Элен вполне допускала, что на самом деле все просто: какой-нибудь молодой человек дожидается свою возлюбленную, только и всего. Но она отвергла это объяснение – отчасти потому, что ей хотелось острых ощущений, отчасти потому, что это было мало похоже на правду. Влюбленный юноша скорее курил бы или нарезал круги на своем посту. А у мужчины, притаившегося за деревом, вне всякого сомнения, были дурные намерения. В такой застывшей позе крокодил подстерегает добычу, прячась в тени на берегу реки.
«Все-таки хорошо, что я не прошла мимо него», – решила Элен и повернула к дому.
Солидный поздневикторианский особняк из серого камня странно смотрелся на фоне дикой природы. Каменная лестница из одиннадцати ступеней, ведущая к парадной двери, зеленые ставни на больших окнах – ни дать ни взять респектабельный городской дом. Не хватает только ухоженного сада и частной подъездной аллеи с фонарями и почтовым ящиком.
Между тем особняк «Вершина» представлял собой надежное укрытие от любых невзгод. Судя по безупречному состоянию стен и крыши, на содержание здесь денег не жалели. Никакой облупившейся краски или прохудившихся водостоков. При необходимости этот дом вполне мог послужить крепостью.
Внутри горел свет; запускать генератор входило в обязанности Оутса. Толстый кабель, протянутый в дом по воздуху, служил еще одним приятным напоминанием о связи с цивилизацией.
Элен больше не хотела задерживаться на улице. Холмы окутал вечерний туман, и заросли вечнозеленых кустарников на лужайке задрожали словно живые. В вечерней дымке у них был скорбный вид, как у плакальщиков на похоронах.
Элен вновь дала волю воображению.
«Нельзя медлить, – подумала она, – иначе они преградят мне путь».
Впрочем, ее ребячество было оправдано: единственное развлечение, которое она могла себе позволить, – прокладывать путь по скользким дорожкам, вместо того чтобы пару часов посидеть в кинотеатре.
Элен живо взбежала по ступенькам и, посмотрев на свои ботинки, с виноватым видом поспешила счистить грязь огромным железным скребком. Ключ был на месте – Элен оставила его в замке, убегая к воротам. Она закрылась изнутри и, услышав щелчок замка, облегченно вздохнула.
Дом напоминал прочный пчелиный улей: его золотистые соты излучали свет и тепло. Всюду слышалось жужжание голосов, и в присутствии людей страхи мгновенно отступали.
Хотя Элен нравился интерьер «Вершины», у современного декоратора он не вызвал бы восхищения. Из мебели – только резной стул с подлокотниками, обрубок терракотовой сточной трубы (для мокрых зонтов) да невысокая пальма на лазурно-синей фарфоровой подставке.
Элен распахнула двери и вошла в холл, заставленный массивной мебелью красного дерева. Пол здесь был полностью покрыт ковром цвета морской волны; радиопровода путались в тяжелых шторах, которые прикрывали дверь в гостиную. Во влажном воздухе пахло примулами в горшках и чаем оранж-пеко.
Хотя Элен старалась не шуметь, кто-то с острым слухом различил скрип дверей в прихожей. Бархатные шторы раздвинулись, и прозвучал взволнованный голос:
– Стивен, это ты? А-а, вы…
Элен уловила разочарование в голосе молодой миссис Уоррен.
– Вы поджидали Стивена? Поэтому так нарядились? – спросила она.
Оценивающим взглядом она окинула черно-белое атласное платье Симоны: казалось, ее доставили сюда вместе с музыкой прямиком из лондонского ресторана, с какой-нибудь танцевальной вечеринки. Она во всем следовала моде, даже рисовала искусственные губы и брови поверх натуральных. Каскады блестящих черных волос спадали на плечи, на ногтях блестел ярко-красный лак.
Несмотря на изящные линии, проведенные по выбритым надбровным дугам, и тонкий алый контур губ, Симона недалеко ушла от пещерного человека. Глаза ее горели первобытным огнем, и этот взгляд выдавал в ней необузданную натуру. То ли красивая дикарка, то ли дитя современной цивилизации, требующее самовыражения.
Словом, по всему было ясно: эта девушка привыкла поступать как заблагорассудится.
Она сверху вниз посмотрела на Элен, и разница в их росте стала еще заметней. Элен была без головного убора, в поношенном твидовом пальто, распушившемся от сырости. С улицы она принесла в дом стихии: грязь на ботинках, румянец на щеках от ветра, капли дождя в рыжих волосах.
– Не знаете, где мистер Райс? – сердито спросила Симона.
– Он вышел за ворота, – ответила Элен, которая всегда оказывалась в нужном месте и заставала все важные встречи и расставания. – Говорил, что хочет с кем-то попрощаться.
Симона помрачнела, вспомнив, что студент утром уезжает, но вдруг почувствовала на себе пристальный взгляд мужа и резко обернулась. Ее супруг был высокого роста, с взъерошенными рыжими волосами, и носил очки в роговой оправе.
– Чай перезаварится, – сказал он тонким голосом. – Не будем больше ждать Райса.
– Я буду, – отозвалась Симона.
– Кекс остынет.
– Обожаю холодный кекс!
– И ты не поухаживаешь за мной?
– Извини, дорогой. Мама меня этому не учила.
– Понятно. – Ньютон пожал плечами и отвернулся. – Надеюсь, дражайший Райс оценит твою жертву.
