А зачем, собственно говоря-то, янки пальчики искали? Вот и добрались до динозавров.
В 1978 году штатовцы проводили исследование на дне Мексиканского залива – искали новые залежи нефти. Нефть в то время была дорогой, так что на поиски чёрного золота сил и жёлтого золота не жалели. Новых месторождений в тот год не обнаружили, зато нашли кое-что другое – удивительные кольцевые горы на океанском дне. И эти горы не заканчивались в море, а выходили на сушу!
Американские геофизики выдвинули теорию: дескать, эти горы на самом деле являются границей огромного кратера, который образовался чёрт знает когда после удара огромного-преогромного метеорита о нашу маленькую голубую планету. Диаметр кратера составлял 180 километров, а глубина – 20 километров! Через два года поиски сухопутной границы кратера продолжились на территории Мексиканских Соединённых Штатов.
Прилетевший из космоса камешек состоял из переходного металла платиновой группы иридия и влетел в землю с такой скоростью, что порода моментально испарилась. Сила взрыва составила примерно 100 тератонн тротила – а это, на секундочку, в два миллиона раз больше мощности советской «Кузькиной Матери»! Как следствие этой встречи, пятнадцать триллионов тонн расплавленной породы, в основном песка, моментально выплеснулось в океан и на близлежащий полуостров. В полёте песок застыл и превратился в сросшиеся стеклянные камни (тектиты), очень похожие на песочные часы – они же пальцы Иш Таб. Иридий в земных породах встречается очень редко, поэтому высокая концентрация иридия в образцах породы говорит о космическом, а точнее, метеоритном их происхождении.
Главным результатом американских исследований стало открытие самого большого в мире кратера, который остался от метеорита, погубившего милых динозавров.
Нет, такая корова самим нужна, решил Пётр, и взялся за телефон. «А подать сюда Ляпкина-Тяпкина!» – это не городничий, это Пётр сказал. Нужен был крутой археолог с мировым именем. И он есть – и он именно тот археолог, который нужен.
– Добрый день, Пётр Нилович, – обрадовал Демичева своим звонком Тишков. – Не буду ходить вокруг да около – разыщите, пожалуйста, мне Юрия Кнорозова. Это историк и лингвист, что разгадал язык Майя. Пусть бросит все дела и посетит меня в Кремлёвской больнице. Есть очень важное дело.
Интермеццо двенадцатое
Убежало одеяло, убежала простыня,
И подушка, как лягушка ускакала от меня,
Я за свечкой – свечка в печку, я за книжкой – та бежать!
Больше коноплю такую я не буду покупать!
Васька Грач, Крендель, Толик Давикоза по прозвищу Казан и Сеня Котов, он же Кот, сидели на чурбачках в тени избушки и занимались маникюром. Ножнички маленькие бабские им выдал старший лейтенант, который так и не представился. Когда же его спросили в лоб – а как, товарищ милиционер, вас звать, то он ухмыльнулся и выдал старую шутку:
– Меня звать не надо, я сам прихожу.
– А всё же? Нужно же как-то между собой общаться.
– Не нужно никак общаться. Я сейчас вам всё покажу и на неделю исчезну, а вы будете работать – вот между собой и общайтесь.
Так и звали – товарищ старший лейтенант.
Утром он распихал партизан и повёл по еле приметной тропке навстречу солнцу – на восток, значит. Недалеко – зашли в лес и вышли на другой поляне, и вот вся южная часть этой поляны была в зарослях конопли. Высоченные, тёмно-зелёные, с мохнатыми верхушками стебли чуть колыхал утренний ветерок. Мент выдал каждому по секатору, они быстро набрали пять больших пучков, взвалили на спину и вернулись к своему жилищу. Там Учитель растянул на земле новую белую простынь и показал, что надо делать.
Грач уже был один раз в таком походе – правда, в другой компании и с другим проводником. Тогда просто ободрали листья и высушили их, потом распихали по рюкзакам, и на каком-то перегоне вскочили в товарный вагон, который для них открыл напарник проводника. Всё. А тут какие-то выкрутасы! Он всё это старшему лейтенанту и высказал.
– Дети вы! Ничего не понимаете. Мы будем делать гашиш, который в разы дороже, и сушить не листья, а шишки или метёлки, что тоже гораздо дороже просто листьев. Хотите ведь заработать нормальные деньги? Вот и не умничайте.
Вот сидят, выстригают. Работа, с одной стороны, несложная – бери и маникюрными ножничками старайся все даже самые маленькие листочки вокруг шишки или метёлки состричь. Как становится она голой, то и подвешивай на сушку. На солнце, как в прошлый раз сушили, нельзя. Обязательно в тени – заносили в дом и на небольшом чердаке подвешивали на натянутых тонких проволочках, да ещё каждый день просматривать надо, чтобы не заплесневела шишка. Листья же в это время сушили в тени дома на простынях. Так пять дней и прошло. Вечером появился мент, на этот раз – в гражданском и с двумя оцинкованными вёдрами. Проверил, как сушатся на чердачке и в домике уже – там места не хватило – метёлки, и удовлетворённо покивал головой.
– Нормально. Завтра с утра гашиш будем делать.
– Пыльцу, что ли, собирать? – попытался изобразить из себя знатока Кот.
– Это пластилин. А мы будем делать гашиш. Ладно, давайте похаваем – и спать, завтра много работы.
