Короче, девчонка от своей несчастной любви в итоге совершенно исцелилась, вдобавок познакомилась прямо на Новокузнецкой, выходя из офиса Данилова, с прекрасным парнем, умным и верным (он сам от того, что подстроил это нечаянное рандеву, всячески открещивался). Они, кажется, в итоге поженились и до сих пор живут вместе, воспитывают троих сыновей-богатырей.
Похожая история имелась и с другой нарышкинской креатурой – лет десять назад. Та, в ту пору совсем юная, совершенно не ценила себя и имела самооценку ниже плинтуса. Оказывала сексуальные услуги любому скоту по первому требованию и практически ничего не получала взамен, включая собственное удовольствие, потому что ничего у партнеров не просила и не требовала.
За те же двадцать занятий (переменить человека – дело небыстрое, даже для умелого специалиста) Алексею удалось кардинально перестроить сознание девушки в сторону сильного роста собственной ценности. Она (и Наташа) в итоге оказались весьма довольны.
Третьей Данилов попросту помог отыскать потерянную (как ей казалось) фамильную драгоценность: бабушкину брошь с бриллиантами.
И так далее, и так далее… Поэтому, справедливо решил Данилов, у бывшей для него открытый счет, а она девушка разумная, понимает основные принципы сегодняшнего мира: ты – мне, я – тебе. Хотя, конечно, одолжение, о котором он собирался просить, было серьезным и неудобоносимым. Поэтому для начала хотелось дополнительно подкупить Нарышкину. К примеру, сводить в Большой на балет – как он помнил, первая жена дрыгоножество просто обожала.
И после того как они в субботу с Петренко и Варей обсудили, прогуливаясь по Кусково, планы, он, невзирая на цену, купил два билета в Большой – на понедельник. Слава богу, на новую сцену, поэтому оказалось относительно дешево. И сразу позвонил Нарышкиной, пригласил.
– О, Данилов! – почти обрадовалась она.
Обдумала в течение десяти секунд его предложение – он прямо слышал, как колеблются в ее мозгу невидимые весы: «Балет? С бывшим? Так срочно? Как я выгляжу? Успею привести себя в порядок?.. Наверняка ему что-то надо. Интересно узнать что. Да и я обязана ему из-за моих бесконечных протеже. Придется идти».
– А что за вещь?
– Новая постановка. «Чайка».
«Я видела. Но спектакль классный. Не откажусь снова глянуть. Наверное, будет другой состав? Интересно сравнить».
– Ладно, приду.
– В шесть возле колонн?
– В шесть слишком рано, прости, дорогой. Я работаю. Давай в полседьмого. И потом, в тебе сразу видно не театрала. У новой сцены нет колонн. Встретимся на ступеньках.
Варя, разумеется, приревновала – но понимала, что он встречается с бывшей ради дела, поэтому никак его поход не комментировала, лишь скептически поднимала бровь и кривила рот.
Днем в воскресенье им с Петренко удалось смотаться в Пермь и вывезти из Озерковска Кольцова. Ночью Данилов впервые за последнюю неделю нормально выспался – коллега-экстрасенс его прикрывал. Поэтому вечером в понедельник он встречал Нарышкину на ступеньках у новой сцены Большого театра румяным, спокойным, победительным, хорошо одетым.
За двадцать с лишним лет, которые прошли с тех пор, как он влюбился в восемнадцатилетнюю юную журналисточку, Наташа кардинально переменилась, и далеко не в худшую сторону. Тогда была мятущаяся, неуверенная в себе особа с многочисленными прыщиками между лопаток. Теперь перед Алексеем предстала гранд-дама в полном соку: модно одетая, уверенная в себе, со спортивной фигурой и лицом, разглаженным массажами, пилингами и (возможно) филлерами – ни единой морщинки! И тон, который она сразу взяла, был снисходительным:
– Как ты? Живешь по-прежнему со своей программисткой? Как она, программы пишет?
– Варя вышла в отставку.
– Ты спишь с пенсионеркой? Ей что, шестьдесят лет?
– Она моя ровесница, но свое отработала.
– Бедняга! Значит, тебе приходится ишачить за двоих.
– А как ты, как дети? – переменил он тему.
– Коле двенадцать, Тане восемь. Иногда балуются, иногда радуют. Вообще дети большая отрада, несмотря ни на что, – жаль, что ты ее лишен.
– А с кем ты, Наталья, сейчас живешь? – «Я помню, что дети у тебя от разных мужей».
– Пойдем плащи вон в то окошечко сдадим, там всегда народу меньше… Да, я встречаюсь временами, ничего серьезного, для здоровья… Поведешь меня в буфет? Если да, не шикуй, я знаю, ты мальчик широкий, французское шампанское потребуешь, но оно тут тридцать тысяч бутылка. Бери «Абрау», оно в шесть раз дешевле, а если не допьем, попросим сохранить для антракта. И тарталетку с икрой мне возьми – с красной, не черной.
Потом, за шампанским Данилов, как положено, расспросил о родителях – бывшем тесте и теще.
– Они уехали. Максим Петрович по-прежнему в «Американском радио» трудится, но оно, как стало вдруг известно, порочит нашу славную действительность, поэтому с недавних пор в Праге. Маменька за папахеном последовала, как ниточка за иголочкой или декабристка, – но злится, конечно, что от внуков далеко. И пришлось бросить свою обожаемую работу, хотя и там втихаря практикует среди русскоязычных.
