рсные. Может, на Бенсеновские «стрекозы» пойдут?
Да, роторные двигатели будут и наши пробовать, даже какие-то милицейские бибики снабдят. Догонять нехороших дяденек. В милицейских фильмах всегда же стражи закона гонятся — и, что характерно, догоняют. Вот на роторном двигателе проще. Но не пойдёт. Да у всего мира не пойдёт — одна Япония с завидным упрямством будет совершенствовать и ставить на машины серии Mazda RX. Пётр давно, в той жизни, как-то прокатился — знакомый подвёз. Себе бы такую штуку не купил. Маленькая. Но вот дури в ней!!! И красивая, и фары поднимаются — глазки эдакие. Что-то знакомый про расход масла рассказывал. Но это автомобили. А вот малюсенький мощный движок для вертолётиков? Нужно ехать.
Узнал у Марселя, где он это чудо раздобыл. Неккарзульм — город недалеко от Штутгарта. Открыл карту, посмотрел. На Сессне от Парижа несколько часов. Снова позвонил Бику.
— Петья, не надо Штутгарт. Надо Миних. Мьюних.
— Мюнхен?
— Точьно. Мьюнхен. Там автосалон. Туда польетаем.
— Слушай, Марсель, так, может, и с адидасовцами там встретимся? Тогда я туда на своём «Боинге» полечу.
— Корошо. Пятнадцатого апреля. Будью ждать.
Переводчика надо. И производственника. Размечтался.
— Пётр Миронович, — отвлекла Филипповна, — к вам Гекман. Злой.
— Давайте чайку, Тамара Филипповна, и никого не пускайте полчасика — даже американского президента. Ругаться будем.
Земляк из своего Батуми уезжать не хотел. Тихая спокойная старость.
— Не верю я, Пётр, в сказки. Поманят, мы там, не жалея здоровья, понастроим — и тут очередная вожжа под хвост попадёт вам в Политбюро, и разгоните республику. Вон, говорят, и казахи бузят, — успокоился почти, сидит, из красивой краснотурьинской кружки чай попивает.
— Как там Марк Твен сказал: «Слухи о моей смерти сильно преувеличены». Вот и тут — целых семь бузотёров в целом Казахстане. Всех семерых осудят и отправят на Эмбу, канал копать вручную. Будем реки поворачивать. Аральское море спасать. Казахское же море — вот казахи и будут спасать. Трудовые лагеря там создадим. Перевоспитывать преступников тяжёлым ручным трудом.
— Как Сталин прямо! — фыркнул.
— Нет. Просто экскаватор карманнику или преподавателю казахского языка доверить нельзя. Так-то канал техника будет рыть, а эти — больше перековывать мечи на орала. Александр Иоганнович, вы ведь, дай бог памяти, были председателем СНК АССР немцев Поволжья? Занято уже место. Не надо кричать. Зато есть тёплое местечко. Заместителем председателя совета министров по лёгкой промышленности. И прямо через три дня летим в Мюнхен — получать два завода.
— Не отстанешь? — Гекман Александр Иоганнович грустно улыбнулся, отставил кружку. Встал, прошёлся по огромному кунаевскому кабинету. Пётр всё хотел переделать — обстановка своей помпезностью угнетала. А потом решил строить новое здание. Только для самого верхнего руководства Республики. И тенистый сквер вокруг. Натерпелись. Хватит.
— У адидасовцев хочу производство сумок отжать, и ещё небольшой автозаводик купил. Нужен переводчик и специалист. Полетели?
— Пару лет, не больше. Мне ведь в этом году на пенсию.
— Как скажете, Александр Иоганнович.
Событие пятьдесят пятое
— Пробовал на одной руке отжиматься?
— Ага.
— Спина не хрустела?
— Нет, нос хрустел.
Плохие люди эти немцы. Вечно чего придумают, а потом весь мир расхлёбывает. С этим роторным двигателем столько проблем! Это в целом тот же двигатель внутреннего сгорания, однако устройство в корне отличается от обычного поршневого двигателя.
В поршневом-то в одном и том же объёме пространства, в цилиндре, выполняются четыре такта: впуск, сжатие, рабочий ход и выпуск. Роторный двигатель осуществляет те же такты, но все они происходят в различных частях камеры. Это можно сравнить с наличием отдельного цилиндра для каждого такта, причём поршень постепенно перемещается от одного цилиндра к другому. Сумрачный немецкий гений. Не хотят жить как все. Феликс Генрих Ванкель вписал треугольник в овал и заработал кучу денег. Все автопроизводители уже купили себе патент — и все, кроме Мазды, обломают себе зубы. Вот немцы уже испортили кусалки. Вырвать пришлось с корнями. Разорились и продали завод. Не те ещё материалы — а вот японцы дотянут до новых. Уговаривали долго, не хотел ехать. Даванули на немецкую солидарность. Поднимать промышленность новой республики.
— Я сейчас работаю в новом исследовательском центре в Линдау.
— Мелочи. Будете работать в новом исследовательском центре в Павлодаре.
— Тут коллектив…
— Забирайте…
— Зачем мне? Я уже немолод. Шестьдесят шесть лет.
— Знаете, герр Ванкель, есть теория: чем больше человек нагружает мозг, тем дольше живёт. Стихотворения рекомендуют в старости разучивать. И ещё: артисты и учёные — почти всегда долгожители.
— Доводить до ума двигатель? — почти сдался.
