Тот самый «Париба», что в 2014 году заплатит рекордный штраф почти в 9 миллиардов за нарушение им американских санкций против Ирана, Судана и Кубы. Ну, до этого далеко.
— Название слышал. Ничего против не имею.
Настала очередь Петра. Он достал из-под стола портфель с чудесами и вынул очередную папку-скоросшиватель. В ней были чертежи и эскизы с одноразовым бритвенным станком, тем самым «Биком». Более того, был и сам станок. Сделали на зоне, в ход пошли детские кубики. Чуть кустарно, но вполне функционально — и, самое главное, можно потрогать.
— Можно брать с собой в командировку, можно купить в любом киоске, если забыл взять с собой в Сен-Тропе. Можно предусмотреть женский вариант, для бритья ног, с чуть более толстой ручкой для удобства, — прокомментировал Штелле рисунки.
Марсель повертел станок, попробовал побриться. Затем засучил рукав и срезал волосы на запястье.
— Аdmirablement! Чудьесна! — и принялся брить свою руку дальше, — Мagnifiquement! Ви гений.
Ну ещё бы. Вот только что делать с «Шиком» и «Жилеттом»? Как не создать себе конкурента?
— Запатентуйте и не продавайте патенты ни за какие деньги.
— Это золотая жила! Я же не идиот — её продавать, — ага, а как же тогда получилось с «Жилеттом»?
— Дальше идёт более сложная конструкция с тремя лезвиями и плавающей головкой, но она только в чертежах. Мои умельцы не смогли её сделать.
— Фигни? Нэт. Фигня. Сможешь! Нет. Сможу. Я сможу, — флаг в руки.
— Всё запатентовать. Особенно в Америке, и каждый узел отдельно. Ву компрене? — тоже можно ломаным французским похвастать.
— Коньешно, компрене.
— Ещё одна идея. Вакуумная упаковка. Это полиэтиленовый контейнер, лучше из прозрачного материала. Крышка. В ней клапан для подключения насоса и клапан с резинкой для подачи воздуха. Это ручной насос. Засыпаете в контейнер спагетти и закрываете крышку, потом откачиваете воздух. Макароны не портятся несколько дней. Или ягоды. А это упрощённый вариант контейнера, скажем для заморозки ягод, или для ношения на работу обеда. Здесь нет вакуума, просто плотная крышка. А это круглый вариант. В нём можно в розничной сети продавать, скажем, майонез или кетчуп. Берётесь?
— Дайте, дайте! Дёргаешь за резинку, и воздух заходит в контейнер. Понятно. Нужно изучить рынок, но запатентую сразу, как вернусь во Францию. И пробную партию выпущу. Месье Тишков, как вам такие гениальные идеи в голову приходят? Не хотите переехать в Париж и устроиться ко мне на фирму заместителем?
— Смешно. Мне только что министр автомобилестроения предлагал идти к нему замом, а до этого министр культуры. Спасибо. У русских есть поговорка: «Где родился, там и пригодился». Нужно жить по ней. Кстати, по автомобилестроению. Мне нужна машина. Дорогая. Это седан Rambler Rebel 1967 модельного года, который выпускает фирма Nash, входящая в качестве отделения в состав концерна AMC. Только 1967 года, раньше не надо. Там другой двигатель. Если не получится быстро достать американца, то сначала пусть будет купе Mercedes-Benz 300 SL, «крыло чайки». Можно, и даже лучше, старенький — 1955-56 года. Интересен двигатель. Он должен быть в очень хорошем состоянии, — и про первую, и про вторую машину с инжектором Пётр прочитал, когда собирал материал для книги про мальчика-попаданца — и вот, пригодилось.
— Я заядлый автолюбитель и даже немного гоняю. Нельзя узнать, чем вас привлекли именно эти машины? — Бик уже тоже разделался с обедом и сейчас попивал лимонад.
— Там нет карбюратора, — чего скрывать-то? И сам разузнает, если захочет — только при этом и ещё кто-то узнает, что русские интересуются инжектором.
— Точно, про «Мерседес» помню, но боши забросили эту идею.
— А мне интересно.
— Гут, как говорят наши «друзья». Будут вам обе машины. Хотя вы ошибаетесь, этот «Мерседес» очень дорогой, их выпущено всего чуть более тысячи штук. Но надо — значит найдём. Поспьешу. Как с вами связаться?
А как? Есть три варианта. Через Смирнову. Так себе вариант, если машины иметь в виду. Через Фурцеву. Екатерина Алексеевна пробивная женщина. Но опять супердорогие машины — с её-то коммунистическими взглядами. Лучше гусей не дразнить. Оставался Тарасов. Тоже непростой человек, но он знает, зачем товарищу Тишкову эти суперкары. Не по Крещатику рассекать — для дела.
— Вот телефон. Это министр автомобильной промышленности СССР Тарасов Александр Михайлович. Он в курсе машин. Подождите, месье Бик, если это и вправду так дорого, то…
— Это только деньги. Заработаем. Считайте это авансом.
Ну и ладно. Всё, пора на встречу с «бошем». А с того кроме денег чего потребовать? Или вместо денег?
Событие тридцать первое
«Тем, кто дружен, не страшны тревоги,
Нам любые дороги дороги».
— Ваш гонорар — двадцать тысяч марок, — немец был грузный. Красиво одет в светло-серый костюм, галстук подобран под рубашку. Пробор на светлой голове. Ещё бы три десятка кило сбросить — и истинный ариец. А так — пузан пузаном.
