Малыш сверкал глазами. Мы оцепенели от страха, что он поднимет крик.
— Черт возьми, они должны видеть, что на башнях у нас кресты, а не звезды, — прошептал Легионер.
Порта заговорил с ним по-русски, Легионеру удавалось отвечать односложными словами.
Мы на всякий случай приготовили пистолеты и гранаты.
— Что нам делать, черт возьми? — прошептал Старик. — Долго так продолжаться не может. — И осторожно выглянул из башни. — Русские повсюду. Проклятье, мы, должно быть, остановились посреди целой пехотной дивизии!
Возможным представлялось только одно объяснение. Русским не могло прийти в голову, что это танки противника. Мы вклинились в их позиции примерно на сто километров без единого выстрела и двигались походным порядком.
Мы легко могли бы перестрелять всех, кто стоял возле танков. Но, во-первых, стрелять было запрещено, во-вторых, не думаю, что у кого-нибудь поднялась бы рука открыть огонь по этим любопытным солдатам, которые весело поддразнивали нас.
Прошло больше часа. Потом в голове колонны поднялась жуткая ругань. Раздались выстрелы. Застучало несколько пулеметов. Мы спрятались в танках и заперли люки.
Русские удивленно посмотрели в ту сторону, где шла стрельба.
Появился танк, мчащийся вдоль колонны. В башне стоял человек в кожаной куртке и впечатляющей каске. Русский офицер. Он закричал на солдат. Те бросились во все стороны. Им сразу же стало ясно, кто мы.
Со всех сторон поднялась стрельба. Танки стали разворачиваться, и вскоре вся позиция была смята. Повсюду сверкали вспышки снарядных взрывов.
Едва мы покинули то место, русские атаковали нас большими танковыми силами. Завязался жестокий бой. Через шесть часов мы были вынуждены отойти.
Самолеты с обеих сторон пролетали на малой высоте, поливая из пулеметов все живое. Русские «яки», «миги», «ла» с ревом налетали большими стаями и косили наших гренадеров, будто траву.
Все наши танки повернули на запад. Русские едва не взяли нас в клещи, но маленькие группы сражались независимо с отчаянной смелостью. Ни русские, ни наши командиры толком не понимали, что происходит, пока не стало поздно воспользоваться создавшимся положением.
Мы ехали на запад по развороченным дорогам, заполненным тысячами беженцов. Нам с трудом удавалось протиснуться сквозь них. Там были русские крестьяне, горожане, молодые и старые, женщины и дети, безоружные немцы и русские пленные, не смевшие оставаться из страха репрессий за то, что оказались в плену.
Повсюду поднимался крик:
— Возьмите нас, возьмите нас!
К нам умоляюще протягивали руки. Предлагали деньги, еду, драгоценности за место в танке. Матери поднимали детей и молили взять их с собой. Но мы ехали дальше, не останавливаясь. Отворачивались, чтобы не видеть укоризненных глаз.
Низко над дорогой пролетали русские истребители, получившие у нас прозвище «мясники», и из толпы беженцев поднимался к небу единый вопль. Летчики беспощадно палили во все, что видели.
Повсюду царил хаос. Запад представлял собой громадный магнит, притягивающий этих пришедших в отчаяние людей; паника среди них все усиливалась. Родители бросали детей проезжавшим мимо чужеземным солдатам. Одни солдаты бросали детей обратно. Другие старались найти для них место.
Малыш и Легионер сидели на танке. Им бросили ребенка. Девочку двух-трех лет. Легионер не смог поймать ее, и она упала под гусеницы. Мать обезумела и бросилась под следующий танк.
Малыш издал протяжный вопль. Мы подумали, что он сошел с ума. Старик крикнул ему:
— Что с тобой, дубина?
— Клянусь дьяволом! Клянусь дьяволом! — Он встал во весь рост и подался вперед. Казалось, он собирается спрыгнуть. — Слушайте, мерзавцы, нацистские псы, Малыш спятил. Малыш не в своем уме!
Из горла у него вырвался протяжный волчий вой.
Никто не знает, что случилось бы, если б его не прервала туча налетевших штурмовиков. Они буквально вспахивали дорогу огнем своих пулеметов.
Порта инстинктивно свернул с дороги и на полной скорости въехал в узкий овраг, полностью укрытый кустами.
Едва мы остановились в этом посланном небом убежище, штурмовики вернулись и атаковали громадную массу людей на дороге.
Мы пятеро смотрели из своего убежища на самые жуткие из виденных до сих пор сцены.
Низко над купой деревьев появилось около пятидесяти штурмовиков. Их пушки изрыгали пламя на дорогу. Воздух огласили гулкие взрывы. Через минуту почти все танки были объяты пламенем.
Точно так же штурмовики обходились с людьми на дороге. Люди носились живыми факелами. Многие пытались укрыться в ближайших домах. Земля содрогалась. Вспышки пламени вырывались из носов воющих дьяволов с красными звездами на крыльях. Через секунду дома превратились в ревущие смерчи желто-голубого пламени. Люди, обрызганные горючей жидкостью из рвущихся снарядов, выбегали с воплями и превращались в обугленные мумии.
Таково было наше первое знакомство с последними военными изобретениями.
Малыш как будто успокоился. Сидя под передком танка, он играл в кости с Портой и Легионером. Широко улыбнулся, выбросив шесть единиц, а когда следующим броском выбросил шесть шестерок, принялся кататься с громким хохотом по земле.
