— Правда? — вот что можно сказать? Как такие люди становятся членами Политбюро и руководят на протяжении нескольких лет Москвой? Как? Кроме наивности и детской непосредственности, один только Маркс в голове.
И ведь самое интересное, что когда к власти придут всякие Гайдары с Явлинскими, доктора экономических наук, то всё станет в сто раз хуже. Почему? Неужели это судьба такая у России? Но ведь вот Александр III и Сталин смогли вперёд эту неповоротливую каракатицу катнуть. Правда, оба гайки завинтили почти до срывания резьбы. А сейчас чего делать? Идёт уже второй год реформа Либермана, переводятся предприятия на хозрасчёт — но всё делается медленно и неуверенно. Не поверили в эту сказку директора заводов, а потому и не будет бума, будет лишь небольшое ускорение. Потом эту пятилетку назовут «золотой», а следом — «застой». Стихи.
Событие пятьдесят седьмое
Не тот друг, кто мёдом мажет, а тот, кто правду в глаза скажет.
После Фурцевой Штелле решил пообщаться с пчеловодами. Профессор Аветисян Гурген Арташесович на кафедре отсутствовал. Сотрудники на вопрос «а где?» только плечиками пожимали. Не предупредил-с. Глянув на часы, Пётр решил прокатиться до редакции. Может, там? И ведь почти застал. Поехал профессор домой на обед, но обещал вернуться. Снова глянул на часы. А что, обед и его бренному телу не помешает, тем более после двух стрессовых общений. То Пельше брови хмурит, то Суппле руки выкручивает. По два хита ему на английском каждые два месяца выдавай! А что на гастроли останется? Ведь со дня на день и второй продюсер объявится. К гастролям совершенно не готовы — всего две песни на языке Шекспира и Анджелы Дэвис.
Ближайший ресторан демонстрировал вывеску «мест нет». Экстраполировав ситуацию, Штелле с первого раза догадался, что и на следующем будет очень похожая вывеска, и на следующем, и… И чего делать? Кушать-то хочется. Где проклинаемое попаданцами будущее с сотнями ресторанов и кафешек? Нету — в смысле, кафешек нет. Хотя вон одно, «Пингвин». Мороженое? Вместо обеда? Креативненько.
Кроме мороженого давали пироженки и сладкие булочки. Ещё кофе, в стаканах. И чай, тоже в стаканах. А мороженое — не в розетках, а в небольших мисках. А ведь через тринадцать лет будет коммунизм. Хрущёв даже в Конституцию записал, а Брежнев ещё не вымарал. Надеется?
Пришлось набить пузо сладостями, чтобы мозги лучше работали, и это пузо не заурчало невовремя. Кофе тоже был сладким, не пожалели. Аж приторный. Одним словом — расстройство. И мороженое невкусное. Врут афторы попаданческих романов. Подплывшие шарики, засыпанные шоколадной крошкой, и такие же с абрикосовым вареньем — но всё такое сладкое, что кроме сахара ничего и не ощущаешь. Это, видно, ответные дары Кубы стараются использовать по максимуму. Чего ещё с них взять? Сахар и сигары, но те появятся чуть позже — и, скорее всего, будут очень низкого качества. Спрашивается, почему не выступить дилером? Скупать весь табак, все сигареты с сигарами и сигариллами, и торговать в тех же Штатах, в Европе.
Профессор прибыл в три часа, пришлось ещё и подождать в редакции журнала.
— Пётр Миронович! Рад вас видеть. Звонили мне из Краснотурьинска, сказали, что вы на Кубе. С делегацией? — чисто выбрит, до синевы, рубашка белая с тонким галстуком по моде. Сытый. Везёт некоторым.
— Да, вот только вчера вернулся. Завтра улетаю домой, — Пётр занял стул для посетителей напротив заваленного письмами стола профессора Аветисяна, — Гурген Арташесович, есть новости по лекарству из огнёвки?
— Так вы, получается, домой-то и не звонили? Новостей не знаете? — вдруг поскучнел пчеловод теоретик.
— Звонил, но, наверное, не тем, так что про ваши новости ничего не знаю.
— Две тогда новости. И обе плохие, — профессор Аветисян почесал за ухом, собираясь с силами.
— Да не томите уже.
— Пчеловодов из Глубокого перевезли неудачно. Девять семей пчёл погибло, — и взгляд трагический.
Хотя ведь понятно. Для этого человека пчёлы — разумные существа, дети. О них нужно заботиться, лечить, холить и лелеять. А тут девять семейств «детей» погибло. В каждом улье больше пятидесяти тысяч пчёл. Полмиллиона. На самом деле катастрофа. Без всякого сарказма.
— В чём причина? — обязательно нужно проявить сочувствие.
— В председателе колхоза. С милицией препятствовал отъезду инвалидов. На два дня задержал.
— Спросим с него.
— Не вернуть ведь пчёлок, — махнул рукой Гурген Арташесович.
— Пчёл не вернём — но вернём этого деятеля с небес на землю, и заставим заплатить ветеранам войны. Наука будет. Какая же вторая плохая новость?
— В Ставрополье дом пчеловода Нифонтова ограбили. Деньги и мёд забрали, а склянки с прополисом, пергой, маточным молочком и экстрактом из огнёвки разбили. Он вчера заходил — прибыл в Москву на конференцию, что наш журнал устраивает. Для вас вместо всего обещанного передал только одну баночку с экстрактом из личинок, теперь только под осень следующая партия будет, — и опять грустные армянские глаза.