Симона пропустила его слова мимо ушей и обратилась к Элен:
– Увидите мистера Райса – скажите, что его ждут к чаю.
Девушка нехотя пошла наверх. На втором этаже она остановилась у Синей комнаты и навострила уши. Хозяйка комнаты внушала всем ужас, а у Элен вызывала жгучий интерес. Она лежала внутри, словно незримый, но окутанный мифами и легендами герой древности.
Услышав за дверью шепот мисс Уоррен, временно исполнявшей роль сиделки, Элен решила проскользнуть в ее комнату и расстелить постель.
«Вершина» представляла собой трехэтажный дом с двумя лестницами и полуподвалом. На каждом этаже была ванная, но в засуху без воды. Сами Уоррены – леди Уоррен, профессор и мисс Уоррен – спали на втором этаже; гостям отводили комнаты на третьем, а чердак предназначался для прислуги, если таковая была. Сейчас там обитали только супруги Оутс.
Ньютона отныне считали гостем, поэтому они с женой жили в Красной комнате на третьем этаже, а его старую детскую, смежную со спальнями леди Уоррен и профессора, приспособили под комнату для сиделки.
Прежде чем Элен вошла в спальню мисс Уоррен, случилось маленькое происшествие, сыгравшее немалую роль в будущем. Дверная ручка провернулась, и Элен пришлось нажать на нее с усилием, чтобы открыть дверь.
«Наверное, винт разболтался, – подумала она. – Надо будет взять отвертку и подкрутить».
Всякий, кому был знаком характер Элен, знал, что она без труда изобретала повод заняться непривычной работой, даже если ради этого приходилось пренебречь прямыми обязанностями. Возможность разнообразить ежедневную рутину подогревала страсть девушки к жизни.
Мисс Уоррен жила в унылой пустой комнате – коричневые обои, коричневые шторы, коричневая обивка мебели. Единственным ярким пятном была диванная подушка цвета старинной позолоты. Комната больше походила на рабочий кабинет: многочисленные полки и стеллажи ломились от книг, письменный стол был завален бумагами.
Элен удивилась: кто-то уже закрыл ставни, а на бюро, точно кошачий глаз, горела небольшая лампа под зеленым абажуром.
Когда Элен вышла в коридор, мисс Уоррен закрывала дверь Синей комнаты. Как и брат, она была высокого роста и крепкого телосложения, однако на этом их сходство заканчивалось. Мисс Уоррен была властной благородной дамой с невзрачным лицом и глазами цвета дождевой воды.
С профессором ее роднило еще и желание скрыться от посторонних глаз, пресечь любые посягательства на личное пространство. Однако отрешенный взгляд мисс Уоррен уносил Элен куда-то далеко, а профессор своим взглядом буквально испепелял.
– Уже поздно, мисс Кейпел, – монотонно проговорила мисс Уоррен.
– Прошу прошения! – Элен заволновалась: как бы не лишиться драгоценной работы! – Возможно, я неправильно поняла миссис Оутс? Она сказала, что я свободна до пяти часов. У меня был первый выходной.
– Я отнюдь не обвиняю вас в несоблюдении обязанностей. Я лишь заметила, что не стоит гулять в столь поздний час.
– Благодарю за беспокойство, мисс Уоррен. Я действительно загулялась и ушла дальше, чем хотела. Но я успела вернуться засветло: стемнело, только когда до дома оставалось не больше мили.
– Одна миля – это немало, – заметила мисс Уоррен. – Даже при свете дня опасно уходить так далеко. У вас достаточно дел по дому, физической нагрузки должно хватать. А свежим воздухом можно подышать и в саду.
– Разве это сравнится с настоящей долгой прогулкой? – возразила Элен.
– Конечно, нет. – Мисс Уоррен вяло улыбнулась. – Однако поймите: вы молоды, и я отвечаю за вашу безопасность.
Хотя предостережение звучало странно из уст холодной и чопорной мисс Уоррен, Элен невольно вздрогнула: опасность буквально витала в воздухе – даже здесь, в доме, а не только в темной дремучей лощине.
– Бланш! – Из Синей комнаты донесся низкий голос, больше похожий на мужской. Статная мисс Уоррен мгновенно съежилась; перед Элен была уже не грозная высокомерная особа, но школьница, спешащая на зов школьного учителя.
– Иду, мама, – отозвалась она.
Нетвердым шагом мисс Уоррен прошла по коридору и, к великому сожалению Элен, закрыла за собой дверь Синей комнаты.
«До чего они разные, – подумала Элен, медленно поднимаясь на третий этаж. – Горячая миссис Ньютон, холодная мисс Уоррен. Как вода в кране. Интересно, что будет, если их смешать?»
Элен нравилось придумывать меткие сравнения. Не меньшее удовольствие ей доставляло ежедневное общение с двумя холостяками и вдовцом – прекрасная возможность набить руку в давно забытом ремесле. Девушкам Викторианской эпохи, которые в каждом мужчине видели потенциального мужа (и оттого стали объектом многочисленных шуток и анекдотов), удавалось извлечь интерес даже из самого скучного представителя сильного пола.
Пусть Элен уважала профессора за ум и с искренним нетерпением ждала посещений молодого уэльского доктора, она все же решила открыть сберегательный счет в банке и понемногу откладывать на старость. Элен верила в Бога, но не верила в Джейн Эйр.