Казан всю ночь ворочался и мешал лежащему на нарах рядом с ним Ваське спать, несколько раз чуть не спихнул его – потому утром Грач был невыспавшийся и злой. А тут ещё мент его работой загрузил. Отрезали они от простыни кусок и выстелили им внутри ведра, а потом воды из водопада набрали – холоднющая! Руки ломит. Мент засыпал туда нарезанных и насушенных ребятами листьев и, взяв обструганную палку, начал мешать. Долго мешал, потом устал и передал палку Грачу, да ещё все подбадривал – быстрее, мол, мешай. И Васька утомился, палка перешла к Коту.
Всё это где-то полчаса продолжалось – а потом было полнейшее разочарование. Когда мешанина закончилась и все вопросительно посмотрели на казаха, он ухмыльнулся и послал их за новыми связками конопли.
– И сильно там не спешите. Мне тут свидетели не нужны.
Парни обиделись – так хотелось посмотреть, как же этот гашиш делается. Секретничает, блин! Ну, хотя и мента понять можно. Такие деньги – кому захочется делиться. Одним словом, обломались.
Пришли, а лейтенант уже сидит у очага и огонь разводит. Вернее, развёл и чайник ставит. Вот и пойми – то ли нужна температура и огонь для процесса, то ли нет. Гад! Мент поганый. Грач-то хотел и сам потом себе в личное пользование наделать. Нужно будет подсмотреть в следующий раз, как он из этой зелёной мокрой листвы этот дорогущий наркотик делать будет.
Однако мент и тут обломал:
– Так, пацаны. Через пять дней уезжаете. Берёте шишки, что насушили, и я вас в поезд посажу. Сегодня те, что высохли, по рюкзакам распихайте, чтобы понять, сколько ещё влезет. Никаких мешков. Доберётесь в товарняке до Волгограда, а потом до Одессы уж сами. Лучше возьмите частника, кусок пути сделайте на машине, дальше кусочек, как туристы, пешком, потом ещё кусок на частнике. В поезда не суйтесь без крайней нужды, а особенно на вокзалы. Там менты, и могут быть с собакой, – он оглядел притихших гонцов. – Ладно, бывайте, мне ещё домой до ночи успеть надо. Вон, я вам чай поставил, отдыхайте сегодня.
– Чё, парни, курнём, раз отдых зараз?
– Я пас, – Крендель потянулся за кружкой, – чёго-то мене морозить, прохолов кажись, полиз вчора в озеро.
– Дебил, я ж тоби казав.
– А грязные-то все! Надо будет хоть перед дорогой вымыться, от нас ведь анашой за версту прёт. И шмотки постирать, – понюхав рукав рубашки, веско сказал Кот.
– Але ж и правда.
Событие двадцать четвёртое
– Чувак, приезжай к нам на дачу.
– Не хочу.
– Зря. Тут пиво, пьяные девочки. Красота!
– Папа! Я не куплюсь на это второй раз. Копайте сами свою картошку!
После больничного ужина захотелось есть. Не, понятно – больница, но у него же нога, а не гастрит! Жиденький суп да каша в обед, до кучи с творожной запеканкой, оставшейся с завтрака – это перебор для здорового организма, который кости восстанавливает. Вот, хоть молока большую кружку выпил. Холодильника, как в будущем, в палатах нет. Идти на кухню выпрашивать – пролетарская совесть не велит.
Всё же мысль материальна! Вот думал, думал о еде – и еда сама пришла. Вернее сказать – приехала. Позвонил Пётр-танкист, сказал, что приедет сейчас и гостя привезёт. С гостинцем.
О приближении гостей узнал не по грохоту каблуков. Запах!!! Сначала в палату вломился запах алма-атинского апорта. Потом в тапочках вошли два тёзки – в смысле и сами тёзки, и ему тёзки. Пётр Оберин и Пётр Редько, правнук того самого Егора Редько, что и вывел сорт Алма-Атинский Апорт. Сто лет прошло. Пётр, приехав, сразу дал команду всё, что можно, о создателе сорта узнать. Таким людям памятники нужно ставить! Искал бумаги, а нашёл огромную семью садоводов-любителей, живущих в Алма-Ате и работающих чуть не на всех её предприятиях, и вот этого достойного наследника старшего Редько. Пётр Павлович был агроном и селекционер, тоже яблонями занимался в городском питомнике. Вот приехал, привёз первый урожай.
– Добрый день, Пётр Миронович! Яблочки вот поспели. Мы набрали и к вам домой хотели отвезти, а там говорят – вы в Москве, в больнице. Яблоки-то я вашим отдал, а директор, Иван Семёнович, как узнал, сразу мне командировку выписал. Езжай, говорит в Москву, и в больницу пробейся, и яблоки передай. Непростое занятие – в эту больницу пробиваться. Спасибо, додумался вам домой позвонить, а они мне телефон вон Петруши дали. Ну, а он топнул ногой – и двери сего Освенцима открылись чудесным образом. Да вы угощайтесь яблочками-то, – это Пётр Павлович Редько выпалил за три секунды, при этом успев достать из бумажного пакета ярко-красный фрукт, вытереть его платочком и сунуть Тишкову. Сел и стал с вдохновенной улыбкой смотреть, как Пётр поедает прадедовское яблоко.
– Вот, твою ж. Червивое. – Пётр выплюнул кусок.