Ценой их жизней нам достался праздник солнца и весны —
День Памяти, День Мира, День Победы!
Втору песню Дунаевского вымучивали целую неделю. Не зря. Вещь.
Услышь меня из глубины времён,
Ты мой родной, мой легендарный прадед!
И с высоты, на мир спасенный глядя,
Найди себя среди других имён.
Я с гордостью встаю в Бессмертный полк,
Ведь память о тебе для сердца свята,
И помнить подвиг каждого солдата
Для правнуков Победы — высший долг!
Бессмертный полк — ты будешь жить веками!
Бессмертный полк — Победы нашей пламя!
Бессмертный полк — бессмертный рядом с нами!
Бессмертный полк! Бессмертный полк!
Бессмертный полк!
Пусть встанет в строй народ моей страны,
Пусть помнят села, города, станицы
Своих героев праведные лица,
Великого достоинства полны.
Чтоб слава их пережила века,
Чтоб помнили об этом наши дети,
Чтоб знали цену той святой Победе, —
Вставай в ряды Бессмертного полка!
Разучили, записали.
Всего же песен получилось три. Уже записав эти две, поняли, что по времени коротковато — не укладываемся в показ демонстрации. Пришлось вспоминать и песню Газманова — всё тот же бессмертный полк. Там тоже спорные строчки про иконы — ох, влетит! И вот сейчас по площади шли ветераны, шли дети с портретами, да и взрослые тоже. Звучали песни из репродукторов. Дураков бояться — в лес не ходить. Если, что — вправим мозги.
Событие сорок восьмое
Что нужно для того, чтобы построить алюминиевый завод? Много чего. Определить место. В этом месте именно для производства алюминия нужно присутствие кое-каких ресурсов — в первую очередь сырьё. Для производства алюминия необходим боксит. Он есть в 120 километрах — неблизко. Потребуется огромное количество вагонов, чтобы два миллиона тонн боксита ежегодно переправлять по железной дороге из Североуральска в Краснотурьинск. Но ведь у нас плановая экономика — спланирует Госплан и построят вагоны. Почему нельзя строить завод прямо в Североуральске? Конечно, нельзя — там нет двух других ресурсов. Нет электроэнергии, и рядом даже нет. Нужно гнать ветку высоковольтной линии от Свердловска. Дорого, далеко, потери при прохождении этих шестисот километров. Самое интересное, что в Краснотурьинске та же история — ну разве что плечо покороче на сто километров.
Второй ресурс — уголь, ведь нужно произвести острый пар. Огромные давления и огромная температура нужны. Есть ли этот ресурс в Краснотурьинске? Очень сложно ответить. Вроде бы и есть, но в Карпинске и Волчанске — один чёрт придётся вагонами возить. Да и уголь плохой. Очень плохой — бурый, зольный. А самое плохое, что его там немного. Значит, чтобы обеспечить новый завод паром, нужно в двадцати километрах построить город, в тридцати — ещё один, и опять возить вагонами плохой уголь. Спорное решение. Почему тогда не построить завод прямо в Карпинске или Волчанске? Там и до Североуральска ближе. Но нет — выбран Краснотурьинск.
Может быть, там есть ещё один необходимый ресурс — кадры? Нет. Начинали пускать завод эвакуированные из Запорожья и Волхова с Тихвином специалисты, плюс не так далеко Каменск-Уральский. Можно на пуск и оттуда людей прислать, а потом строить техникум и училище для воспитания своих кадров. А потом ещё и институт. Тогда, наверное, есть избыточные трудовые ресурсы? Есть люди, которым негде работать? И опять в молоко. Людей завозили со всей страны.
Ещё есть один немаловажный аспект: при производстве глинозёма нужно приличное количество воды. Есть эта вода? Опять нет. Пришлось построить два огромных водохранилища — и один чёрт, в жаркое сухое лето (вот ведь пародокс — бывают на Северном Урале такие) с водой проблема. А ещё ведь семьдесят тысяч населения хотят пить и купаться, стирать вещи, поливать настурции на подоконнике. И опять проблема — не справляется мелкая горная речушка Турья. Турья — название мансийское, образованное из двух частей: «тур-» — озеро, «-я» — река. Только вот вытекает речушка из болота и питается в основном дождями и талым снегом, который к середине лета даже в горах растаял. Получается, что даже этого ресурса нет.
Вывод? Алюминиевый завод построили в Краснотурьинске, просто ткнув пальцем в карту. Хорошо, была война, не до логистических исследований — главное, подальше в леса. Но это во время войны. Сейчас нет. Тем не менее, принимается решение строить в Краснотурьинске второй глинозёмный цех — и это не просто расширение завода. Это, по сути, строительство ещё одного, и с теми же логистическими ляпами. Нет воды, нет угля, нет бокситов. Еле-еле всего этого хватает на уже существующее производство — а вот решение принимают. А ведь скоро кончится уголь, пусть и плохой — и практически вымрут города Карпинск и Волчанск. Придётся тащить воду по трубам из других рек, везти бокситы из-за границы и со всяких Тиманов, а под эти бокситы нужны другие технологии.