Как ни удивительно, современный балет Данилову понравился. Постановщики перенесли действие в советскую действительность, в двадцатый век. Аркадина стала примой-балериной, Тригорин – ее партнером. Треплев с колхозными парубками и Ниной Заречной ставят «Чайку» в современном духе. Следует самосожжение Треплева внутри трактора «Беларусь»… Но отточенные движения балетных придавали действию оттенок совершенства, и даже современная музыка Данилова не раздражала.
В антракте бывшая жена щебетала, сравнивая Лантратова, который танцевал сейчас, и Цвирко, которого она видела в другом составе, и безоговорочно восхищаясь первым.
– Ах, Данилов! – вдруг воскликнула она, перебравши шампанского. – Какой же ты дурак, что меня бросил! Ходили бы с тобой в Большой, детишек растили!
– Я тебя бросил? Не ты ли от меня сбежала к этому, как его…
– Ах, ты Зюкова-Батырева припомнил? Но я ж вернулась! К тебе! И вообще, то было мимолетное увлечение, мог бы простить и забыть!
О деле поговорили, только когда спектакль кончился.
Наташа давным-давно переехала из беспонтового Бескудникова на центровую «Третьяковскую», и Данилов вызвался проводить ее до «Китай-города».
– Буду рада с тобой прогуляться. А там одна остановка, и я дома.
По пути к метро он подробно, ясно и просто изложил звезде новостного «Телеграма» свою идею и просьбу.
Нарышкина с ходу ухватила самую суть. Минуту подумала и решительно резюмировала:
– Я тоже Козлова очень не люблю. С тех пор еще, как он двадцать лет назад над тобой измывался. Но пока он жив и в силе, ни я, ни кто другой подобный материал, как ты понимаешь, ни за что не опубликует. Давай так. Ты мне текст передашь, но на условиях эмбарго. Я его никому не показываю, о нем ни единая душа на свете знать не будет. И если… – Она поправилась: – И как только с ним будет покончено, ты звонишь мне и говоришь: он сдох! Я немедленно нажимаю на кнопочку «опубликовать», и в тот самый миг миллион с лихвой моих подписчиков, да и все прогрессивное человечество, видят на моем канале означенную тобой инфу.
– Идет, – немедленно согласился Данилов. На самом деле он ждал чего-то подобного и ни на что большее не претендовал.
Они дошли до «Китай-города» и разошлись по разным платформам: ей к югу, на «Новокузнецкую», ему – на север, до «ВДНХ», а потом пешочком на Рижский проезд.
– Жду от тебя материал, – напомнила Нарышкина и лукаво спросила: – Не хочешь поцеловать меня на прощание столь же жарко, как в молодости? Помнишь, в Тель-Авиве, в Бат-Яме, ты меня на пляже в первый раз целовал?
– Прости за банальность, но я люблю другую.
– Ну и катись к своей чекистке, – беззлобно молвила она и двинула острым кулачком в плечо.
В тот самый день, в понедельник, Варя с Даниловым словно ролями поменялись – относительно последнего времени.
С утра Алексей отсыпался после поездки в Пермь, а она сызнова отправилась на свое бывшее рабочее место – в штаб-квартиру комиссии, в Вешняках.
Опять ехала с «Маленковской» на электричке, только в этот раз буднично заполненной. Добралась до Ярославского, по длинному и скучному переходу под Комсомольской площадью перешла на Казанский и там до Вешняков, против обычного тока рабочего люда, – удалось в вагоне даже сесть.
Временами ей приходило на ум, что у Данилова, черт возьми, сегодня натуральнейшее свидание, с посещением театра, да не простого, а Большого, и с кем – с бывшей! И хоть для дела эта встреча предназначалась и Варя сама ее санкционировала – все равно временами такая злоба накатывала, что хотелось этой гадине Нарышкиной голову оторвать, а Данилова попросту придушить.
Она гнала от себя эти мысли: «Я ревную?! Боже мой! С каких это пор? Куда меня затащил проклятый Данилов, в какие темные дебри порочных чувств!» Старалась сконцентрироваться на деле – но все равно точило ретивое.
В штаб-квартире комиссии – будний день! – чувствовалось, что народ присутствует, но она ни с кем не виделась, даже с Петренко. Заперлась в своем кабинетике и стала изучать обстановку.
В этот раз Кононова сконцентрировалась на предприятии «Гарпун», которое занималось охраной Козлова.
Кто его «личник», или телохранитель № 1? Какова биография? Имеется ли нечто компрометирующее? Как он связан, кроме служебного долга, с Козловым?
Точно так же она изучила и других бодигардов, охранявших тело. Прокачала по всем параметрам: судимости, приводы (хоть и знала, что таковых в охрану не берут, но вдруг?). Возможные более ранние пересечения с Козловым – их самих или членов семьи? Хоть какой-то компромат? Или, допустим, зацепка: некогда Козлов навредил кому-то из телохранителей или его близким?
Однако ничего в итоге не нашлось.
Тогда Варя взялась за актерку Аллу Николаевну Беклемишеву.
Родилась Беклемишева в 1996 году в городе Тверь. В 2003-м поступила в среднюю школу, каковую окончила в 2014-м. В самом нежном возрасте проявила склонность к актерству: занималась в танцевальной студии, играла в детском народном театре, выступала на школьных вечерах самодеятельности, на городских и областных конк