вляет Нину чертить».
— Нина, сегодня у нас по плану громкая читка книги «Опасный беглец», — напомнил я.
— Виталик, ты не сердись, я не приду. У меня очень срочное дело. Ты знаешь, как быстро растут овраги!
Я не стал слушать Нину.
На улице я встретил Митю.
— Пойдем на громкую читку, — позвал я.
— Не могу.
— Почему?
— На посту я.
— На каком посту?
— Пионерский пост. Мы теперь стоим на двух дорогах. Если машины везут шлак или щебень с завода, мы их заворачиваем. Шоферам все равно, куда сваливать, а нам нужно укреплять овраги.
Стыд и позор нашему звену! Совсем отбились от рук, никто плана не выполняет. Целыми днями пропадают на речке, у своих оврагов. А я не хожу: больно надо!
Ох, что-то я совсем запутался — ничего не пойму!
Сегодня к нам домой пришел Сашка. «Наверное, хочет опять дружить», — решил я и обрадовался. Но совсем зря.
— Отец дома?
— Папа, к тебе пришли.
Сашка поздоровался с отцом и стал просить на выходной день две подводы.
— Нам надо из леса кустарник привезти. Уже пора овраги засаживать.
— Какие овраги? Зачем?
— Вдоль Арженки. Хотим их обсадить, чтобы не росли.
— Ты учишься с Виталиком?
— Мы с ним в одном классе, — быстро сказал я.
— Хорошим делом вы занялись, — отец погладил меня по голове. — Я подводы, конечно, дам. Если что нужно, всегда ко мне обращайтесь.
В выходной день я никуда не пошел. Мне очень хотелось поехать с ребятами в лес, но было стыдно. Я боялся, что Сашка обязательно скажет, что я примазываюсь к их работе.
Хотите знать, чем все это кончилось? Ну так слушайте. Заходит ко мне вожатая Лина и говорит:
— Идем скорее, там приехал из районной газеты корреспондент. Интересуется работой твоего звена. Ты ему обязательно свой план покажи. Он очень интересный.
«Ух ты, — думаю я, — вот дела! А вдруг сейчас окажется, что у меня был действительно замечательный план, а ребята меня просто не поняли?»
Возле школы стоял незнакомый молодой человек в яркой клетчатой рубашке. Через плечо у него висел фотоаппарат. «Сейчас меня сфотографирует, и появится фотография в газете, — подумал я с радостью. — Интересно быть корреспондентом. Захотел — на Северный полюс полетел, а то собрался и поехал в Индию. Хорошо бы спросить, был ли он в Индии».
— Вот Виталий Звонков, — сказала Лина.
— Очень рад, — корреспондент протянул мне загорелую руку (точно был в Индии!). — Я услышал про ваши удивительные дела. Ведь ты звеньевой?
— Да.
Корреспондент достал блокнот, большую авторучку.
«Такую ручку он заправляет, наверное, один раз в неделю! — подумал я. — Без такой нельзя быть корреспондентом».
— Как тебя зовут, твоя фамилия?
— Виталий Звонков, — сказал я с гордостью. — Если вам нужен план работы нашего звена, я могу его достать. Он у меня в портфеле.
— Не надо, ты лучше расскажи, кто из вас первый придумал начать борьбу с оврагами. Не торопись. Я буду записывать. Мне надо очерк писать. Сколько всего оврагов по вашей реке, сколько вы посадили кустарников? Где стояли пионерские посты?
Я понял, что меня не будут фотографировать.
Егорка Нашатырь
В сенях хлопнула входная дверь. Егорка, мальчик лет тринадцати, недавно начавший зачесывать назад жесткие черные волосы, оторвался от книги.
Никто не вошел. Егорка разочарованно вздохнул. Он неторопливо осмотрелся кругом и, вслушиваясь в тишину пустой комнаты, удивленно заметил, что часы-ходики остановились. Груз с привязанной к нему двухсотграммовой блестящей медной гирькой уперся в спинку стула. Егорка поднялся, подтянул груз и пустил маятник.
Ходики словно нехотя несколько раз щелкнули — «тик-так» — и умолкли. Ему захотелось пустить часы. Он наклонил их вправо, и снова раздалось мерное «тик-так», но маятник вновь остановился.
— У, проклятые! — нетерпеливо сказал Егорка и взялся за книгу.
За окнами валил снег. Он побелил землю, скрыл натоптанную тропинку между кустами крыжовника. От снега в комнате посветлело.
«Вот и верь, что скоро придет!» — подумал Егорка о матери, за которую остался дежурить в правлении колхоза. — Ей корову доить, а я сиди здесь целый день».
Только он перевернул страницу, как настойчиво и нетерпеливо зазвонил телефон.
Егорка подошел и снял трубку, подул в нее. В наушнике раздался треск, а потом крикливый голос оглушил его.
— Марфа, а Марфа! Я тебе второй раз звоню. Скажи Филиппу Матвеевичу, что у нас на ферме света нет! Слышишь, делать ничего не можем. Так и говори: Авдотья беспокоится. Корм раздавать нельзя, а доить и подавно. С одним фонарем разве скоро управимся? Считай, до утра будем толкаться!
— Слышу! Это я, Егорка. Мать домой пошла. Я за нее дежурить остался.
— А монтер не приходил?
— Нет.
— Сходи за ним или матери скажи.
— Скажу! — прокричал мальчик и, скосив глаза, увидел за окном своего приятеля Егорку Рябушкина. За настойчивый характер и вечную возню с паяльником и инструментом ребята прозвали его Нашатырем.
