– Хоть о каком. Будем наводыть порядок. Кажыдого выявленного будем репырессыровать, коныфысковывать собыственность и высылать.
– А сроки? – Надорваться ведь можно, или людей погубить. Ну ладно, не погубить – но сильно озлобить.
– Через месяц пойдут перывые. Пока суды, пока разыбыраться.
– Хорошо, дорогой товарищ Ким, я вас услышал. Через месяц перезвоню, и уже конкретно поговорим.
– Хорошо. До высытыречы на турыныре.
– До встречи.
Мать твою, ещё ведь и футбольный турнир скоро начаться должен. Нужно и Голде Меир позвонить – а то такое в мире творится, что правителям сейчас не до футбола. Её пиндосы на глазах сдуваются.
Стоять! Бояться! Бляха-муха! А чего сейчас думает своей бестолковкой «Отец арабов» Герой Советского Союза Гамаль Абдель-на-всех-Насер Хусейн?
Глава 13
Событие одиннадцатое
Приходит Буратино в школу с поленом под мышкой:
– Родителей вызывали?
Буратино не выдержал тяжёлой жизни, взял дрель и засверлился!
Лишь одним глазком взглянула Мальвина на звёздное небо, вспоминая последний долгий и пронзительный поцелуй Буратино.
Жил в Италии один человечек. Звали его Карло Лоренцини. Окончил он семинарию и пошёл работать в книжный магазин. Вскоре работать человечку надоело, он взял псевдоним Коллоди и занялся журналистикой – был театральным критиком, писал политические фельетоны. Так и был бы известен в узких кругах, но вдруг бах – и забабахал повесть «Приключения Пиноккио: история деревянной куклы». Теперь известен во всём мире.
Жил в России один человечек. Звали его Алексей Аполлонович Бостром. Чего уж он там окончил – не буду разбираться. Известен он тем, что соблазнил жену графа Николая Александровича Толстого, в девичестве Тургеневу. И родился у них мальчик, которого из-за определения духовной консистории пришлось назвать граф Алексей Николаевич Толстой.
Не принял повзрослевший граф Октябрьскую революцию – уехал в эмиграцию. В этот период Толстым были созданы первая часть трилогии «Хождение по мукам» – роман «Сёстры», рассказ «Граф Калиостро», автобиографическая повесть «Детство Никиты» и фантастический роман «Аэлита». В 1923 году вернулся к родимым осинам, где встретил очень тёплый приём. Начал писать и менять жён, как перчатки. Умер, чуть не дожив до Победы, в 1945-м.
В эмиграции он редактировал перевод на русский сказки Карло Коллоди, а уже гораздо позже хотел этот перевод издать в СССР – но решил поисправлять и поулучшать. Выкинул всякую хрень, кое-что дописал, и получилась сказка «Золотой ключик, или Приключения Буратино». Всё. Больше нас этот персонаж не интересует. И так уже много про Буратину сказано.
Жил в Российской империи, а потом и в СССР, один человечек. Нам он интересен по двум причинам. Первая, в целом, неважная. Существует аудиогенетика. Жалуется отец или дедушка в семье, что хотел стать фотохудожником, репортёром в газете. Фотоаппарат старый, пыльный, висящий на стене, показывает. Сын или внук обязательно станут фотографами, репортёрами тоже могут. Ну, тут уж талант. Вот и сын, и внук этого человечка наслушались – и стали. Звали персонажа Николай Николаевич Носов. Да, да, тот самый автор «Незнайки».
При чём тут Коллоди и граф-не граф? А вот при чем. Как раз когда Носов писал «Незнайку на Луне», напечатали впервые в СССР перевод «Пиноккио», а не «Буратино». Вышла книжка небольшим тиражом и затерялась. «Буратино»-то и написан лучше, и ерунда всякая из итальянского творения вымарана.
Шёл граф Толстой, увидел скибку сыра, поднял, откусил, а остатки бросил. А следом шествовал Носов Николай Николаевич, сыр поднял и ещё кусочек откусил – и снова, не доев, выбросил. Вот и добрались. Чего за кусочек?
Есть в книге «Незнайка на Луне» эпизод, где Незнайка и его новый друг Козлик от бездумной и сытной жизни на Дурацком острове превращаются в овечек, или там барашков. У Коллоди, правда, в ослика – но интересен сам факт. Этот самый превращательный процесс нам и интересен.
О ФРГ речь. До чего довели тевтонцев толерантные американцы и их прихвостни в Бундестаге? До сытой и привольной жизни – впервые в истории немцев. Всегда война, нищета и голод. Всегда. А тут – мир, полные магазины, и не гороховая колбаса на витринах, а мясная. Большие зарплаты, тихие уютные города. Покой и процветание. Трудолюбие и орднунг, конечно.
Чем надо заплатить? За всё ведь надо. А платить – глубоким раскаянием в совершённом и толерантностью. Да не жалко! Колбаса ведь. И что получилось? Женщин насилуют на улицах негры или арабы – а полицейские отворачиваются и делают вид, что не замечают. Города загажены – ничего, подметём. Дети – не мальчики и девочки, а оно. И великие немецкие футболисты стоят на коленях, извиняясь, что в Америке было рабство. Не в Германии. Толерантность.
Очень не хотелось бы жить в такой стране. Сытой. Где из тебя сделали овечку или ослика.
