– Пётр Миронович, но многие немцы работают на предприятиях, причём на ключевых должностях. Это станет проблемой.
– Сколько?
– Чего сколько? Сколько немцев на руково…
– Сколько примете своих соотечественников, кроме обмена на немцев?
– Сорок тысяч. В крайнем случае – пятьдесят.
Ну, вот так по чуть-чуть и набралось. А то – тридцать!
– Договорились. Пятьдесят забираете и равномерно распределяете по кишлакам и городам, и пятьдесят меняем на немцев, – хотел подытожить Пётр, но Суюмбаев, он же «премьер», вылез:
– Думаете, пятьдесят тысяч немцев согласятся бросить налаженный быт, дома, квартиры, и поехать в неизвестность?
– Думаю. Им соотечественники, в отличие от вас, построят дома, и квартиры выделят в строящихся сейчас в республике сумасшедшими темпами многоквартирных домах с улучшенной планировкой. И даже уверен, соберут, если надо, детям тёплую одежду, игрушки, учебники и тетрадки к школе. Немцы Краснотурьинска пришлют ранцы школьные.
– Киргизы тоже это сделают! Вот во время Великой Отечественной войны… – начал с пафосом Ахматбек Суттубаевич.
– Тогда я полностью спокоен за переселенцев. Товарищи руководители, вы неправильно понимаете процесс, который происходит. Это не обуза на ваши плечи – это сто тысяч работящих и не очень избалованных благами цивилизации ваших соотечественников. Это помощь республике. Конечно же, на всех этих людей будет дополнительно выделено финансирование. На дома, на школы, садики и больницы, на строительство перерабатывающих заводов, на создание рабочих мест на уже действующих предприятиях. Думал, вы обрадуетесь.
– Мы обрадовались, – с каменным лицом произнёс «премьер».
Событие тридцать шестое
Я бы попытался сделать мир чуточку лучше… но мешает уголовный кодекс.
Косыгин, оставшийся, можно сказать, в одном лице рулить страной после госпитализации Шелепина, решил вопрос с беженцами просто.
– Принять всех – и расселить в Казахстане. Сколько у вас населения, Пётр Миронович?
– Чуть не хватает до тринадцати миллионов.
– А процент казахов? Небольшой ведь, уверен?
– Около трети.
– Среди беженцев ведь есть казахи? – потеребил нос.
– Есть. Сколько – пока не знаем.
– Посчитайте – потом доложите. Министерству обороны обеспечить совместно с республикой создание временных лагерей. Месяца два у нас есть – август и сентябрь там ещё тёплые. Можно в палатках ночевать. Полевые кухни, медсанбаты и патрулирование – за вами, Андрей Антонович. Пётр Миронович, вам – людей переписать, и определиться с расселением. Увеличивать старые колхозы и совхозы, или создавать новые – сами решите. Городское население тоже равномерно по городам распределите. И всё это делать нужно срочно. Всех, кого можно, на перепись беженцев отправьте. Нужно попытаться увеличить строительство жилья. Миллион человек – это очень много, – Косыгин задумался. – Там ведь сколько-то русских есть?
– Есть, но немного. Несколько тысяч.
– Русских можно и в Нечерноземье переселить – там после отправки людей на целину с демографией плохо.
– Конечно.
Говорили ещё час почти целый о том, сколько денег на продукты выдать беженцам, где эти продукты брать. Что с туалетами – а то до дизентерии не далеко. Что с банями, и вообще с помывкой. Там озёра, конечно, есть – но вода в них не слишком к купанию располагает. Холодная, а местами – и солёная.
Прилетел Пётр домой и закрутился: целый день организовывал приём и подсчёт беженцев. Потом ещё на три дня из жизни выпал. Оказалось, что «миллион» – это всё же гипербола. Всего пересекло границу около семисот тысяч. Военные, и гражданская оборона, в частности, – молодцы, разбили всех на сто лагерей примерно по пять-десять тысяч человек. Русских при этом сразу отделяли и отправляли в два отдельных лагеря около Балхаша.
Косыгин на помощь прислал кучу народу, и вот конкретно русскими заниматься – Гагарина. Юра в эти два лагеря слетал. Вернувшись, зашёл доложить.
– Там ужасно, Пётр Мироныч! Нужно как можно быстрее отправлять людей в РСФСР. Хоть по каким санаториям и пионерским лагерям распределят.
– А что за люди? Крестьяне, рабочие?
– Казаки, но всякие есть. Очень приличный процент смешанных браков, так что из этих семнадцати тысяч русских, может, половина. У многих русских женщин мужья – китайцы. Чуть не каждый второй ребёнок – метис.
– Юрий Алексеич, давай, возьми их переезд в Россию на себя. Хоть на эти семнадцать тысяч проблем меньше будет.
– Так, в принципе, Алексей Николаевич и говорил.
Остальные беженцы по национальному признаку разделились так. Около ста тысяч были киргизы. Ещё почти столько же было монголов, ойратов, калмыков. Всех окрестили монголами и решили перевезти в эту самую Монголию – там меньше полутора миллионов население. Как раз сто тысяч улучшат демографию – тем более что все оказались последователями Будды.
Пять тысяч приблизительно было узбеков, и Семён Кузьмич Цвигун их обещал на границе встретить, определить на ПМЖ.
Две тысячи оказались татарами – их тоже решили отправить в Казань, а не оставлять в Казахстане.