Егорка Нашатырь прилаживал крепление лыж к большим подшитым валенкам.
Егорка Вязников отодвинул книгу и решил, что обязательно будет таким, как Олег Кошевой. Егорка давно решил закалять свою волю. Сейчас представлялся хороший случай испытать себя. Хотелось покататься на лыжах, но нельзя было оставить правление колхоза. Ему бы следовало отвернуться и не смотреть, как Нашатырь возится с лыжами. Но он почувствовал, что не может оторваться от окна. И чтобы как-то оправдать свой поступок, он сказал себе, что воспитание воли вовсе не в том, будет ли он смотреть в окно, а в настоящих, больших делах. Пускай ему поручат что-нибудь важное. Если надо, он готов пробежать на лыжах хоть десять километров или пойти ночью в лес. Он, как Олег Кошевой, бесстрашно выполнит любое задание.
Нашатырь, наконец, надел лыжи, поднял одну ногу, потом другую.
Чтобы испытать крепления, Нашатырь оперся на палки и подпрыгнул высоко вверх. Лыжи сидели крепко.
Больше Егорка Вязников не мог выдержать. Он открыл форточку и громко крикнул:
— Нашатырь, иди сюда! Дело есть!
— Потом зайду, немного покатаюсь.
— Олово надо?
Через минуту в комнату вошел Нашатырь. Он был ниже Егорки, но шире в плечах, сильней, с живыми блестящими глазами. Снимая варежку, он поморщился.
— Ты чего?
— Да руку порезал. Покажи олово.
— Ножик неправильно держал, — засмеялся Егорка, любивший всех учить, хотя сам ничего не умел делать.
— Я стамеской.
— А с ней еще осторожней надо… раз сам руку чуть не отхватил.
Нашатырь знал, что Егорка никогда ничего не мастерит и говорит неправду, но не перебивал его.
— Показывай, а то мне идти надо!
— Помню, ты просил олово? Я нашел вот такой кусок! — Егорка широко развел руки, но, увидя удивленное лицо Нашатыря, быстро свел их и оставил между пальцами узенький просвет.
— Я одну вещь делаю. Много паять надо, — сказал Нашатырь.
— Радиоприемник?
— Нет, прибор для измерения роста растений. В журнале «Юный натуралист» видел.
— А лыжи дашь?
— Прокатись, только недолго.
Егорка бросился к дверям, на бегу надевая пальто. В дверях задержался.
— Нашатырь, я здесь за мать сижу, так ты смотри никуда… Попадет мне, если уйдешь… Я моментом. Держи олово!
— Хорошо, я посижу, — Нашатырь рассматривал кусочек серого металла. Он не удержался и даже куснул его зубами.
Оставшись один, Нашатырь принялся осматривать небольшую комнату правления колхоза. Хотя он бывал здесь часто, сейчас, без людей, все выглядело иначе. На Доске почета висела большая фотография отца. С нескрываемым удовольствием мальчик громко прочитал.
«Кузнец Аким Сергеевич Рябушкин. Хорошо отремонтировал все сельскохозяйственные машины».
— До весны может и новый трактор сделать! — уверенно сказал Нашатырь, обращаясь к фотографии.
Вдруг он заметил ходики с подвязанной гирькой.
Нашатырь поставил стул, достал ходики, отцепил гирьку и стал внимательно рассматривать механизм, то пробуя пускать маятник, то с силой натягивая цепочку. Из кармана тут же была извлечена отвертка, перочинный ножик и маленькие плоскогубцы, с которыми он никогда не расставался.
Прежде всего Нашатырь снял стрелки и достал механизм.
В комнате стемнело, Нашатырь включил свет и продолжал с увлечением возиться с часами.
Зазвонил телефон.
Егорка оторвался от работы, посмотрел по сторонам и вспомнил наказ Егорки.
Мальчик снял телефонную трубку.
— Марфа, а Марфа? Где монтер? Ты сказала Филиппу Матвеевичу, что мы без света сидим? — кричала визгливо женщина, как будто боясь, что, если ее остановят, она все забудет. — Слышишь?
— Это я, Егорка, — наконец удалось сказать Нашатырю. — Ну какой? Обыкновенный Егорка… А Марфы нет!
— Егорка! — обрадовалась женщина. — Это я, Авдотья! Ты ходил за монтером? Я ведь тебя уже просила!
— Не ходил.
— Так чего же ты сидишь?
— Я другой — Егорка Рябушкин. Я сейчас же сгоняю к Филиппу Матвеевичу!
«Вот ведь как подвел! — подумал Нашатырь о Егорке. — Давно можно было сбегать к председателю, а то и за монтером!»
Нашатырь начал звонить председателю колхоза домой, но там никто не отвечал. «Ну и беда, — обеспокоенно подумал он, посмотрев с тоской на разобранные ходики, — что мне с ними делать?»
Послышался стук открываемой двери. В комнату вошла Марфа, повязанная большим теплым платком. Она стряхнула снег с платка, сняла варежку, потерла рукой застывшую щеку.
— А мой-то где герой?
— Лыжи у меня попросил. Здесь Авдотья звонила. Может быть, он за монтером пошел… Света нет на ферме.
— Она и мне звонила!.. Хорошо, что Егорка побежал. Я совсем с ног сбилась: нашла Филиппа Матвеевича, а монтера нигде нет… Его жена сказала, что где-то столб повалило.
— Я домой пойду… Лыжи пусть Егорка занесет, — он обернулся. — Ходики надо отремонтировать! Я с собой возьму.