— Что палить?
— Из пистолета-с. Засел в корчме и палит.
— Почему же его не обезоружили?
— Да ведь кому охота лоб подставлять? Туда, почитай, все село сбёглось, а близко подойти опасаются. Народ так полагает, как у него припас кончится, тут его и того-с… а раньше навряд чтобы.
Сен-Жермен приказал слуге подать карету, как только лошади будут готовы, и, помахивая металлической тростью, направился к корчме. Подвешенный на шесте клок сена издалека указывал проезжим ее местонахождение.
У расположенных поодаль изб группами стояли мужики и бабы, не сводили глаз с корчмы и прислушивались.
Белоголовая ребятня пыталась подобраться к корчме поближе, но окрики старших понуждали ее возвращаться.
— Ой, не ходи, барин, устрелит! — крикнули графу из толпы.
Он кивнул в ответ и пошел дальше. Корчемный двор был пуст, только под открытым навесом две расседланные лошади хрупали овес да стая кур самозабвенно разгребала свежий навоз.
Сен-Жермен толкнул дверь, она оказалась незапертой, он шагнул через порог, и тотчас прогремел выстрел.
Сквозь дым граф увидел, как сидящий у торца длинного стола молодой офицер, не глядя, бросил разряженный пистолет за спину, с привычной ловкостью его поймал рыжий слуга и принялся поспешно заряжать. Офицер взял лежащий наготове второй пистолет, но в этот момент увидел графа, просиял и отбросил пистолет.
— Наконец-то! — воскликнул он, вставая. — Наконецто бог послал живую душу!..
— Не столько — бог, сколько голод, — сказал Сен-Жермен. — Живых душ вокруг много, но вы открыли такую канонаду, что все боятся подойти. В кого вы стреляете, если не секрет?
— В тараканов. Расплодили их тут видимо-невидимо, даже вот днем бегают…
— И попадали? Вы так хорошо стреляете?
— А как же! Яшка, сколько раз я попал?
— Шешнадцать разов выпалили, семь раз угодили.
— Врешь, больше!
— Что ж, противник вполне достойный бравого воина, — сказал Сен-Жермен.
Офицер пристыженно порозовел, но не рассердился, а рассмеялся, отчего на щеках его обозначились почти детские ямочки — он был очень юн, храбрый истребитель тараканов.
— Оно, конечно, глупо, — сконфуженно сказал он. — Только ведь чего не придумаешь от скуки! Битых два часа здесь торчу, слова не с кем сказать. К тому же я эту нечисть с детства не терплю…
— Вы бы предупредили, а то вас сочли умалишенным.
Могли оглушить, даже изувечить, чтобы обезоружить…
Потом, здесь если не сойдешь с ума, то задохнуться вполне можно.
— Яшка, отвори дверь, пускай протянет! И где этот чертов корчмарь со своими цыплятами?
— Убежамши. Как вы начали палить, так все и убёгли…
— Что ж ты не сказал?
— Я сказывал, так вы разве слушаетесь…
— Поговори у меня! Пшел вон. Найди корчмаря и скажи, если через полчаса цыплята не будут зажарены, я не тараканов, я ему всех кур перестреляю!..
Рыжий слуга положил на стол заряженный пистолет и вышел.
— Все-таки вы, я вижу, жаждете крови. Хотя бы куриной, — улыбнулся Сен-Жермен. — Впрочем, сейчас и я тоже — выехал не позавтракав и проголодался основательно.
— Превосходно! — обрадовался офицер. — Окажете, сударь, честь, ежели соблаговолите вместе… Однако позвольте представиться — корнет Ганыка.
Сен-Жермен назвал себя. Ганыка не то чтобы оробел, а несколько смутился — до сих пор графов он видел только издали.
— Рад… счастливому случаю, ваше сиятельство…
Польщен знакомством…
— Я тоже рад ему, но так как я французский, а не русский граф, вам можно обходиться без "сиятельства".
— Что ж мы стоим? Садитесь, ваше… господин граф.
Пододвигая скамью, он толкнул толстую трость графа, которую тот прислонил к столу, с глухим стуком трость упала. Ганыка нагнулся за ней.
— Да в ней же пуд весу! — изумленно сказал он. — И охота вам таскать такую тяжесть?
— Полезно для упражнения рук, — улыбнулся граф, — и… на всякий дорожный случай.
— Да, ежели таким "случаем" шарахнуть — медведю можно лоб раскроить… Однако не сочтите за дерзость, граф, ну мы — как мы, а вам-то что за нужда была забираться в нашу дичь? Если, конечно, не секрет…
— Секрета нет — еду из Санкт-Петербурга в Польшу.
А вы проживаете в этих местах?
— Слава богу, нет. Служу в Санкт-Петербурге. Родитель мой, царство ему небесное, мальчишкой меня отправил в корпус. А родом отсюда. Мулдово. Слыхали такой звук? И никто не слыхал. Под самой литовской границей. Туда, говорят, даже татарва во время ига не доходила. Лес да болота. Как моего родителя угораздило туда забраться?
— У вас там имение?
— Еще какое! — засмеялся Ганыка. — Три двора, два кола да фамильный герб… Вся вотчина с гулькин нос.
От нее больше хлопот было, чем доходу. Слава богу, сбыл с рук, теперь — вольная птица, куда хочу, туда лечу…
— А служба?
