Танирберген Жалмагамбетович Жалмагамбетов, начальник УКГБ Алма-Атинской области, сидел на стуле перед Тишковым и потел. Это был высокий, дородный, мордатый мужчина с совершенно чёрными волосами и такими же чёрными брежневскими бровями. Петру тут по секрету сказали, что полковник к тому же ещё и писатель – его авторству принадлежат повесть «Троцкий в алма-атинской ссылке». Попросил достать почитать. Принесли – прочитать вот только не успел, завертелись дела.
– Танирберген Жалмагамбетович… Длинно получается. Давайте я вас «товарищем полковником» называть буду.
КГБшник открыто улыбнулся, мотнул головой и на чистом русском без всякого акцента сказал:
– Привыкнете! Надеюсь, вы надолго. Мы вас не отпустим. Вон как дела в гору-то пошли.
– Ну, да – сель, атомная бомба.
– Это внешние силы.
– Точно. Давайте, товарищ полковник, о внутренних поговорим. Что там с Чимкентским химико-фармацевтическим заводом № 1 имени Феликса Эдмундовича Дзержинского? Надеюсь, чекисты не оставят это дело на заводе имени самого товарища Дзержинского нераскрытым? Мне обещал Цинев, что даже если весь Казахстан придётся на уши поставить – и то найдут. Вы ведь курируете?
– Так точно. Подключены люди из шестого и седьмого управлений…
– Поподробнее.
– Шестое управление – ну, там есть отдел, который занимается промышленной безопасностью. Седьмое управление – «наружка». Кроме того, работают сотрудники из Москвы, из следственного отдела.
– Понятно, силы есть. Теперь по уму. Есть новости? На полмиллиона рублей украли. И ведь украли не для того, чтобы лекарства делать! Всё это поступит в продажу. Число наркоманов вырастет.
– Ведутся работы, я только сегодня утром из Чимкента. Ряд подозреваемых задержан, но я ознакомился с делами – боюсь, переусердствовали ребята. Приказал половину выпустить. Есть успехи у «наружки». Выявлено несколько распространителей разных наркотиков, но в основном это «травка». Морфий пока нигде не всплывал. Работали точно местные, причём есть подозрения, что они имеют родственников среди обезвреженных сторожей или работников, что были ночью на заводе, – полковник полез в лежащий на коленях портфель.
– Танирберген Жалмагамбетович, меня, сами понимаете, мелочи не интересуют. Кстати, а что сделали с мелкими продавцами анаши?
– Завели дела…
– Возьмите тоже на контроль. Нужно выйти на дилера – или дилеров. А от них – на вора в законе, который всё это курирует. Действуйте с максимальной жёсткостью. Хоть иголки под пальцы загоняйте. Нужна «сыворотка правды» – я Циневу позвоню. И по нашей области подготовьте список мероприятий. Судей предупредите, чтобы дела, где не выявлены дилер и источник поступления, заворачивали сразу на доследование и выносили определение о неполном служебном по следователю и прокурору, что подписывал. Начальников отделов и работников прокуратуры предупредите: если такое дело впредь попадёт в суд – лишатся погон и будут привлечены к ответственности за халатность. И озаботьтесь, чтобы во всех газетах на первой странице появились объявления почти во всю страницу: за предоставление правдивой информации о наркодилерах я лично буду вручать автомобили «Волга».
– Товарищ Первый Секретарь, можно я вас чуть поправлю? – поднял руку, как ученик, полковник.
– Конечно, если нужно.
– В газету можно, но вручать «Волги» не нужно. Преступники отомстят. Лучше тайно тысяч пять.
– Ну да, согласен. И телефон доверия, из легко запоминающихся цифр, чтобы указан был. И вообще: напечатайте плакаты с этим телефоном, и пусть граждане по любой несправедливости звонят. Стоп! Тогда лучше два телефона: один – о преступлениях и преступниках, второй – о несправедливости.
– Конечно. Так будет лучше. Ох и заварится каша! Пять тысяч – большие деньги, а из чьего бюджета?
– Да я свои личные дам.
– Разоритесь. Преступлений в городе – тысячи.
– Блин. И чего делать? – на самом деле, как всегда, размахнулся сплеча.
– Ну, за наркотики-то можно и вправду пять тысяч. За большие ограбления и убийства – две, скажем, а за мелочь – и денег меньше. Нужно таксу разработать.
– Молодец вы, товарищ полковник. Так и сделайте. Давайте дня через три в это же время встретимся. У Филипповны запишитесь. Но если будет что срочное, то в любое время дня и ночи.
– Непременно, Пётр Миронович. До свидания.
– Одну минуту. Танирберген Жалмагамбетович, мне тут вашу книгу принесли. Я, как только выдастся минутка, обязательно почитаю. На словах пока объясните: почему Троцкий? Та ещё фигура.
Полковник, уже почти дошедший до двери, остановился, повернулся, качнулся с пятки на носок и обратно.
– Вот именно потому, что фигура. Немного таких к нам залетало. Вы – второй.
– Думаете, надо пенсне завести? – усмехнулся. Вот с Троцким его ещё не сравнивали.
– Думаю, ногу вам вылечить надо. Нужны вы республике.
Интермеццо десятое
– Скажите, если я пойду по этой улице, там будет железнодорожный вокзал?
– Знаете, он там будет, даже если вы туда не пойдёте!
