- Казуо, - сказал я, когда впереди показался хлипкий частокол, окружающий деревню.
- Танака-сенсей?
- Иди как идёшь и говори потише. Я хотел спросить: ты придумал, что сказать людям обо мне?
- А-а...
- Значит, хорошо, что я об этом уже подумал. Слухи о том, что ты таскаешь с собой зримое свидетельство своего греха неизвестно с кем, нам ни к чему...
- Танака-сенсей!
- Сколько возмущения. Но молва зла, тебе ли не знать? Поэтому говори правду... просто не всю. Мол, нашёл меня у горного алтаря, счёл сие знаком судьбы и взвалил на себя заботы о ребёнке. Чужом. Добровольно. Пусть крестьяне сочувствуют странствующему каннуси, подкидывая побольше еды, в расчёте более чем на одного едока.
- Но...
- Никаких но. Или ты хочешь великой славы за свою самоотверженность и грезишь о титуле личного ученика триждырождённого? Со временем - может быть, но не сейчас. Ты просто не готов предстать... да хотя бы гостем на пиру провинциального сэмё. Признай, смирись, следуй своим путём. А лёгким он не будет. Настоящие пути лёгкими не бывают!
- Простите, сенсей. Разум мой помрачился, не ведал, что желаю и что говорю.
- То не беда. Была бы беда, если бы не удалось тебя вразумить. А теперь я умолкаю.
Для верности я ещё глаза закрыл и всё время пребывания в деревне изображал спящего. Даже когда некая сердобольная бабёнка взялась меня обмыть-обстирать, я продолжал "спать".
В целом, визит прошёл... гладко. Рассказ Казуо особого всплеска чувств не породил, ритуалы в его исполнении повышенного спроса не вызвали, денег за них не перепало. Да и продуктами нас с ним одарили без лишней щедрости. Весна всё-таки. Был бы прошлой осенью неурожай, могли вовсе без пропитания оставить: когда на своих риса не хватает, чужих не кормят.
Как бы то ни было, поутру мы двинулись дальше. То есть Казуо двинулся, а я так... живая ноша, захребетник - что с младенца взять?
В следующей деревне всё более-менее повторилось. И в третьей по счёту.
А на дороге к четвёртой нас подстерегли разбойники.
Бандитствующие люди, как всегда и везде, тоже делятся на ранги и виды. Бывают разбойники морские - пираты. Бывают, конечно же, и сухопутные. Бывают промышляющие в городах, а бывают - придорожные. Бывают действующие сами по себе - и блюдущие, помимо собственной, выгоду кого-то из персон высокопоставленных, ни в чём (формально) не замешанных. Те, кто режет и грабит лично - и главари с ближайшими помощниками, снисходящие до личного пролития крови редко, всё больше для поддержания статуса. Бывают шайки разбойников такого числа и силы, что команда посвящённых магов и то рискует с ними не совладать...
Но к "нашим" разбойникам это, к счастью, не относилось.
Вылезшая из придорожных кустов навстречу Казуо парочка принадлежала к людям почти что самого жалкого сорта. Почти - потому что просящие подаяние нищие калеки ещё хуже. Ненамного, но всё же. Да и насчёт калек... у правого разбойника отсутствовал глаз. Тоже правый. И указательный палец с половиной среднего на правой руке, отчего корявую короткую дубинку ему приходилось держать в другой руке. А левый разбойник сильно припадал на ногу... левую. Так сильно, что окованный ржавым железом посох казался не столько его оружием, сколько костылём. Ещё он постоянно покашливал, снедаемый обычной весенней хворью... а может, и чем посерьёзнее - как знать? Хм. Такие вот разбойнички. Кривой и Хромой, оба в сущих обносках. Ещё и вонючих, а не только лишь грязных.
Глядя на истощённые лица парочки, становилось ясно - яснее, чем когда смотришь на огонь: это не ронины, не опустившиеся наёмники и не маги-отступники. Просто вчерашние крестьяне, коих несчастья вытолкнули на кривую дорогу грабежа. И которым лишь голод не позволяет отступить в те же кусты, из которых они появились.
Голод, что сильнее стыда.
Но именно такие разбойники бывают самыми опасными. Особенно если за их спинами - семьи. Потому что когда крестьянин с отчаяния выходит на разбойный промысел, то более его не остановит уже ничто. Ничто.
Кроме смерти, конечно.
- Казуо, - сказал я, оценив через хирватшу всколыхнувшиеся в троих взрослых чувства. - Попроси уважаемых приютить странников около их костра.
- Т... Танака-сенсей?!
- И пищу, ками ниспосланную, с ними раздели. Их нужда поболее твоей будет.
"Делиться так или иначе придётся, поэтому лучше делать это по доброй воле и - хотя бы отчасти - на своих условиях".
- Повинуюсь, сенсей.
- Кого это ты сенсеем кличешь? Кха, кха...
С гордостью обречённого Казуо выпрямился во весь невеликий рост, отвечая:
- Проводите нас к костру, там и поговорим.
- Ишь... лады, топай за мной. Братец, проследи... кха. Кха. Кха.
Хромой похромал куда-то через подлесок, каннуси с видом обречённого пошёл следом, а в хвост скорбной процессии пристроился Кривой.
И Урр незримо парила над нами, следя, чтобы разбойнички не позволили себе лишнего.