— Герр Флигерт, а можно не деньгами? — Пётр придумал, что с немца стребовать.
— А что вас интересует? — русского Фриц не знал. Нет, Фриц — это не прозвище, это имя. Фриц Флигерт. Немецкий уже Пётр знал так себе. Общались через переводчицу. Вроде бы флигер — это один из парусов. Моряками, значит, предки были.
— А интересует нас асфальтоукладчик.
Бабам. Это у всех присутствующих челюсти отвалились. Присутствовали люди непростые — и Федин был, и Фурцеву позвали. Уж точно не каждый день ФРГшное издательство заключает договор с русским писателем. Но Фурцева, один чёрт, перебор. Болеет за своего протеже? Или бдит? А то отчебучит чего… И вот! Уже отчебучил. У земляка… Стоп. Земляк — это когда родились в одном месте. Штелле-то был немцем, но родился в СССР, и менять на толерантную Европу его не собирался. А как одним словом называются представители одной нации? Нацисты? Смешно. Соплеменники? Но при чём здесь сопли? У немца тоже челюсть отвалилась, когда переводчица донесла до Фрица смысл просьбы. Долго искала синонимы.
— Asphalt Fertiger?
— О! Я! Я! Asphalt Fertiger, — и без впавшей в кому старушки обошёлся Пётр.
— Ungewöhnliche Bitte, необычная просьба, — вот гад, а прикидывался, что великим не владеет. Самка собаки.
— И всё же?
— Боюсь, что я не владею ценами на данную продукцию, но думаю, она стоит дороже двадцати тысяч, — практически без акцента выдал герр.
— А вы увеличьте тираж. С игрушками у вас и миллион экземпляров купят. Это ноу-хау! Никто ещё так не делал. За идею надо платить. Мне нужен асфальтоукладчик, — Федин и Фурцева начали рвать на себе воротники, старушка переводчица — судорожно сучить ногами. А немец улыбнулся.
— Достойный соперник. Я проконсультируюсь. Ответ завтра. Разрешите откланяться, — это он уже Фурцевой.
Екатерина Алексеевна икнула. Немец посчитал это положительным ответом — и отбыл.
Федин вышел молча. Если учитывать, что это его кабинет, то всё было плохо. За ним потянулись и прочие писатели. Ушла, вздыхая, Смирнова. Ушли переводчица и ещё одна женщина, тоже какая-то писательница, Пётр фамилии не запомнил. Звать Людмила. А зачем она присутствовала при разговоре? Из органов?
— Ты рехнулся.
Это не было вопросом. Это была констатация.
— Екатерина Алексеевна, вот увидите, завтра этот толстенький моряк придёт и подпишет договор. В договоре будет указана цена в сто с лишним тысяч марок, а не двадцать, которые он мне хотел всучить, раз я нищий русский дурак. Налог, который возьмёт с меня государство, увеличится в шесть, скажем, раз. И где здесь помешанные?
— А если не придёт? — а глаза загорелись, как у бездомной кошки на кринку сметаны.
— Отсутствие информации делает нас слабыми, а обладание ею не делает сильным, если ты до этого не был сильным. Барон Бик мне сказал, что немцы хотят заключить с ним договор на игрушки к моим книгам, а значит, хотят и со мной. Но ведь они капиталисты, а мы варвары и дегенераты. Даже не люди — мы недочеловеки. Унтерменши. Ну, побили мы ихнего Гитлера. Люди-то другими не стали, а значит, и мы не перестали быть недочеловеками. Но среди нас оказался один умный примат. Немец обрадовался. Он придёт, заключит договор и попытается меня обмануть, подсунув плохой асфальтоукладчик. А вы с Тарасовым должны найти информацию по этому вопросу, чтобы меня не обманули.
— Ну ты, Миронович, и нахал. А массаж ступней тебе не сделать? — расцвела прямо Екатерина Великая.
— А умеете? — поржали. Отпустило. На смех заглянул и глава Союза Писателей.
— Заходи, Константин. Пётр Миронович уверяет, что придёт завтра германец и подпишет договор — а он ведь провидец. Поверим?
— Думал, инфаркт хватит. А можно узнать, товарищ Тишков, зачем вам асфальтоукладчик? — сел на своё место, поёрзал на стуле, наверное, проверял, не закачался ли он под ним.
— Буду укладывать асфальт.
— Теперь всё разъяснилось, — опять посмеялись.
Глава 6
Событие тридцать второе
До семи вечера безо всяких перерывов регистрировал песни. Кучу песен. Из них две на английском и одну — на испанском. На испанском была «Макарена». Собирая материал для книги, Пётр Штелле посмотрел перевод. Девушка хвасталась нарциссизмом, тем, что изменила своему парню с двумя его друзьями, и ещё тем, что хочет свалить в Америку, потому что там магазины с красивой одеждой. Этого не дадут петь не только в СССР, но и в самой Испании. Есть шуточная переделка Минаева про бабу Лену и хрен по колено, но там всё построено на рифмовании почти бессмысленных русских слов. Тоже не вариант.
Когда я танцую, меня называют Макареной,
И ребята говорят, что я прелестное создание.
Они все хотят меня, но не могут быть со мной,
Поэтому они подходят и просто танцуют рядом:
Двигайся со мной, прижмись ко мне,