– Так вот, я увидела старца в белом одеянии, с сияющим посохом, который сказал мне: «Инельгердис! Ты должна спешить к замку Нейвур, ибо то, чему суждено быть, начинается там. Но торопись, поскольку твоему брату угрожает смертельная опасность». «Которому из братьев?» – спросила я старца. «Тому, который не рожден и чья жизнь предначертана его мечом». Я почему-то сразу подумала, что это ты. Кстати, что там с твоим мечом?
Я обнажил Катгабайл. Благородный клинок, как живой, засветился голубоватым светом, словно красуясь перед девушкой.
– Какая прелесть! – шепотом выдохнула моя сестренка, забывая обо всем на свете. – Тэйвас… руна Тюра…
– Господа рыцари! – Лис подчеркнуто обратился к Инельгердис, благоговейно разглядывающей руны, начертанные на клинке. – Боюсь показаться неучтивым, но я был бы крайне благодарен, если бы кто-нибудь из вас объяснил мне, какого дьявола мы вот уже битый час торчим на этих камнях? Вот, кстати, и барон возвращается вместе с вашим отрядом, милорд. – Лис злорадно посмотрел на младшую ветвь рода Камдилов.
– Я не милорд! – возмутилась было девушка и тут же осеклась, вспомнив свое недавнее заявление.
– Да! Позвольте представить, – поспешил загладить я создавшуюся неловкость. – Мой боевой друг, шевалье Рейнар Л'Арсо д'Орбиньяк.
Лис с преувеличенной церемонностью поклонился.
– Инельгердис Камдил, принцесса Эесине. – Я сделал жест в сторону своей сестры.
– Здесь меня называют баронессой Шангайл. И мне это больше нравится. – Она кинула на меня вызывающий взгляд.
– Как тебе будет угодно.
Характерным семейным жестом левая бровь августейшей баронессы поползла вверх. Я понял, что повел себя как-то не по-братски… Но тут, на мое счастье, к нашей троице подскакал разгоряченный барон Нейвур.
– Вальдар, мальчик мой, помоги мне сойти с коня!
Я подставил ему плечо, и он, облокотившись на него, тяжело спустился на землю.
– Полная победа! Поверишь ли, только трем рыцарям удалось спастись бегством! – Барон близоруко прищурился. – А что это за юный рыцарь рядом с тобой?
– Это не рыцарь, – сделал попытку объяснить Лис. – То есть, конечно, он рыцарь, но она таки все равно сестра…
– Да, барон, вы не ослышались, – поспешил успокоить я удивленного Джона Нейвура. – Это действительно моя сестра Инельгердис. Знакомься, Гердис, – барон Джон Нейвур, старый друг нашего отца.
– О! – Барон радостно заключил ее тонкую фигурку, обтянутую кольчугой, в свои могучие объятия, отчего баронесса издала какое-то невразумительное кваканье. – Для меня это высокая честь! Скорее в замок, друзья мои, – отпуская слегка придушенную миледи-рыцаря, воскликнул могучий ветеран.
– Наконец-то! – пробурчал Лис, взбираясь в седло.
– Листик! – внезапно заорала опоясанная рыцарь. Все невольно вздрогнули. – Где тебя носит?
Золотисто-рыжий конь баронессы послушно подошел к ней и доверчиво положил морду ей на плечо, требуя ласки.
– Не приставай, баловник! – Девушка легко вскочила на коня.
– А почему Листик? – спросил у нее кто-то из рыцарей, подъехавших вместе с бароном.
– Когда я увидела его первый раз – рыжего жеребеночка на зеленой траве, – он напомнил мне осенний кленовый листик. С тех пор он носит это имя, – ответила Инельгердис нежно и как-то совсем по-детски.
Вскоре мы приблизились к месту недавнего побоища. Латники, возглавляемые Шаконтоном, подбирали трофеи, убирали тела павших, оказывали первую помощь раненым, осторожно клали их на возы и отправляли в замок.
– Ну что, Сэнди! Надеюсь, теперь ты доволен? Все, что лежит на земле твоего господина, в твоем полном распоряжении! – Лис весело помахал рукой деловито распоряжающемуся оруженосцу.
– Александер, каковы потери противника? – спросил барон Нейвур, подъезжая к Шаконтону.
– Двадцать шесть рыцарей убиты, сорок четыре ранены, – рапортовал Сэнди.
– Там еще четверо, – добавил Лис. – А раненых сходите подберите в роще.
– Каковы наши потери? – поинтересовался барон.
– Трое раненых. Лошадь одного рыцаря упала на склоне и отдавила ему ногу, двое латников, поскользнувшись, напоролись на колышки.
Джон Нейвур просиял:
– Небывалая победа! Я рад, что на склоне моей жизни мне довелось принять участие в такой славной битве!
– Не стоит обольщаться, это еще не битва. Думаю, что завтра нас ожидает дело куда как более серьезное…
Мы триумфально вступили под своды старого замка, приветствуемые радостными криками его обитателей. Не успел расторопный конюший барона принять уздечку моего коня, как на меня вихрем налетела вопящая от радости принцесса:
– Я знала! Я знала, что вы всех победите!
Моя сестра, спрыгивая с коня, кинула на пылкую южанку взгляд, способный соперничать по холодности с северным сиянием.
– А это кто такая? – напряглась Лаура-Катарина.
