– Очень мало. Я устаю после работы, да и книги достать трудно. Конечно, иногда я посещаю общедоступные лекции. Например, слушал курс о драматургах эпохи королевы Елизаветы, но мне показалось чересчур заумно. В том же центре занялся резьбой по дереву, но порезал большой палец и оставил это занятие.
Расстроенный, с грустным лицом и безвольно повисшими руками, мистер Хупдрайвер представлял печальное зрелище.
– Тошно думать, как всю жизнь меня дурачили, – добавил он печально. – Мой школьный учитель заслуживает примерной порки. Он самый настоящий вор. Должен был сделать из меня человека, а вместо этого украл двадцать три года жизни, набив голову всякой ерундой. И вот он я перед вами! Ничего не знаю и ничего не умею, а время учиться миновало.
– Разве? – усомнилась Джесси, однако спутник, кажется, ее не слышал.
– А родители не придумали ничего лучше, как заплатить тридцать фунтов… целых тридцать фунтов за то, чтобы сделать из меня того, кто я есть. Управляющий обещал научить профессии, а в итоге сделал подручным. Так в торговле тканями всегда поступают с новичками. Если бы каждый мошенник сел в тюрьму, то не у кого было бы купить ленту или отрез на платье. Бернс и ему подобные ребята заслуживают глубокого почтения, но, увы, я не из их числа. И все же я не настолько плох, чтобы при должном образовании ни на что не сгодился. Хотелось бы знать, что сталось бы с теми парнями, которые насмехаются над такими, как я, если бы их точно так же водили за нос. А начинать жизнь заново в двадцать три года поздновато.
Мистер Хупдрайвер взглянул на нее с грустной улыбкой; сейчас он был более печальный и мудрый, чем представлял себя в самых смелых фантазиях.
– А вы смогли все изменить, – продолжил он, вздохнув. – Вы настоящая. Благодаря вам я задумался о том, кто я есть и кем мог бы стать, если бы обстоятельства изменились.
– Измените обстоятельства.
– Но как?
– Работайте. Прекратите играть в жизнь. Посмотрите в лицо реальности, как должен смотреть настоящий мужчина.
– Ах! – растерянно отозвался мистер Хупдрайвер, искоса взглянув на нее. – Но даже тогда… все равно ничего не получится: слишком поздно начинать.
Разговор закончился, воцарилось задумчивое молчание.
XXXVII. В Нью-Форесте
В Рингвуд наши путешественники прибыли к ланчу. На почте Джесси ожидало разочарование: ответного письма от учительницы там не оказалось. Напротив гостиницы под названием «Изменчивая судьба» располагался велосипедный магазин, в витрине которого красовался изрядно потрепанный трехколесный тандем марки «Клуб Малборо», а висевшее рядом объявление сообщало о прокате двухколесных и трехколесных машин. Мистеру Хупдрайверу заведение запомнилось тем, что его владелец перешел через дорогу и внимательно изучил их с Джесси велосипеды. Проявленный интерес вызвал ряд подозрений, однако, к счастью, все обошлось.
Пока они обедали, в зал вошел высокий худой священник с разгоряченным, пылающим лицом и устроился за соседним столом. Одет он был в некотором роде экстравагантно: застегивающийся сзади воротничок, вопреки жаркой погоде, выглядел излишне высоким, а вместо обычного длиннополого сюртука на нем был на редкость короткий пиджак. На ногах были не первой молодости коричневые ботинки, брюки посерели от пыли, а голову вместо обычной мягкой фетровой шляпы украшала пегая соломенная панама. Святой отец явно отличался чрезмерной общительностью.
– Замечательный выдался денек, сэр, – произнес он зычным тенором.
– Прекрасный, – согласился наш герой, не отрываясь от мясного пирога.
– Полагаю, вы путешествуете на велосипеде по нашему восхитительному краю, – продолжил священник.
– Да, любуемся красотами, – лаконично пояснил мистер Хупдрайвер.
– Уверен, что если машина хорошо смазана, то нет более легкого и приятного способа насладиться видами.
– Совершенно верно, – подтвердил мистер Хупдрайвер. – Трудно представить что-нибудь лучше.
– Для пары молодоженов нет ничего более сближающего, чем тандем.
– Вы правы, – слегка покраснев, согласился мистер Хупдрайвер.
– Должно быть, вы путешествуете на тандеме?
– Нет, мы едем на разных велосипедах, – лаконично ответил наш герой.
– Движение на свежем воздухе необыкновенно бодрит и воодушевляет. – Сделав столь глубокомысленное заключение, святой отец повернулся и совсем иным – твердым и властным – голосом приказал официанту принести чашку чая, две желатиновые пастилки, хлеб, масло, салат и, наконец, мясной пирог.
– Желатиновые пастилки необходимы, чтобы вывести из чая танин, – добродушно пояснил он, не обращаясь ни к кому-то конкретно, затем положил подбородок на руки и сосредоточил взгляд на небольшой картине, висевшей над головой мистера Хупдрайвера.
– Я и сам велосипедист, – наконец промолвил он, опуская взгляд на собеседника.
– Правда? – удивился мистер Хупдрайвер и дернул себя за усы. – Можно узнать, что у вас за машина?