Осталось четыреста восемьдесят тысяч человек – около трёхсот пятидесяти тысяч казахов и сто тридцать тысяч уйгуров.
Вишенкой на торте были полторы тысячи хуэев. Те же ханьцы, но мусульмане – что в Китае редкость. И ислам ещё какой-то с вывертом – не шииты, но и не сунниты в прямом смысле – а сунниты ханафитского толка. Наверное, чем-то отличаются.
С этими пока не решили, что делать. Было огромное желание отправить их назад, но Цинев, узнав, попросил оставить – будет кадры себе набирать. Пётру эта идея не понравилась. Как бы с точностью до наоборот не получилось, и среди этих полутора тысяч хуэйев не оказалось человек пятьдесят сотрудниками внешнеполитической и военной разведки Китая «Цин Баобу».
Тишков позвонил насчёт них Косыгину. Замотанный войной премьер завис на минутку – и выдал:
– Отправляй в Омск. Там после твоего изъятия части немцев даже дома пустые остались по деревням. Пусть там оседают. Если по всей области распределить, то быстро русскими станут, – потом опять завис. – Да, Пётр Миронович! Тут мне жалуются на тебя эстонцы – какую-то ахинею несут про геноцид.
– Снимайте с работы жалобщиков – я их предупреждал.
– Может, объяснишь?
– Борюсь с национализмом! – как объяснить про марши эсэсовцев, про геноцид – вот только русского народа? Про «неграждан». Про американские базы.
– Ну, вроде не подводил никогда, хоть и заносит временами. Хорошо. Предупрежу и потребую представить факты. Если не подтвердятся – сниму… ага, по ним вот ещё Цинева докладная есть. Тоже с твоей, поди, подачи.
– Не читал.
– Ну, он предлагает в их КГБ и милицию брать процентов на семьдесят русских или украинцев, а начальников – только русских. Как-то не по ленинскому принципу.
– Да, я с Георгием Карпычем разговаривал. Поверьте, Алексей Николаевич, так будет лучше. Вот кончится вся эта заварушка – и мы с Циневым подъедем, объясним.
– Договорились.
Интермеццо шестнадцатое
Никогда не следует злиться – от этого дрожат руки и сбивается прицел.
Полковник Танирберген Жалмагамбетович Жалмагамбетов, начальник УКГБ Алма-Атинской области, слушал на выездной коллегии в кабинете начальника городского управления КГБ города Чимкента доклады начальников отделов – и закипал. В милиции поняли распоряжение Тишкова по-своему. На Чимкентском химико-фармацевтическим заводе № 1 имени Феликса Эдмундовича Дзержинского вообще полностью устранились от расследования. Хотя ведь местным операм тут все карты в руки – нет, надулись и ушли в подполье. Сами же работники местных отделений КГБ и подключённые люди из шестого и седьмого управлений зашли в тупик. Выловили кучу распространителей наркотиков, и даже одного довольно крупного дилера повязали, но пропавший на заводе морфий – девять шестикилограммовых банок – канул бесследно. Хоть на самом деле выписывай из Москвы специалистов с «сывороткой правды». Не пойдут на это из-за такой ерунды! Не шпионы же, и не государственные преступники – всего-то, что морфий умыкнули. Какие-то дурачки местные, которые теперь даже, наверное, и не представляют, что с ним дальше делать.
Совещание уже подходило к концу, когда в дверь постучали, и лейтенант из молодых – полковник его и видел всего пару раз – вошёл и доложил: привезли из вытрезвителя человека, который говорит, что знает, где морфий.
– Ну вот! Мы тут милиционеров ругаем, а они нам дело раскрыли, – хмыкнул начальник УКГБ Алма-Атинской области, – Заводите.
– Мне Мироныч деньжищи обещал, – выдохнул одетый в вылинялые серо-чёрные спортивки с жутко отвисшими коленами кудлатый индивид в галошах и пограничной фуражке со сломанным козырьком.
Второго такого ещё и найти по всей республике не получится. Фрукт.
– Тебя как звать, голубь? – решил не орать полковник. Чего орать на пьяного? Кому поможет?
– Василий Иваныч! Я… мы… чтоб вас, – он пошатнулся. – Пить хочу.
– Как Чапаев? – хихикнул сидевший напротив начальника подполковник.
– Да! Мы, Чадовы – как Чапаевы. Тоже с Урал-реки.
– Василий Иванович, а за что вам Пётр Миронович деньжищи должен? – стоящий за спиной голубя лейтенант встряхнул его.
– Так я хочу дядьку своего, су… сук… ку, заложить. Воды дайте, – Василий Иванович огляделся в поисках графина. Везде ведь в кабинетах стоят – был и тут. Чешского стекла, хрустальный и красивый, с шестью, под сервиз, стаканами.
Разбил. Выпил, стал отдавать – разбил. Полковник Жалмагамбетов прикрыл глаза, чтобы всё-таки не заорать.
– Так что дядька?
– Уволил, сволочь. Ну, проспал пару раз – что, один я такой на всём свете?! Увольнять сразу! На поруки возьмите. Пропесочьте. А тут бац – под зад коленом. Сволочь! Он это морфий тяпнул. С Игорьком Трифоновым и Кайратом Жирным. Не помню фамилию – на «жир» как-то, вот все Жирным и зовут.