– Простите, я вас не представил. Моя сестра, сэр…
– Баронесса Шангайл к вашим услугам, – холодно поклонившись, перебила меня чем-то явно недовольная сестрица. – Прости, брат, я должна проследить, как разместят моих людей. – Она резко развернулась и пошла прочь.
– Похоже, я не слишком-то понравилась вашей сестре, – глядя ей вслед, задумчиво произнесла Лаура. – И все же не будем портить такой праздник.
Вечером в замке был пир. Сняв поножи и наручи, собравшееся воинство оставалось в кольчугах, как бы подчеркивая, что этот пир не празднество, а естественное утоление голода и жажды в часы войны. Я находил это крайне неудобным, но идти против обычая суровой рыцарственности мне было не с руки. Даже Инельгердис была в легком кожаном гамбизоне [35], символизирующем ее принадлежность к воинскому сословию.
Не рискуя более запутаться волосами в железных кольцах кольчуги, она распустила тугую русую косу, узлом уложенную на затылке, что несказанно красило ее. Леди Джейн, благоразумно сказавшись больной, на пиру не появилась, что заметно прибавило настроения каталунской принцессе, обильно пожинавшей сегодняшним вечером жатву восторженных взглядов. Да и то сказать, рыцарям не приходилось скучать: прелестные фрейлины и камеристки Лауры-Катарины бесповоротно и решительно пленяли взоры суровых северян своей горячей прелестью.
Воины отдыхали от одной битвы и в предвкушении другой слушали звучные песни менестрелей, повествующие о сражениях дней былых и о любви к прекрасным дамам. Знаменитый гайренский менестрель, сменивший лук на сладкозвучную мандолу, вовсю услаждал публику балладами Бернса, время от времени бросая пытливые взоры в сторону моей новоявленной сестрички, сидящей в окружении прибывших с ней десятка рыцарей.
После каждой песни пиршественная зала оглашалась одобрительными криками, во время которых Рейнар с завидной регулярностью прикладывался к огромному кубку, каждый раз доливаемому виночерпием. Я сидел рядом с принцессой, вполуха слушал Лиса, внимал рассказам о детстве Ее Высочества, проведенном в Арагоне, о тетушках, об отважном и мудром правителе Раймунде Арагонском, бывшем по совместительству ее любимым папочкой… Я внимательно глядел на нее, вежливо кивал и восхищался, все больше и больше отдавая себе отчет в том, что влюблен в эту пылкую девочку, в общем-то годящуюся мне в дочери. Внезапно я услышал голос сестры:
– Спасибо, господин Рейнар! Я давно не слыхала столь прекрасных песен. – Она подошла к гайренскому соловью и протянула ему новый кубок, доверху наполненный вином.
Лис расцвел. Слегка пошатываясь, он поднялся, обеими руками взял кубок и прижал его к груди, расплескав по ходу дела его содержимое.
– Инельга! Можно я так буду вас называть? А то имя Инельгердис, знаете ли… – И тут изрядно поддавший Лис выдал свою версию насчет треска ломаемых сучьев.
– Называйте, – после некоторой паузы произнесла девушка. – Красивое имя. Хотя звучит несколько по-венедски [36]. А сейчас, позвольте, я спою. А вы пока передохните.
Завладев при помощи этого хитрого обходного маневра лисовской мандолой, Инельга вернулась на свое место и начала тихо перебирать струны. Освоившись с инструментом, она запела:
О, Анабель, моя
Анабель,
Жди, я приду, я уже в пути.
Ветер качает луны колыбель,
Ярче, луна, свети!
Рыцарь несется ночною порой,
Меч у бедра и доспеха звон, -
Вот уже близко, за этой горой,
Замок его – Камварон.
О, Анабель, моя Анабель,
Ветер крепчает, в свой рог трубя.
Много с боями прошел я земель,
Нету милей тебя!
Долго я странствовал, бился с врагом,
За короля кровь лилась из ран…
Славой увенчан, вернусь я в дом,
Жди, я приду с утра.
Конь захрапел и подал назад,
Рыцарь поднял свой лазурный щит.
Кости белы и пусты глаза -
Призрак пред ним стоит.
О, Анабель, мне хватит сил,
Если придется, снесу удар!
– Кто ты, безглазая? – рыцарь спросил.
– Смерть твоя, сэр Вальдар!
Я сосредоточенно и, не скрою, удивленно прислушивался к словам песни. Глубокий задушевный голос разносился по потрясенно замершей зале. Все взоры обратились ко мне.
Смерть? Что ж, посмотрим мы, чья возьмет!
Вспыхнул клинок, предвкушая бой.
Прежде чем трижды петух споет,
Схватимся мы с тобой! —
Сталью о сталь зазвенела ночь,
В прах обратились и щит, и броня,
Сколько ни бились – Смерти невмочь
Рыцаря сбить с коня!
О, Анабель, моя Анабель,
Жди, я приду, мне преграды нет
Смерть не постелет мою постель,
Скоро уже рассвет.
Крик петуха – словно клич в бою
Тут прогремел, разрывая мрак.
Смерть опустила косу свою:
Дело решим не так!
Бросим же кости, пусть им решать,
Коль победишь – уходи, как есть!
Бросили.
Смерти упало «пять»,
Рыцарю выпало «шесть».
Зал разразился приветственными криками, У меня возникло ощущение, что меня сейчас бросятся поздравлять с удачно забитым пенальти. Инельга продолжала: