– Звони отцу.
Парень упираться не стал, позвонил. Опять «Волга». Приехала, посмотрел высокий, похожий на их первого секретаря Кунаева, папаша на сынулю – и строго так на лейтенанта.
– Двести рублей – и вы его не оформляете.
– Пятьсот рублей – и он пойдёт свидетелем.
– Хитрый! На крючке меня держать хочешь, – скривился проректор.
У Нурпеисова ничего такого и в мыслях не было, но раз подсказали – кивнул.
– Ладно. Сейчас привезу тысячу – и забудем об этом.
– У меня вообще память плохая.
Так и пошло – но потом начальство стало некоторое повышенное рвение лейтенанта замечать, и, видно, слухи поползли. Решили наверху шум не поднимать. Присвоили старшего лейтенанта и отправили на повышение – старшим участковым в городок Каскелен.
Где-то через месяц один из прошлых клиентов Махамбету на вокзале попался – скрутил он его и к себе в кабинет, ну и раскрутил. Тут, оказалось, сборщики анаши садятся на поезда в Россию. Взял он это дело в свои руки, и вот уже два года бригады, что приезжают с Украины и России, через него проходят. Много нового узнал Махамбет Нурпеисов за это время – и как пластилин делать, и как гашиш. Вышел на «решающих» в этом бизнесе.
Эта группа ему сразу не понравилась. Двое были наркоманами, а с этими людьми (ну да – людьми?) опасно связываться. Того и гляди подставят.
Поезд стал тормозить, и Грач с Котом, поддерживая под руки Кренделя, побежали. Махамбет подхватил объёмистый рюкзак наркоши и наддал следом.
Событие сорок первое
Двое на необитаемом острове:
– Эх, женщину бы сюда, да погорячее!
– Да, и с поджаристой корочкой!
Де Голль примчался. Сначала позвонил – причём в тот же день, что Бик ему из Алма-Аты звякнул. Примчался – и устроил казус. Ну, хоть не Casus belli, то есть случай для войны. Устроил дипломатический. Он – глава государства, то есть его тоже должен встречать глава СССР. Главой у нас номинально является Подгорный, фактически – Косыгин, а теоретически – Шелепин. Брежнев потом, чтобы этот непонятный свой статус изменить, стал ещё и Председателем Президиума Верховного Совета, выгнав на пенсию Подгорного, и стали к нему иностранные товарищи обращаться «господин президент», хоть он не был президентом, и к тому же был «товарищем». Согласитесь – «товарищ президент» звучит пошло.
И вот службы всякие дипломатические французские нашим пишут: президент ну очень хочет навестить своего друга командора Тишкоффа. «Трудности Кино», где «мне в Париж по делу срочно», Михаил Жванецкий ещё не написал, потому смеяться некому. Все бросились решать, как быть. Шелепину операцию не сделали – всё пытаются химией на ноги поставить. Замечательная реклама для будущих Нобелевских лауреатов. Но не прилетит – курс антибиотиков у него. Нельзя фуршетить.
Подгорный улетел во Владивосток – вроде объявился Дэн Сяопин. Жаль. Ну, Китай не тот, Америке не друг – может, при других вводных ничего у него и не выйдет.
Косыгин каждый день по три-четыре коллегии, или совещания, или заседания, или консультации, или встречи, или круглых стола проводит.
У Громыко их ещё больше – всем надо посочувствовать, и поучаствовать, и осудить обязательно. Удивила всех Греция – ну, в смысле, тамошние чёрные полковники. Они объявили войну Китаю, и предложили коммунистам из СССР полк добровольцев. Вся Европа на одно место села – понять не может, что происходит. «Попандопало» у себя там с коммунистами борется – понятно, Китай – коммунисты, тоже понятно, но вот помощь СССР… Одним словом, Громыко улетел в Афины разбираться.
Косыгин уже ночью позвонил в Алма-Ату и заявил, дескать, у него встреча с Индирой Ганди и прибыть он не может. Пётр поднял спящего Марселя, попросил перезвонить своим и изменить статус визита «женераля» с официального на неофициальный. Просто друг Шарль Андре Жозеф Мари летит к другу Пьеру Мирону.
Легко пошёл на это президент – и вот уже сидят на Комсомольской в большом кабинете Петра, наслаждаются прохладой, что исторгают французские кондиционеры.
– Итак, господин Тишкофф, я вас слушаю. Месторождения нефти и газа? На территории Франции?
– Уи.
– Почему это знаете вы, и не знает ни один наш геолог?
– Не там ищут.
– А у вас откуда эти сведения? – залез всей пятернёй в густую шевелюру генерал, а её-то и нет. Лысина на президентской голове.
– Скажу после того, как договоримся об условиях.
– Согласен, месье Тишкофф. Это разумно. Речь о кораблях.
– Нет. Корабли выгодны и нам, и вам – и это не вопрос. Тут наше министерство с вашим сами договорятся.
– Конечно. Вы ведь помните – мы с вами как раз о кораблях речь вели, когда впервые познакомились. Сделка, если она состоится, будет выгодна и Франции, и СССР. Тогда что предмет торга?
– Четыре-пять островов в очень долгосрочную аренду с правом выкупа.
– Интересно! Вы про Французскую Полинезию?
– А что, можно и там?
– Месье Тишкофф, может, хватит? Мы серьёзные люди, – нос, на ихний национальный топорик-франциску похожий, подёргал.
– Хорошо. Пусть первый ход будет за нами. Это ваши острова Спратли.
Де Голль опять схватился за шевелюру – а её нет. Потом за нос – но и его бросил, потом встал и прошёлся по кабинету. Переводчик, видимо, решивший, что президент разозлился и уходит, погнал следом. Генерал развернулся – и они встретились. Мелкий переводчик воткнулся в грузного генерала и отскочил. Генерал, хоть и грузный, стал падать – на счастье, Филипповна была в кабинете. Она неплохо знала французский, откуда – пусть КГБ хранит тайну. Тамара Филипповна Непейвода подхватила стремящегося упасть женераля и, встряхнув, поставила по стойке «смирно».
– Умеете вы удивлять, Пьер.
– Согласитесь – Китаю сейчас не до них, Вьетнаму тем более. Он сдохнет со дня на день. А филиппинцев Франция и СССР вместе построят – хотя вам это и самим по плечу, но для придания акции международного масштаба мы ввяжемся.
– И там – огромное количество нефти и газа?
– Уи.
– Прекрасная Франция найдёт, чем вас отблагодарить, месье Тишкофф.
– Островами.
Глава 27
Событие сорок второе
Трое евреев собираются эмигрировать во Францию и думают, какие им там взять имена.
– Вот я был Лейба, а буду Луи, – говорит один.
– А я был Гирш, а стану Гюи, – говорит второй.
– А я, пожалуй, во Францию не поеду, – говорит Хаим.
Задребезжала «вертушка» слоновой кости. Пётр с опаской, как кусачую гадину, взял трубку. Уж больно мало приятного из неё последнее время удаётся услышать – всё больше разные гадости. Собеседник оказался неожиданный: генерал Кац.
– Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант!
– Арон Давидович! Что ж вы так официально? Да ещё и по званию. Знаете же, что я ни дня погоны не носил. Юмор одесский на вооружение взяли, или уколоть хотите?
– Да я ни словом…
– И я ни словом. Забыли. Пётр Миронович я, и будет. Вы мне лучше скажите, как дела у вас? Беспокоюсь я. Вы ведь на переднем краю.
– Понял, принял, Пётр Миронович! Уж простите старого дурака, сколько лет в армии – привычка. Раз уж докладывать, то… без задней мысли я. А у нас – ничего! Спокойно.
– «Докладывать»? Я ведь вам, Арон Давидович, не командир – как это мне, и докладывать?
– Как же не командир?! Вы – член Политбюро!
– Какую-то напряжённость слышу я в ваших словах, товарищ Первый Секретарь. Давайте уже «докладывайте», что у вас этакого стряслось, и чем я могу помочь Еврейской Автономной Республике.
– Да я… как бы и…
– Так, Арон Давидович. Что-то напугали мы с вами друг друга, не клеится разговор. Давайте попробуем сначала начать. Как у вас дела? «Соседи» не докучают?
– Нет! Все части, конечно, в ружьё стоят, но на границе тишина. Но, знаете, бережёного, его таки… в общем, добровольные военные сборы тут у нас. Каждый день два часа по вечерам. К нам из Израиля пока всего пара десятков человек перебралась, но они к такому напряжению привычные – сразу сами в военкоматы заявились, потребовали начать обучение, подготовку. Мы с Яковом Григорьевичем услышали – думаем, вэй змир! Что устроить хотят! Вспомнишь тут политинформацию – израильская военщина, чего там ещё говорят… мы-то к такому не привыкли. Или – отвыкли… не сорок же первый год, чтоб толпы добровольцев на площадях. Фу, фу, ди цунг зол мир опфалн, не дай Всевышний! А потом котелками поварили – ведь идея недурна. У них там, знаете же, нельзя иначе – в любую минуту может завертеться, вот и стараются люди, кто поответственней, держать себя в форме, в тонусе. Мало ли что!
– И правда. Вот, сразу польза. А кто ж занимается?
– О, Пётр Миронович, кому заниматься – у нас фоле жлукте! Хоть отбавляй. Сами же и эти ребята, кто из Израиля приехал – фронтовики, а теперь к нам военные пенсионеры со всего Союза съезжаться стали. Одних генералов – не сосчитать! Сквирский, Дашевский, Прусс, Пласкин, оба Кацнельсона… не поверите, адмирал даже свой есть, Беляев Илья Иосифович! Речников гоняет. Да и прочие, кто званием пониже, не отстают. У нас ведь знаете, кого заведовать горбольницей прислали? Сам Деген, Ион Лазаревич! Мы-то, генералы, командовать привыкли – а он на самой сковородке посидел, горел, ломался, ног едва не лишился. Не один десяток панцерманов на тот свет собственными руками отправил, да и гроз зол аф ир ваксн! Так он, хоть и бывший танкист, а не военврач, так уже успел своих натаскать – в два часа разворачивают полевой госпиталь…
– Воинственный вы народ! И что ж раньше-то никто не додумался – евреев дальние границы оборонять посылать? Прямо казаки… – Пётр осёкся было, решив, что сказал бестактность, но тут из трубки послышался истерический, клекочущий хохот.
– Арон Давидович?..
– Ох… Уморили! Да неужели вам кто рассказал?! Поверить не могу!
– Да о чём?!
– Как вы сказали – казаки? Да ведь вот неделю назад у нас концерт в клубе готовили, там заведующий – такой Алик Фарбер, одессит… мы с Григорьичем ходили прогон слушать, потом, как водится, по рюмочке под форшмак – из кеты, по местной моде. Так Алик за рояль сел и песню нам спел – про еврейское казачество! Ох и смешная песня! Но очень уж еврейская – не пойму, откуда вы… Он вообще говорил – сам сочинил.