Порта завистливо взглянул на него и обратился к Легионеру:
— Что скажешь, Гроза Пустыни? Видел хоть раз такого шакала? Чего он смеется, тупой скот?
— Вот этому, — давясь от смеха, сказал Малыш и указал на шесть костей. Все они лежали вверх шестерками. — Попробуйте сделать такой бросок, кандидаты на Железный крест. Вам проще получить Рыцарские кресты, чем сравняться с Малышом.
— Черт, по мне, лучше шесть единиц или шесть шестерок, чем Рыцарский крест, — гневно сказал Порта.
Малыш сгреб кости и поцеловал их. Ударил правым кулаком в ладонь левой руки и плюнул через правое плечо.
— Господи, какая суеверная деревенщина, — сказал Порта и плюнул на лежавший в нескольких метрах труп без головы.
— Это ты так думаешь, — засмеялся Малыш и бросил кости.
— Не поможет это тебе, — усмехнулся Порта.
Малыш не слушал его. Он перекувыркнулся, ударился головой о пустой ящик из-под патронов, но в восторге не обратил на это внимания.
Порта с Легионером едва верили своим глазам, но кости говорили правду. На сомневавшихся с насмешкой глядели шесть шестерок.
Какой-то стон, перешедший в вопль, заставил нас сесть и схватиться за оружие. Мы испуганно заглянули в кусты. Жалобный, прерывистый стон, казалось, издавало раненое животное.
— Что это, черт возьми? — спросил Порта и взвел затвор автомата. — Выходите, скоты, — прошипел он, — или вам конец!
Старик оттолкнул его автомат в сторону.
— Кончай, рыжая образина. Такой стон не может означать опасность.
И пополз через кусты. Мы нервозно последовали. Малыш держал автомат наготове. Легионер и я сжимали в потных ладонях гранаты.
Старик позвал нас. Мы осторожно поползли вперед.
На земле лежала молодая женщина с выпирающим животом. С ее бледного лица на нас глядели глаза, налитые кровью.
— Она ранена в живот? — спросил Порта Старика, стоявшего подле нее на коленях.
— Да нет же, идиот.
— А куда?
— Рана пулевая? — спросил Малыш, перегнувшись через плечо Порты.
Легионер многозначительно свистнул.
— Так-так, похоже, нам придется быть акушерами.
— Это не родильное отделение, — пробурчал Малыш. — Я слышал, ни один мужчина не должен видеть такие вещи.
— Мало ли что ты слышал, — оттолкнул его Старик. — Ты вместе с нами в этом деле, и мы доведем его до конца.
Малыш уставился на Старика в изумлении.
— Старик, давай кончать эту игру. У меня…
Женщина застонала снова и стала мучительно корчиться.
Старик быстро отдал приказания:
— Гроза Пустыни, ты остаешься со мной. Порта, принеси мыло и ведро воды. Свен, разведи костер, побольше. Малыш, плащ-палатку и нитки, две по тридцать сантиметров.
— Черт возьми, я ни разу не видел, чтобы победитель в игре оказывался разоренным, потому что он акушер. Что за треклятая война, и во всем виноват Гитлер, будь он проклят!
— Замолчи, Малыш, и поторапливайся, — раздраженно крикнул Старик и утер пот со лба стонущей женщины.
Малыш повернулся.
— Ах ты…
Его прервал протяжный вопль роженицы.
— Господи, помоги, — заорал он и помчался через кусты выполнять поручение.
Женщину уложили на плащ-палатку. Мы вскипятили на огне воду. К ужасу Малыша, Старик приказал всем вымыть руки.
Схватки участились. Бледные, взволнованные, мы наблюдали за этой человеческой драмой.
Малыш поносил отсутствующего отца.
— Какой мерзавец! Подумать только, бросил ее одну. Какой подлый скот! — гневно выкрикнул он и погладил по голове женщину. Пригрозил отцу еще не родившегося ребенка ужасным наказанием, если тот попадется ему в руки. — Какой предатель! Какая тварь!
Малыш неистово жестикулировал в сторону дороги, с которой доносился шум проезжавших тяжелых грузовиков.
Мы замаскировали костер, как только смогли.
Старик окунул в кипяток боевой нож и две нитки.
— За каким чертом ты кипятишь нож? — с любопытством спросил Малыш.
— Не знаешь?
Старика била нервная дрожь. Он утешающе заговорил с женщиной. Та застонала и скорчилась от боли.
Роды начались. Появилась головка младенца, и мы застонали так, словно сами терпели родовые муки.
— Сделай что-нибудь, — крикнули Старику Малыш и Порта.
Легионер подался вперед и умоляюще протянул руки к женщине. Плачуще повторил за ними:
— Сделай что-нибудь. Вдруг она умрет, как тогда быть с младенцем? Мы не можем кормить его грудью.
— Тупые свиньи, грязные, тупые свиньи! — взбеленился Старик. — Блудить можете, но не потрудитесь помочь ребенку появиться на свет, паршивые собаки!
Дрожа, он взял обеими руками младенца за голову и стал помогать родам.
Легионер сидел у головы женщины. Она впилась ногтями в его руки и выгнулась.
— Обдери мои руки, если хочешь, — всхлипнул Легионер, — если тебе это помогает. Попался бы мне в руки мерзавец, который за это в ответе. Подумать только, бросить женщину в таком положении!