— Александр Сергеевич, у вас крестьяне обуты во что попало, — заметил Виктор Иванович. — Разложите кислоту на составляющие и получите винилхлорид, а из него ПВХ. Затем из пластика сапоги или калоши для людей сделаете.
В целом так мы и поступили, в результате чего наша химическая печь с одного борта выдавала нитрат калия, а с другого порошок поливинилхлорида. Селитру отвозили на склад, а ПВХ отправляли в деревеньку Слезарёво, где два брата давно уже приноровились формировать из полиэтилена различные изделия. По большому счёту, братьям без разницы какой пластик в экструдер загружать и что из него получать — деньги-то я им всё равно плачу по копейке за килограмм готового изделия.
— А нельзя обувь делать менее тяжёлой? — задался я вопросом, когда взял в руки первый в этом мире пластиковый увесистый сапог. — Ноги ведь отвалятся, если в них целый день походить.
— Можно синтезировать сэвилен и использовать его для изготовления обуви, но она будет слишком мягкая, так что любой сучок её проколет, — объяснил мне минусы этиленвинилацетата Виктор Иванович. — Меня больше интересует вопрос, как быстро казна вас за жабры возьмёт, узнав о том, что вы в землю закапываете нитрат калия, чтобы растения лучше росли.
— А что не так? — насторожил меня вопрос тульпы. — На переработку соли в удобрение имеется какой-либо Императорский рестрикт?
— Вроде нет. По крайней мере, я о таких законах не слышал, — усмехнулся Иваныч. — Просто, у вас получился продукт стратегического значения. Нитрат калия ведь до сих пор получают из навоза и мочи, на что уходит два года, а у вас из бросовой соли в считанные минуты выходит основной компонент пороха.
А ведь действительно калиевую селитру до сих пор в селитряницах производят и тут я такой со своим чистым нитратом калия. Да ещё и готов в Соликамске наладить производство селитры, чтобы продавать её налево и направо.
— А нельзя в состав селитры добавить какие-нибудь ингредиенты, чтобы она не потеряла свойств удобрения, но была непригодна для изготовления пороха? — дошла до меня вся неоднозначность сложившейся ситуации.
— Можно из воды магниевые соли добывать, чтобы в состав селитры их добавлять. Для растений будет полезно, а в составе пороха будут связывать серу, образуя тяжёлую соль. Но нужно думать и пробовать, — наморщил лоб Виктор Иванович. — А пока, в качестве меры предосторожности, я бы не допускал студентов к теме изучения влияния селитры на плодородность почвы. У вас есть сапропель и фосфаты — вот пусть в них и копаются, а всех нюансов про селитру им знать пока ни к чему.
Ну да, студенты у меня те ещё кадры. Прибыли на практику с минимальным запасом чернил и перьев, которые успешно исписали в первую же неделю. Пришлось выделить им железный купорос, дистиллированную воду и синтезировать пару вёдер этиленгликоля, чтобы сами для себя чернила делали. Вроде, научились и даже умудряются не пачкаться во время работы.
Если с чернилами вопрос решился относительно легко, то с перьями пришлось немного помудрить и сделать два небольших станочка. Первый агрегат вырубает из полоски железа заготовку и тут же придаёт ей нужную форму, а второй расщепляет кончик. В принципе, мучились не столько со станками, сколько с металлом для перьев, потому что он требовался эластичный и в то же самое время достаточно твёрдый. Но, ничего, с помощью Виктора Ивановича, термообработки и какой-то матери справились и с этой задачей.
Можно было, конечно, забить на всё и писать, как и прежде гусиным пером, но металлические перья уже изобретены и продаются по цене два с половиной рубля за штуку. Боюсь ошибиться в ценах, но на Псковской ярмарке за эти деньги можно купить двух гусей и пару лет не знать проблем с перьями. Я не считаю себя нищим, но даже меня жаба душит от такой цены за кусочек металла величиной чуть больше ногтя. К тому же продающиеся нынче металлические перья очень жесткие и мало напоминают известные моим современникам — такими можно разве что только стены в пещерах царапать, а нашими писать одно удовольствие.
— А что если перья золотить, чтобы не ржавели и набить на них штампом мой вензель? — возник у меня вопрос после апробации нового изделия. — Есть же методы нанесения золота, помимо гальванического.
— Конечно, есть. Высокотемпературное золочение, носящее на Руси название жжёного злата. Таким способом, например, шпиль колокольни Петропавловского собора золотили. Мелкотолченое золото смешивают с ртутью до получения желеобразной массы, которую наносят на поверхность, а затем нагревают её до полного испарения самой ртути. Тогда ручку с таким пером не стыдно будет подарить и самому Императору, — заявил Виктор Иванович. — Только и корпус ручки нужно будет делать достойной царя.
— У вас пластмассы всякой разной, как у дурака махорки. С минимальными затратами можно из него делать что-нибудь изысканное, — по своему подошла к вопросу Лариса. — Чинуши в министерствах за презент в виде «вечного пера» вам не то что любую бумажку подмахнут, но и душу продадут.