Есть в анналах подобное. Вот, например, эпизод из иудейской Торы, где идёт речь о том, что старший сын одного из прародителей иудейского народа Исаака Исав, будучи голодным, продал своё право первородства и все выгоды, с ним связанные, младшему брату Иакову за миску чечевичной похлёбки. Ну так колбаса-то всяко вкуснее.
Вилли Брандт прибыл в Москву с частным визитом 3 сентября 1969 года. На самом деле – никакой не Брандт, и уж точно не Вилли. Немец же. Настоящее имя – Герберт Эрнст Карл Фрам. Был борцом с гитлеризмом и подпольщиком – правда, в Норвегии. Эмигрировал и взял псевдоним. Убеждённый социалист. Потом 16 лет будет председателем Социалистического интернационала. При оккупации Норвегии попал в плен, но сумел бежать в Швецию, где всю войну и находился. Вернулся потом в Германию, ну и карьера дальше.
Сейчас господин Брандт – вице-канцлер ФРГ, и одновременно министр иностранных дел.
И Пётр точно знал, что через пару месяцев должен в Реальной истории стать 4-м Федеральным канцлером Германии. Неспроста товарищ прикатил – и попросил встречи именно с Тишковым и Косыгиным, а не с Шелепиным, коего всё же все за пределами нашей Родины считают главой СССР.
Вилли – человек в мире уже известный. Он в последнее время активно продвигал отход от курса на конфронтацию со странами восточного блока в пользу политики «изменения через сближение» (Wandel durch Annäherung). И именно он через несколько месяцев в Эссене подпишет советско-западногерманский договор «газ – трубы». Может, за этим и прилетел? Ну, раз Косыгин.
Ошибся Тишков в своих гаданиях. Будущий канцлер попросил встречи тет-а-тет, в месте, где точно их не смогут подслушать – и, прежде чем начал, взял с заговорщиков слово, что те предпримут что-либо только после его отмашки. Прилетел на встречу Брандт со своим переводчиком. Пошли разговаривать в кабинет Шелепина в Кремле. Циневу Алексей Николаевич дал команду этаж перекрыть и всех выставить с него – а если вдруг кабинет пишется, то прекратить. Он, конечно, приказывать право имеет – всё-таки КГБ у нас при Совете министров, а не при ЦК или там Политбюро, но… Цинев кивнул и ушёл. Вот и думай – пишет или нет.
– Товарисчи, – начал по-русски, но дальше перешёл на язык Канта, – что вы знаете о так называемом «Канцлер-Акте»?
– Да всё знаем, – начал Пётр и осёкся, поглядел на Косыгина.
– Хотелось бы от вас услышать, – как всегда, за нос схватился.
– Нет. Давайте вы.
– Ну, Пётр Миронович, – покачал головой Косыгин.
– Так называемый Канцлер-акт, то есть письменный документ, который каждый Федеральный Канцлер по требованию союзников подписывает до принесения Присяги.
Он оговаривает владение союзниками немецкими газетами, радио и телевидением до 2099 года. Кроме того, владение союзниками – понятно, только США – золотым запасом Федеративной Республики Германии. Ещё возвращение украденных немецкими оккупантами художественных произведений. Военную поддержку американцев. Этот акт является частью тайного государственного договора 1949 года, заключённого между союзниками и ФРГ.
– 21 мая 1949 года… Нда, в России знают – а я ещё недавно нет. Хорошая у вас разведка, – Брандт дёрнул с носа очки, но тут же на место водрузил. – Я был возмущён, когда от меня потребовали подписывать такие обязательства по подчинению. В конце-то концов, ведь меня будет избирать немецкий народ, а не Госдеп США! И я буду приносить присягу. Какие-то послы не могут этого отменить! Но меня просветили – и Конрад Аденауэр в своё время подписал этот документ, а после него – и Людвиг Эрхард, и Курт Георг Кизингер.
– Господин Брандт, – поднял руку, успокаивая вице-канцлера, Косыгин.
– Да, простите. Я не хочу подписывать этот «Акт о Канцлере».
– Странную вы выбрали компанию, чтобы жаловаться на жизнь. Вы в СССР. У злейших врагов.
– «Враги моих врагов – мои друзья» – сказал один арабский принц, – хмыкнул будущий Канцлер.
– Точно! Он же, когда его казнили, изрёк: «Бей своих, чтобы чужие боялись». Вы хотите побить американцев? Так нет армии, нет даже намёка на желание это сделать, у народа, и есть почти четыреста тысяч оккупационных войск на территории ФРГ, – Косыгин чуть наклонил голову к плечу.
– Давайте поговорим про войска, – согласился Брандт.
– Слушаем вас.
– Пятьдесят тысяч – это французы. Они за США в драку не полезут.
– Согласен – но и за вас тоже.
– Можно мне? – встрял Тишков.
– Конечно.
– Тут пару недель назад у меня был де Голль – они собираются в самое ближайшее время выводить войска. Помните, Алексей Ни…
– Помню, договор согласовывается. Хорошо, герр Брандт. Отнимем пятьдесят тысяч французов. Ещё остаётся почти триста пятьдесят тысяч человек.
– Пятьдесят тысяч – это англичане.
– И что? Им американцы дадут команду, те поднимут в воздух самолёты и разнесут ваши города в щепки. А сами американцы что, не поднимут?
– Не поднимут. Все самолёты они через СССР перегнали на Тайвань и в Корею. Теперь, надо понимать, их уже нет. В ФРГ осталось только то, что не может летать, и всякая мелочь. И мы можем прекратить поставлять им керосин.