Ведь и в самом деле плохие новости. Там в Краснотурьинске внук и невестка Тарасова — их нельзя не вылечить. Половину всей надежды Пётр возлагал именно на лекарство из огнёвки.
— Вы же о двух целителях говорили, Гурген Арташесович? — схватился за соломинку Штелле.
— Конечно. Семён Убийконь с Запорожья тоже приехал на конференцию. Две баночки для вас захватил, и ещё прополис с маточным молочком — ну и рецепты, естественно.
— Тогда ведь не так страшно. Хотя понимаю, что Нифонтову помочь надо. Может, ему деньги нужны? Могу в счёт будущего сотрудничества выделить пару тысяч рублей.
— Правда?! — просиял профессор.
Почему такие люди кончились в девяностых? Брежнев довёл с последующими деятелями? Может, и его шлёпнуть надо? А кто придёт на смену? «Железный Шурик» — Шелепин? Лучше ли будет? Гайки начнёт закручивать. Некоторые и нужно бы — а если начнёт не те закручивать? Вместо закрытия 200-й секции ГУМа и других кормушек для партаппаратчиков закроет все проекты по строительству жилья для граждан несчастной страны? Очень тёмная лошадка. Ничего полезного не сделал в КГБ, а потом столько же пользы принёс в «партийном контроле». Нет, пусть «дорогой Леонид Ильич» пока порулит. Тут чётко знаешь, что будет. В ближайшее время — массовое строительство жилья и повышение зарплат, и ещё «золотая пятилетка». Брежнев стране сейчас нужен.
— Конечно. Как с ним увидеться?
— Прямо бальзам на сердце. Вы завтра приходите на конференцию в наш институт к девяти утра, познакомлю вас и с Нифонтовым, и с Убийконём. Там пообщаетесь. Конференция с десяти начинается, а регистрация в девять. Я им позвоню в гостиницу, пусть прямо к началу и приезжают. Да, Пётр Миронович, а как вы отнесётесь к тому, что я в начале июля, когда сессия закончится, к вам наведаюсь? Лекции вашим пчеловодам почитаю, осмотрю всё. Посмотрю, как дела с тубдиспансерами.
— Сам хотел просить!
— Вот и чудненько. Ни грамма не сомневаюсь, что полезной и для вас, и для меня будет поездка, — а всё армян ругают. Вот Пётр всего четверых знает — и все полезные люди, да и приличные.
Событие пятьдесят восьмое
Не держи двора близ княжа двора, не держи села близ княжа села.
В гостиницу Пётр пришёл после «совещания» с бугаями разбитый. Не каждый день уговариваешь друзей убить члена Политбюро. Самое главное, что помочь не сможешь — ни до, ни во время, ни после. Ничего уже не зависит от тебя. Механизм запущен. А вот как провернутся шестерёнки — неизвестно. Опять бессонная ночь.
Девочки тихими мышками ушли в свою комнату и улеглись — видели, в каком состоянии пришёл. Заканчивать надо с поездками. Вот бы махнуть на пару месяцев куда-нибудь в Крым всей семьёй. Не рулить ничем, сидеть в шезлонге на берегу, опустив ноги в тёплую морскую воду — и обязательно чтобы небольшой ветерок, и волна, тоже небольшая. Такая, чтобы накатывала, обмывая ноги по щиколотку, и отступала, щекоча пятки. Мечты. Или это тоже поездка?
Звонок какой противный у гостиничного телефона. Пётр и не заметил, как задремал в кресле.
— Товарищ Тишков? — ну, слава богу, хоть не «гражданин».
— Слушаю.
— Сейчас будете говорить с Председателем Совета министров СССР Алексеем Николаевичем Косыгиным.
— Хорошо.
— Пётр Миронович? — голос молодой, бодрый и задорный, не скажешь, что человеку за шестьдесят. И ведь через два года этот неугомонный товарищ в 65-летнем возрасте совершит вместе с 69-летним Урхо Кекконеном, президентом Финляндии, пеший переход через Кавказский хребет.
— Слушаю вас, Алексей Николаевич.
— Вернулись с Кубы? Фурцеву сейчас видел. Дала ваши координаты. Прочитал я ваши докладные записки. По-хорошему, нужно бы встретиться и поговорить, но времени нет — завтра улетаю в ГДР, поэтому вот звоню. Мысли интересные, и рисунки замечательные. Санаторий с противотуберкулёзным центром министерству Автомобильной Промышленности я одобрил — пусть строят, и даже немного денег дадим. А вот с исследовательским центром в Краснотурьинске — не слишком далеко от Москвы?
— Алексей Николаевич, в Москве ведь не лечат нетрадиционными методами. Антибиотики, да санаторий в Крыму, вот и все методы. Чего их изучать?
— Собачки и пчёлки. Читал, и даже проконсультировался в НИИ вирусологии имени Ивановского. Оказалось, что не по адресу зашёл. Палочка Коха — не вирус. Однако совет дали — не пренебрегать народными средствами. Говорят, что микробиолог и иммунолог Мечников этим занимался. Решил я попробовать. Хорошо, для начала командируем вам десяток специалистов и оборудование завезём. Понимаю, что помещений нет, поэтому сначала построят пару домиков в предложенном варианте. Деньги выделим, и даже строительный батальон пришлём на летние месяцы. Он же будет возводить корпуса мотороллерного завода. Решение тоже принято. Команду по закупке у чехов тысячи «Чезет» Внешторгу уже дал. По сто штук в месяц. Ещё дал команду директору Тульского Машиностроительного завода отправить вам в командировку десяток специ