипеды». Потом воображаемые зрители принимаются рассуждать о моде на велосипедные прогулки, о том, как судьи, биржевые маклеры, актрисы – иными словами, весь бомонд – отправляются в путь на велосипедах и зачастую, не желая останавливаться в больших отелях и сторонясь городских толп, предпочитают оригинальный отдых в сельской местности. Потом наблюдатели непременно заметят особое благородное очарование вошедшей леди и скромное достоинство сопровождавшего ее статного голубоглазого кавалера со светлыми усами. Заметят и многозначительно переглянутся. «Вот что я скажу, – негромко и проникновенно проговорит один из мудрых деревенских стариков. – Наверняка это какой-нибудь баронет развлекается, не желая себя называть. А может, даже кто поважнее».
Да, такие сцены рисовало богатое воображение мистера Хупдрайвера еще за миг до того, как он услышал фразу, перевернувшую его гармоничный мир. Как именно звучала эта фраза, не должно нас интересовать: это было насмешливое замечание в духе Стрефона[24]. Если вам, дорогая леди, очень хочется узнать подробности, то сделать это очень просто: всего лишь наденьте современный велосипедный костюм, выберите спутником самого хлипкого из ваших знакомых и в ближайшую субботу отправляйтесь в любой трактир, где собираются здоровые сельские жители. Там вы услышите множество замечаний, подобных тем, которые донеслись до слуха благородного мистера Хупдрайвера. Возможно, даже больше, чем вам будет угодно.
Следует добавить, что слова эти касались непосредственно нашего героя. Сделавший замечание посетитель таверны выразил полное неверие в высокое социальное положение мистера Хупдрайвера и одним точным ударом разбил все светлые мечты, которые так радовали и вдохновляли его воображение. Глупое счастье мгновенно развеялось словно сон. Ответить было нечем, как всегда нечем ответить на откровенную грубость. Не исключено, что обидчик получил моральное удовлетворение от того, что сбил спесь с самодовольного простака, а возможно, даже не заподозрил, что выстрел попал в цель. Не задумываясь, выпалил первое, что пришло в голову, как мальчишка механически бросает камень в птицу. Однако пуля не только сбила глупую спесь, но и глубоко ранила жертву, вульгарно задев мисс Милтон.
Судя по ее поведению, Джесси ничего не услышала. Однако во время ужина, накрытого в отдельной маленькой комнате, наш герой хранил сосредоточенное молчание, хотя спутница жизнерадостно болтала. Через пеларгонии на открытом окне из общего зала долетали обрывки невнятного разговора, время от времени прерываемого грубым смехом. Мистеру Хупдрайверу казалось, что говорят по-прежнему о них, и на вопросы он отвечал рассеянно. Вскоре Джесси сказала, что устала, и ушла в свою комнату. Оставаясь джентльменом, мистер Хупдрайвер открыл перед ней дверь и с поклоном пропустил вперед, а пока она поднималась по лестнице наверх и заворачивала за угол, где под чучелами птиц висел барометр, внимательно прислушивался, в страхе ожидая новых оскорблений. Затем он вернулся в комнату, остановился на коврике перед камином и, услышав очередной взрыв смеха, презрительно пробормотал:
– Хамы!
За ужином он неустанно сочинял язвительный ответ, остроумную презрительную речь, которой собирался уничтожить невежественных противников. Да, он пригвоздит их к позорному столбу так, как положено аристократу: «Называете себя англичанами, а сами оскорбляете женщину!» Потом, возможно, запишет имена и адреса, пригрозит пожаловаться местному сквайру, пообещает, что не оставит дело без последствий, и удалится, бросив обидчиков в испуганном оцепенении. Да, именно так следует поступить.
– Разберусь с ними по-своему, – яростно заключил мистер Хупдрайвер и больно дернул себя за усы.
Чтобы подогреть решимость, он освежил в памяти оскорбительные слова и, повторив основные положения своей обличительной речи, откашлялся, сделал три шага в направлении двери, но остановился и даже вернулся на коврик перед камином. Для воплощения благородного замысла не хватило мужества. Но разве он не странствующий рыцарь? Разве не обязан путешествующий инкогнито баронет осади