— Это уж как полагается — слуга царю и отечеству…
Что же проклятый корчмарь, будут когда-нибудь цыплята или нет? — Ганыка подошел к открытой двери и вдруг присвистнул. — Посмотрите, господин граф, нашего полку прибывает — целый отряд кавалерии скачет. Видать, изрядно у них глотки пересохли… Ну, сейчас будет великое шумство! — сказал он, потирая руки, и вернулся на место. — Русское воинство кабаки завсегда штурмом берет.
Уж они эту корчму растрясут…
Во дворе послышался и затих топот копыт, лязг оружия.
В корчму поспешно вошел подпоручик, вслед за ним протиснулись пять драгунов.
— Прошу прощения, господа, — сказал подпоручик, прикладывая два пальца к треуголке, — кто из вас будет граф Сен-Жермен?
— Это я, — сказал граф.
— В таком случае прошу вас следовать за мной.
— Зачем?
— Я имею приказание арестовать человека, именующего себя графом Сен-Жерменом, и препроводить в Санкт-Петербург.
— О, я очень рад! — улыбнулся Сен-Жермен.
Подпоручик опешил, корнет от крайнего изумления даже приоткрыл рот.
— Я очень рад тому, — продолжал граф, — что моя мимолетная просьба столь быстро возымела действие.
Накануне отъезда я был принят ее величеством императрицей и в разговоре помянул о том, что в Санкт-Петербурге появился шулер и мошенник, который нагло присвоил себе мое имя, всячески шарлатанствует, показывает какие-то фокусы, словом, обманывает доверчивых людей и выманивает у них деньги. Я просил императрицу оградить мое доброе имя, приказать, чтобы того мошенника изловили и примерно наказали. Вот почему вы и получили такой приказ. Признаться, я не ожидал, что это произойдет столь быстро. Но вы… в каком вы чине?
— Подпоручик невского полка.
— Вы неправильно поняли приказ, подпоручик. Вам приказали изловить человека, именующего себя графом Сен-Жерменом, а я себя не именую, я и есть граф Сен-Жермен. Или вы в этом сомневаетесь?
— Господи! — сказал Ганыка. — Да это за версту видать…
— Подождите, корнет!.. Как вы полагаете, подпоручик, если бы мне нужно было скрыться, я бы заранее объявил день своего отъезда, согласно принятому у вас порядку? Я бы избрал самую дурную дорогу, по которой нельзя быстро ехать. Я бы ехал на перекладных от станции к станции, всюду предъявлял подорожную и тем самым указывал путь своим преследователям?..
— Но позвольте, господин граф…
— Не позволю! Со своими обывателями вы можете проделывать что угодно, но я подданный его величества короля Франции и нахожусь под его эгидой. Разве я в чем-то преступил законы Российской империи? Я приехал в Россию гласно и так же гласно покидаю ее. Вот вид на въезд, выданный русским послом в Париже. В Петербурге я проживал на Вознесенском проспекте с ведома и позволения генерал-полицеймейстера барона Корфа. Вот подорожная на выезд в Польшу, выданная генерал-губернаторской канцелярией. Вот, наконец, распоряжение главноприсутствующего ямской канцелярии Лариона Овцына, предписывающее всем станционным смотрителям, дабы оказывали мне всяческое содействие и помощь. И у вас есть приказ, отменяющий все это и предписывающий меня арестовать? Предъявите его!
— Приказ не у меня, господин граф… Где тот чертов крючок?.. — оглянулся подпоручик.
— Батюшки! — несмотря на драматизм сцены, Ганыка поперхнулся от смеха. — Это что за чучела такая?
В словесной перепалке никто не заметил, как бричка въехала в корчемный двор. Кряхтя и ойкая, Зряхов выкарабкался из нее, добрел до корчмы и появился в дверях.
Полусогнутый, раскоряченный, весь в сенной трухе, он был нелеп, смешон и страшен. На искаженном страданием лице горел лихорадочный румянец. Он переводил взгляд с графа на корнета, с корнета на графа.
— Который? — хрипло спросил он.
— Вот граф Сен-Жермен, — сказал подпоручик. — Извольте, сударь, предъявить приказ.
— Приказ тут! — Зряхов ткнул себя пальцем в висок. — Взять его!
— Что это значит, господин подпоручик? — сказал граф. — Кто этот человек? Вы ему подчиняетесь?!
— Да что вы его слушаете?! — закричал Зряхов. — Он заговорит, заморочит вас… Хватайте, вяжите его!
Он выдернул из-за пояса пистолет и навел на-графа.
Грянул выстрел. Зряхов изумленно открыл глаза, издал странный звук, будто подавился, и мешком осунулся на пол.
— Зачем вы?! — досадливо обернулся граф к Ганыке.
— Да ведь он мог дуром выпалить, убить вас! Вы же видели, он пистолет, как ухват, держал…
— Как вы посмели стрелять?! — вскричал подпоручик. — Кто вы такой?
— Корнет ямбургского полка Ганыка.
— Вы за это ответите! Я вас арестую!
— Не беспокойтесь, господин подпоручик, брыкнулся он от страха, я знаю, куда попал. Извольте поглядеть — видите того таракана на стене?..
Ганыка взял со стола второй пистолет и выстрелил.
Огромный черный таракан утратил половину тела, остаток шлепнулся на лавку.
— В тараканов вы стреляете прекрасно, однако зачем было стрелять в человека? — сказал Сен-Жермен.
— Помилуйте, какой же это человек? По роже видно, что прохвост!
Один из драгунов переворотил Зряхова на спину.
Лицо его было синюшно-бледным, на правом рукаве выше локтя р