– Недавно приобрел трехколесный велосипед. К сожалению, двухколесный мои прихожане считают чересчур – как бы это сказать? – легкомысленным. Поэтому пришлось обзавестись тяжелым трехколесным. Вот только что притащил его сюда.
– Притащили! – изумленно повторила Джесси.
– Да, на шнурке от ботинка. А часть пути даже пронес на спине.
Наступила пауза. Джесси едва не подавилась. На лице мистера Хупдрайвера отразилось несколько стадий удивления, но потом он все-таки нашел объяснение:
– Должно быть, вы попали в аварию.
– Нет, аварией это вряд ли можно назвать, просто колеса внезапно перестали крутиться. Я оказался в пяти милях отсюда с абсолютно неподвижной машиной.
– О! – стараясь выглядеть как можно умнее, произнес мистер Хупдрайвер, а Джесси внимательно посмотрела на безумца.
– Судя по всему, – пояснил чрезвычайно довольный произведенным эффектом священник, – слуга старательно начистил детали парафином, потом высушил, а вот смазать забыл. В результате подшипники перегрелись и застопорились. С самого начала машина шла тяжело и шумно, но я объяснил это собственной ленью и удвоил усилия.
– Да, трудно, должно быть, вам пришлось, – сочувственно заметил мистер Хупдрайвер.
– Точнее не скажешь. Мое жизненное правило предписывает все делать с максимальным прилежанием. Полагаю, подшипники раскалились докрасна. В конце концов, одно колесо просто отказалось работать, а поскольку это было боковое колесо, велосипед перевернулся, а вместе с ним и я.
– Хотите сказать, что вы опрокинулись? – внезапно заинтересовавшись, уточнил мистер Хупдрайвер.
– Совершенно верно. А поскольку я не пожелал признать поражение, пострадал еще несколько раз. Только представьте, какое нетерпение меня охватило! Я громогласно протестовал – разумеется, в шутливом тоне. Хорошо, что на дороге никого не было. В конце концов, машина полностью утратила способность двигаться, так что неравную борьбу пришлось прекратить. Трехколесный велосипед превратился в тяжелый груз: не оставалось ничего иного, как тянуть его или нести.
Появился официант с заказанной святым отцом едой.
– Пять миль, – пояснил тот, с жадностью вкусив хлеба с маслом. – К счастью, я наделен щедрым запасом оптимизма и энергии. Было бы хорошо, если бы все вокруг обладали подобными свойствами.
– Да, действительно, – согласился мистер Хупдрайвер.
На некоторое время разговор уступил место еде.
– Желатин, – заметил священник, задумчиво помешивая чай, – убирает танин, чем способствует пищеварению.
– Что, несомненно, полезно знать, – вежливо поддержал мистер Хупдрайвер.
– Рад поделиться, – ответил священник, с аппетитом надкусив сразу два сложенных вместе бутерброда с маслом.
Днем наши путешественники не спеша отправились в сторону Стоуни-Кросса. Разговор протекал вяло, ибо тема Южной Африки отпала сама собой. Мистера Хупдрайвера одолевали тревожные мысли: в Рингвуде он разменял последний соверен. Осознание финансовой несостоятельности пришло слишком поздно. Конечно, в сберегательной кассе на почте в Патни хранилось больше двадцати фунтов, но банковская книжка осталась запертой в ящике заведения компании «Энтробус». Иначе наш влюбленный герой наверняка тайком снял бы всю сумму, лишь бы хоть на несколько дней продлить романтическое путешествие. А сейчас его счастье оказалось под угрозой. И все же каким-то чудесным образом, несмотря на тревогу и утреннее унижение, мистер Хупдрайвер пребывал в возвышенном настроении. Постоянно восхищаясь своей спутницей, он совершенно забыл о себе, о своих фантазиях и небылицах. Больше всего его беспокоила необходимость сообщить ей о материальных проблемах.
Долгий подъем утомил наших путешественников, и, не доехав до Стоуни-Кросса, они остановились и присели на обочине в тени небольшого дуба. Ближе к вершине дорога описывала петлю – поначалу спускалась вправо, а потом снова поднималась, возвращаясь слева. Холм густо порос вереском; на всем протяжении пути по краю глубокой канавы с трудом росли невысокие чахлые дубы. Сама дорога была песчаной, хотя ниже выглядела серой и тонула в тени более высоких и густых деревьев. Мистер Хупдрайвер, пытаясь спрятать неловкость, достал сигареты и закурил.
– Я должен кое-что вам сказать, – начал он, стараясь казаться абсолютно спокойным.
– Да? – живо отозвалась Джесси.
– Хотелось бы уточнить ваши планы.
– Я еще ничего не решила, – ответила она.
– Вы собираетесь писать книги?
– Или заняться журналистикой, или преподавать… что-нибудь в этом роде.
– Чтобы жить независимо от мачехи?
– Да.
– Сколько времени вам понадобится, чтобы определиться?
– Понятия не имею. Наверное, мир полон женщин – журналисток, санитарных инспекторов и художниц. Но скорее всего каждое из этих занятий требует немалого времени. Джордж Эджертон утверждает, что в наши дни большинство газет редактируют именно женщины. Думаю, что прежде всего следует связаться с толковым литературным агентом.
– Конечно, работа вполне подходящая, – заключил мистер Хупдрайвер. – Не такая обременительная, как, например, продажа тканей.