Врут всё про преимущества плановой экономики. Там планируют люди, и эти люди не гении. И у них нет компьютеров, даже карт-то хороших — и тех нет. Специалистов нет. Одни чернильницы-непроливайки в век шариковых ручек. И кульманы — это во времена, когда американец Стив Джобс и его школьный приятель Возняк с тем же именем в гараже на коленке делают первый массовый компьютер.
А если смотреть на эти ошибки с точки зрения жителя города? Под строительство второго глинозёмного выделили огромное количество денег. Построили сам цех. Потом всё пустят на металлолом, прибыль принесут Дерипаске. Но — построят Заречный район. По существу, это целый город, с благоприятной розой ветров. Построят институт. Да много чего построят. Спасибо Госплану за ошибку.
Один минус. Когда закроют сначала электролизное производство, потом производство алюминиевого порошка, свернут практически до нуля строительство — станет кисло. Десятки тысяч людей останутся без работы, ведь в таком городе не нужен и кирпичный завод, не нужен завод железобетонных изделий. Некому дотировать садики и спортивные объекты. Всё хреново — только прямые дотации из госбюджета. На поддержание штанов, но никак не на развитие.
Ещё один вывод: нужно строить в городе предприятия с минимальным количеством потребляемого сырья, с огромным спросом на эту продукцию сейчас, и с таким же спросом в будущем. И ещё один: нельзя строить моногорода. А значит, этих дополнительных производств должно быть несколько.
Сидели с Сороками и пытались довести эти выводы — пока только на бумаге — до Косыгина. При этом Пётр и словом не обмолвился о втором глинозёмном. Пусть Госплан ошибётся — построит и Заречный район, и институт, и школы с садиками, и бассейн, и т. д, и т. п. Но пусть построит и заводик по сборке мотороллеров, а потом чуть его расширит — до производства хотя бы трети деталей самостоятельно. Пусть построит заводик по отвёрточной сборке автомобилей — на месте только кузова штамповать и свинчивать. Пусть построят большой противотуберкулёзный санаторий союзного уровня, а в перспективе — и институтик маленький по изучению этой проклятой палочки Коха и методов борьбы с нею. Кому будет плохо? И деньги-то нужны небольшие. Десяток ненужных танков столько стоит — а их десятки тысяч.
Сороки оказались и впрямь монстрами и специалистами. Раздолбали в пух и прах его кустарщину и объяснили, что так машину не построить — нужно всё считать. Это не костюм сшить. Кузов — это не пиджак. Иногда Петру хотелось выгнать их. Легко критиковать! Построит. И эти «Волги» поедут. И не хуже получатся. Две! Три! А себестоимость? А кому они нужны тогда будут? Сволочи. Впрочем, как и все сороки. Лишь бы стрекотать противно.
Тринадцатого мая завершили сорочинскую ярмарку, и те убыли в столицу — «получать замечания» от министра Тарасова. Да и пусть творят что хотят, он своё дело сделал. И, наверное, опыт сей подтвердил мнение, что эту страну с такой экономикой не нужно спасать, да и невозможно.
Глава 8
Событие сорок девятое
Hичто не даётся нам так дёшево, как хочется.
— Пётр Миронович, теперь точно беда.
Перед этим привычным криком души раздался звонок телефона и скучный женский голос сообщил — сейчас будете разговаривать с Москвой. Пока ждал разговора, соображал, кто это может быть в пять вечера. Тарасову рано — Сороки ещё не доехали. Фурцевой ничего не должен. Смирнова?
— Алло. Пётр Миронович!
— Слушаю, Трофим Ильич, — вот это кого нелёгкая занесла! Точно ведь, в Москве сейчас три часа дня, и подвели итоги республиканских олимпиад. Что ж, пора пожинать плоды.
— Пётр Миронович, теперь точно беда, — чуть не всхлипнули на той стороне, — Опять не верят. Опять меня выгнали, да и Барсукова Иван Ивановича тоже. Ребята заняли четыре первых места, два вторых и три третьих. Только по математике и английскому нет призовых мест. Не верят! Говорят, знали вопросы. Что делать?
— Трофим Ильич, вы же не знали вопросов. Дети сами всё написали. Будет проверка — ещё раз напишут. Чего вы волнуетесь? Ну и, на всякий случай, вы этим Фомам напомните, что у нас презумпция невиновности стоит во главе законодательства, а ещё в уголовном кодексе есть статья за клевету. Если они не успокоятся, то родители детей подадут на них в суд — и тогда в следующем году этих граждан в комиссии не будет, они будут в нашем подсобном хозяйстве в свинарнике работать. Вот именно этот текст им и озвучьте. Ну и, если они будут настаивать на проверке, то соглашайтесь. Только чтобы все призёры участвовали.
— Зачем?
— А там увидите. И при составлении вопросов чтобы вы с Барсуковым участвовали. Стоп! Вы знаете что? Вы эдак, между прочим, скажите, что Виктория Петровна Брежнева, жена Генерального Секретаря ЦК КПСС, слышала об успехах учеников города Краснотурьинска и сама их по голове гладила, — и это было правдой. Не всех, конечно. Просто из девятой школы прибежала пара сорванцов — попросили сделать им к республиканской олимпиаде ранцы, как у дочерей. Пётр как раз зашёл к себе забрать Брежневых на очередную примерку — вот там и встретились будущие победители с Викторией Петровной, и она на самом деле погладила их по головкам и пожелала удачи.