Васька Грач, Крендель, который делал вид, будто работает грузчиком в ресторане «Якорь», Толик Давикоза, по прозвищу Казан, что на зоне был с Грачом в одном отряде, а сейчас работал сторожем в детском саду, и Сеня Котов, он же Кот, мелкий спекулянт, кормящийся возле магазина «Каштан», вышли на перрон маленькой стации Каскелен в Казахстане.
Как там сказал Михал Соломоныч: «Выходите и смирно сидите на перроне. Один должен быть вот в этой шляпе». Так и сделали. Кроме них вышли ещё двое матросов из соседнего вагона. Чего они тут забыли? Заблудились? Или тут море образовалось? Ребята были явно нерусские. Их встречала целая толпа разодетых казахов. Гонцы переглянулись.
– В отпуск, мабуть, отпустили? – выдвинул предположение Кот.
– Точно. «На побывку едет молодой моряк». Вон, пошли на скамейку сядем, – Грач всё же главным был. Он нацепил плетёную, какую-то бабскую шляпу на голову и первый устроился на скамейке.
Всю дорогу до Волгограда, а потом от Волгограда до этого Каскелена, они пробухали. Почти всю – только сегодня с утра помылись в туалете, причесались, побрились, хоть на людей стали похожи. А потом маялись до обеда. В карты уже не игралось – осточертели за четыре дня. Головы у всех побаливали, но Грач попытки «подлечиться» пресекал. Водку вчера вечером всю допили, а бежать в вагон-ресторан за бутылкой ни у кого не было денег. Потому отпивались чайком, сделав худой злющей проводнице недельную выручку.
Так весь хмель и вымыли горячим, невкусным, но сладким чаем. Вышли и окунулись в сорокаградусную жару. В вагоне тоже было не холодно, но все окна были опущены, и вонючий, пахнущий дымом и пылью воздух хоть чуть-чуть освежал, врываясь в купе. Здесь, на перроне, был ад – и не спрячешься никуда. Сказал же Соломоныч – сидеть. Сидели. Бубнили. Особенно надоел Крендель своим нытьём, ему даже Кот оплеуху отвесил – так достал.
Когда совсем отчаялись, и даже железный Кот предложил подождать внутри вокзала, как раз из деревянного, крашенного в коричневый цвет барака, гордо носившего имя «вокзал Каскелен», вышел милиционер в белой форме и направился к ним. Милиционер был местный – ну, в смысле казах. Хотя, может, и узбек, или киргиз – не знал Грач, чем они отличаются.
– Документики предъявили, граждане, – вальяжно подошёл, не представился, не козырнул, хоть и был в фуражке. Тоже белой. А вот кобура на ремне – вполне себе коричневая.
– А что мы сделали?! Туристы мы, – принялся ныть Крендель.
– Та шо мы зробили, товаришу милиционер? – поднялся Грач.
– Да не нравитесь вы мне, – старший лейтенант чуть отошёл и оглядел всю четвёрку.
– Ну, мы же не червонцы, чтобы всем нравиться, – хохотнул Грач, пытаясь разрядить обстановку.
Не вышло.
– Документики предъявите!
Ну, ничего предосудительного ещё не совершали. Трезвые. Васька Грач первым достал паспорт и протянул менту. С оговорками и ненужными вопросами, – а что, а зачем – все достали, наконец, паспорта и передали казаху. Или киргизу? Или узбеку?
Тот долго их разглядывал, смотрел на парней.
– Пошли за мной.
– Да что случилось-то, товарищ старший лейтенант? – забеспокоился Грач.
– Ничего не случилось. Вы ведь от Михаила Соломоновича? Ну, я буду вашим проводником.
– Ни хрена себе. А чего сразу… – начал Крендель, но его перебил Грач.
– А паспорта?
Мент-проводник ещё раз оглядел четвёрку.
– У меня побудут пока. Мало ли! Вам спокойней. Отдам на обратной дороге. Всё, хорош болтать, пошли. До темноты нужно километров десять сделать.
Глава 10
Событие девятое
Не понимаю, чем всем так не нравятся отечественные автомобили? Вон немцы ездят на отечественных автомобилях – и ничего, не жалуются.
– Штирлиц, вы что, русский? Почему не закусываете?
– Мюллер, мы, немцы, народ скупой!
Вечером был пир. Рахиль Хацкелевна Фрейдлина осталась ещё на денёк, тем более что вместо предметного разговора получилось предметное сидение на готовой продукции. Хорошо, что это были ковры, а не гвозди. Жуков на него всё же собак немного спустил – так, пару немецких овчарок. Так вот, там среди непечатных выражений была кое-какая, ну, смешная, скажем так, информация. Одно бомбоубежище переделали в участок по производству гвоздей. Оборудование ведь несложное – станок, компрессор да барабан с проволокой. По тревоге людей туда согнали, ну и смена тоже уже пришла. Народ заскучал и решил, что выпускать гвозди интереснее, чем сидеть и пялиться на голые стены. Пока отбой сыграли, дневную норму выдали. Потом на следующий день узнал Пётр, что то же самое и почти во всех ковровых цехах происходило. Люди решили научиться вязать эти узелки с помощью хитрого крючка. Министр местной промышленности потом докладывал, что больше ста девушек подали заявления с просьбой принять на работу в ковровые цеха. Вот, кстати, им-то новые лампочки больше всех пригодятся – ведь сидят в подвалах целыми днями, глаза ломают. Надо поскорее с нормальным светом решать.