Лагерь свой пара Хромого с Кривым устроила не совсем уж бестолково. Ну, для вчерашних крестьян. Например, костерок они развели не просто в ложбине, а в яме, нарочно выкопанной меж корней эноки* - одного из немногих деревьев, которые даже я легко опознаю по гладкой коре и листьям характерной формы. Крона его, весьма густая, успешно рассеивала дымок, тем самым маскируя стоянку. Вдобавок не так далеко я слышал тихое журчание ручья. Удачное место.
/* - оно же "железное дерево", оно же Каркас китайский (Celtis sinensis). Дерево действительно весьма приметное, опознаваемое и дворянами, и горожанами, и прочим "не лесным" людом - в том числе из-за того, что именно в рощицах эноки часто располагаются синтоистские святилища./
Хотя летом я бы в такой близости от воды останавливаться не стал. Потому что комары. Правда вот, прохлада, конечно... у всего на свете есть светлая и тёмная стороны.
- Казуо, - вновь вмешался я, - пошарь под теми кустами слева. Нет, ещё левее.
- Это что? - изумился Хромой.
- Зайцы, - констатировал очевидное каннуси, распрямляясь. - Три штуки.
- Это я вижу, кха. Откуда? Кха!
- Ками ниспослали, - внешне кротко, но не без вызова ответил он.
Разбойнички переглянулись.
- Вы бы поменьше удивлялись, а поскорее принялись за свежевание и готовку, - посоветовал я. - Или вы не так голодны, как мне показалось?
Новые переглядки... после которых Хромой послушно достал нож и протянул руку за зайцами. Двух из которых Казуо спокойно отдал.
Впрочем, долго тишина не продлилась.
- Что-то, кха-кха, не пойму: чем их убило?
Шкурки зайцев действительно пребывали в неприкосновенности: иллюзия смертельного ужаса, что останавливает сердце, не оставляет зримого следа. Поскольку Казуо в своё время задавал мне такой же вопрос, то и ответил без моего участия, но почти моими словами:
- Какая разница, если мясо свежее?
- А там точно никакой отравы нет?
- Точно.
Кривой склонился к уху товарища, нашёптывая; Хромой покивал, после чего изъявил желание варить еду сразу на всех, в одном котелке. Каннуси не возражал. Более того: изъявил желание добавить к мясу рис, соль и специи. Кривой поплёлся за водой, благо, недалеко; Хромой подбросил в угли дров и вернулся к потрошению первой из "своих" тушек...
Прямо мир и благодать. Если не обращать внимания на эмоции, витающие вокруг стоянки. А спокойным без наигрыша из присутствующих оставался только я. Даже бдительная, хоть и незаметная, Урр не ведала покоя, волевым усилием подавляя насмешливое карканье. Раа, как менее сдержанному, вовсе пришлось улететь подальше, а то оглушительный грай здоровенного тэнгу поблизости - совсем не тот звук, что позволит людям расслабиться и успокоиться.
Скоро льётся речь, да нескоро выпекаются лепёшки. Как бы то ни было, спустя положенный срок еда была приготовлена, заправлена и даже съедена. От сытости, которой разбойнички явно давно не ощущали, их развезло почти как от саке. Ни о каких расспросах они уже явно не думали. Тем неожиданнее прозвучал в лесной тиши голос Казуо:
- Бросали бы вы это дело.
- Кха? Ты о чём, святой отец? - повысил его в ранге Хромой.
- О разбое, - без экивоков ответил каннуси. - Не принесёт вам добра этот путь.
- Умник, - калека ещё покашлял и спросил - без лишнего, впрочем, ожесточения:
- А каким путём ты бы пошёл на нашем месте?
- Много есть честных путей для добычи себе пропитанья. Если к былому душа не лежит или не позволяет здоровье, можно проторить свою тропку. Научиться новому. Или, если недостаточно сил духовных, положиться на господина, что найдёт и занятье, и прокорм.
- Ха! Кха, кха... да кому мы - такие - нужны?!
Начался спор. Довольно вялый, поскольку на Казуо тоже оказала снотворное влияние сытость. Да и незаметно растаявшее напряжение сказывалось.
- Довольно, - оборвал я его, когда те же доводы пошли на пятый круг. - Пищу телесную, ради подкрепления сил, они получили. Добрый совет, к пользе душ своих, получили тоже. Но вижу я, что даром доставшееся впрок не идёт. А меж тем нам снова пора в дорогу, Казуо.
- Слушаюсь, Танака-сенсей, - вздохнул мой спаситель.
- Эй! Ты так и не сказал, кто этот карлик с детским голосом, кха. Ишь! Сенсей!
- Поменьше насмешек, - посоветовал я. - Казуо, покажи меня уважаемым маловерам.
Вздохнув, каннуси повиновался. Размотал ворох одеял, накрученный для тепла, и явил паре калек моё не впечатляющее тельце.
- Младенец?! Кха!
- Именно. Кстати, Казуо, отнеси меня за кусты.
- Кха! Это ещё зачем?
- Вроде взрослый, а простых вещей не разумеешь, - поддел я. Разбойники дружно застеснялись. Немало меня этим повеселив.
Сделав не без помощи Казуо своё мокрое дело, я был возвращён назад и получил в руки всё ту же тыкву-горлянку - только на этот раз с козьим, а не овечьим молоком.
- Чудеса, да и только, - констатировал Хромой.
- Настоящим чудом будет, - сказал я, ненадолго отрываясь от вкуснятины, - если вы, не бросив разбоя, проживёте ещё два десятидневья. Ученик мой верно сказал: хотите жить - сворачивайте с этого пути. Да побыстрее. А нет - сами будете виноваты.