— У вас проблема в материалах, вы просто не в том сегменте дорогу себе пробивали. Все новые материалы — в авиастроении. Приобщим вас к сим славным ребятам.
— Хм, а вы сейчас сказали интересную вещь, господин Президент. Я ведь начинал как раз у Геринга, — долго объясняли товарищу, с кем будет говорить. Он вычленил «главный в Республике», и теперь всё президенткает.
— Поехали.
— Посоветуюсь с близкими.
— Завтра?
— Вы, господин Президент, несносный упрямец. Завтра.
Ну, вот и гут. С «Адидасом» тоже договорились. Встретились и с руководством землячеств. В 1957 году «Союз изгнанных» и «Союз землячеств» объединились в «Союз изгнанных — Объединённые землячества и земельные организации», насчитывавший более 2 миллионов членов. На встрече главным был некто Рейнгольд Рейс, президент организации. На Петра смотрел, как волк на мясо. Фашист, наверное — хотя кто тут не фашист? Особенно в этой организации реваншистов. Ну да нам с ними детей не крестить. Мы прагматики.
— Республика немцев Северного Казахстана? — рожа до чего неприятная.
— Миллион немцев, — потерпим.
— Можно приехать посмотреть?
— Шутите? Нужно приехать посмотреть — и наладить постоянные контакты.
— А что за помощь вы от нас хотите? Деньги?
Немец, чего с него взять! Сразу, с разбегу, о деньгах. А где предварительные ласки?
— Театры, библиотеки, киностудии. Экскурсии для наших и ваших. Обмен школьниками. Да и студентами.
— Вы точно коммунист? — скривился при этом слове.
— Да, даже член Политбюро.
— И не надо денег?
— В виде денег — нет…
И тут одна вобла крашеная из «Союза» перебила:
— А если немцы из вашей республики, что поедут в Германию, не захотят возвращаться?
— А если ваши немцы, увидев, как живут наши, не захотят возвращаться в Германию?
Фыркнула. А Рейнгольд Рейс впервые улыбнулся.
— Мы через пару месяцев приедем в гости.
— Договорились.
Вот эти немцы ушли, а утром рано — Пётр уже домой собирался — в гостиницу небольшую, что целиком снял Тишков для делегации из СССР (немаленькая ведь — одних телохранителей десять человек!), ворвался лев Бонифаций из детского мультика.
Бывшие десантники из девятки справились, но с немецким у них так себе — а здоровенький юноша с огромной копной кучерявых волос на голове всё пытался вырваться и вопил на языке Шиллера что-то про Че Гевару.
— Ну ладно, отпустите уже товарища, — выглянул в вестибюль на шум Пётр.
— Че Гевара, Мао, коммунизм! — проскандировал Бонифаций и порычал на ребят.
Ну нет, лев из мультика ведь был добродушным. Хотя и он ведь один разок рыкнул на детей. Вышел заспанный Гекман из своего номера.
— Александр Иоганнович, чего надо этому чуду? Узнайте, пожалуйста.
Узнал, рассказал. Твою ж дивизию! Почему к нему липнут неадекваты?! Сам, что ли, такой?! Их на весы с «как Пеле» поставить — ещё неизвестно, кто кого перетянет. Нет, этот, точно. Теофило Хуан Кубильяс Арисага (советский паспорт обещали выписать на имя Трофим Иванович) влюблён в девушку — и не в простую, а в …золотую. Ну, в общем, не в простую. Но девушку. А этот маоист германской нации влюблён в Че и Цзэ. В обоих сразу.
— В умах студентов произошла революция, и я чувствую себя её частью. Именно поэтому меня заинтересовали идеи Мао и Че. Моим любимым чтением является китайская коммунистическая газета «Пекин-Рундшау» на немецком языке. Я восхищаюсь Мао. Когда один человек выдаёт каждому из миллиарда своих сограждан по горсти риса в день, и весь миллиард доволен — это не может не восхищать, — а чешет-то! Прям как с Мавзолея.
— Сюда-то ты зачем пришёл? Тут нет Мао.
— Я футболист Пауль Брайтнер! В этом году дебютировал за вторую команду «Баварии». Мне пришла повестка в армию. Я, конечно, не явился на призывной пункт, военная полиция начала розыск. Спрятался в угольном подвале, прожил там несколько дней, пока мой друг и одноклубник Ули Хенесс заговаривал полицейским зубы. А сейчас они пригрозили развесить по всему городу плакаты с моей фотографией и заголовком «Разыскивается». Не хочу год торчать в казарме, подметая плац и чистя сортиры, пока мои друзья пробиваются в Бундеслигу.
— Дезертир, значит. Подожди, Пауль, а мы-то тут при чём?
— Ули Хенесс посоветовал валить в СССР. Там сейчас живёт Че, и там нужны футболисты, а не уборщики туалетов.
— Я не уверен насчёт того, что ты футболист. Как можно играть с такой причёской? — в голове что-то мелькнуло. Пауль Брайтнер? Нет, не футбольный фанат.
— Я игрок молодёжной сборной страны, до 18 лет.
— Неплохо…
— Может, слышали — Красный Пауль. Так обзывают. Будто мне обидно, ха!
Точно. Вот теперь что-то забрезжило.
— Защитник?
— В десятку. Лучший защитник молодёжки.
— Гражданство примешь? Подстрижёшься? — надо брать, а то что-то всё одни нападающие.
— Гражданство приму, а подстригаться не буду.
— Че — мой друг. Познакомлю. Он тебе свой берет подарит. Как наденешь?