Виктор Иванович что-то хотел возразить Ларисе, но меня от их спора избавил вызов от Варвары Тихоновны, которая была откомандирована в Псков для подготовки бала в честь моего дня рождения:
— Князь, ремонт в доме закончили и новую мебель из Велье доставили, а что с меню и вином будем делать?
— Боюсь я вам мало что смогу подсказать, — обозначил я свою неосведомлённость в приготовлениях к праздничным мероприятиям, — Поэтому доверяюсь вашему вкусу и опыту.
— Вопрос лишь в финансах. Если вы готовы тысяч десять серебром потратить, то мы роскошное пиршество устроим, а если пять, то всего лишь приличное.
— А скромнее никак нельзя? — чуть не поперхнулся я, услышав озвученный ценник. — У меня же не юбилей, а всего лишь обычный день рождения.
— Боюсь, что меньше пяти никак нельзя, — бодро заявила тётя. — На вас всё дворянство и купечество Пскова и губернии смотреть будут. Вам никак нельзя лицом в грязь ударить, а при нынешних ценах бал, мягко говоря, недешёвое мероприятие. На одно только вино с шампанским почти тысяча серебром уйдёт. И это я про декор, цветы и наёмный персонал ещё не сказала — на них и вовсе тысячи две придётся потратить. Ну и сам стол дешёвым не может быть. Впрочем, если вас это утешит, то могу добавить, что для каждого участника бала этот пир тоже в кругленькую сумму выльется. Особенно дамам придётся серьёзно вкладываться, потому что одно только приличное платье стоит рублей триста.
— Ну, если вся губерния обо мне будет судить по размаху бала, то делайте всё по высшему разряду, — нехотя согласился я с доводами Варвары Тихоновны.
Кошмар. Куда катится мир⁈ Я за дом, где будет проходить бал, отдал меньше десяти тысяч ассигнациями, и тут мне выкатывают цену за попойку в размере четырёх таких домовладений.
Это ладно, у меня с деньгами проблем нет, а каково другим дворянам, у которых, как у латыша, хрен да душа? Так и залезают в долговые ямы, закладывая да перезакладывая имения и своих крестьян, чтобы пустить окружающим пыль в глаза. Нет, чтобы в производство и своё хозяйство деньги вкладывать, так ведь нет — пускают их на развлечения, лишь бы общество чего плохого не подумало. Как по мне, то глупость несусветная, но ведь почти вся страна так живёт — крестьяне батрачат, а помещики спускают деньги в сортир, устраивая глупые развлечения ради никому ненужного статуса. Хорохорятся друг перед другом, как те павлины.
Швейные машинки.
Для кого-то это дело всей жизни и путь к процветанию, а в моём случае — сплошная головная боль.
Недовольны все: — я, те швеи, которых обучают, мои помощники, громко называемые мной механиками и настройщиками, а самое главное — те трое подмастерьев, которых я почти принудительно загрузил производством иголок.
Мало того, что машинки ещё довольно убогие, так и швеи у меня не из лучших. Пока больше криков, слёз и ругани, чем подшитых простыней и наволочек под те кровати, которые наловчился выпускать мебельный цех.
Да, я решил, что начинать им стоит с самого простого — с льняных простыней и хлопчатобумажных наволочек. Про пододеяльники даже не стал заикаться — такое сложное шитьё они ещё не скоро потянут.
Вот тут-то и встала проблема игл во всей её красе, а заодно, когда я разбирался с этим вопросом, то выяснилось, что даже с иглами для ручного шитья всё обстоит очень плохо.
Дворяне и столичные модистки пользуются немецкими или английскими иголками, а всем остальным приходится довольствоваться убогими поделками кустарей, исполненными фактически из кричного железа. Они легко гнуться, ломаются и ржавеют, а ушко выполнено незатейливо: — этот конец иглы расплющен, рассечён по принципу — «как уж получилось», а затем в туда была вставлена такая же иголка, а концы сжаты щипцами. Другими словами — полнейшее убожество, которое через плотную ткань, вдвое сложенную, ещё нужно умудриться протолкнуть.
Спасибо добрым англичанам, которые снабжают нас иголками примерно в ту же цену, за которую они покупают у нас пуд демидовской стали, со знаменитым значком соболя.
Если что — я тоже так хочу. Одну — две иголки отдал, а всё остальное, что от пуда осталось — уже моё.
Когда седой, как лунь, кузнец, начал мне неохотно объяснять, чем и как он живёт с двумя сыновьями и четырьмя внуками, я огляделся по сторонам.
Как бы, всё у них неплохо, по местным меркам. Лошадка и коровка в хозяйстве, три козы, куры и утки, да и гусей сколько-то гогочет в сараюшке, требуя свободы, а то, что дом переполнен, так это дело привычное.
Прошка, мой вездесущий наблюдатель, почти сразу мне дал ответ, когда я спросил его, а не делает ли кто из кузнецов рыболовные крючки.
Отчего я про крючки спросил — так для их изготовления умений как бы не больше нужно, чем для иголок. Понятное дело, что женщины со мной возьмутся поспорить, зато мужики сразу поймут.
Хороший рыболовный крючок должен одновременно обладать множеством качеств… Впрочем, ладно. К иглам это отношения почти не имеет.