Одна причина заключается в культурном барьере, препятствовавшем перекрестным бракам и даже общению между викнигами и инуитами. Инуитка не могла стать хорошей женой для викинга: она не умела прясть и ткать, пасти и доить коров и овец, делать сыр и взбивать масло — всему этому скандинавские девочки учились с детства. Даже если бы охотник-викинг сдружился с охотником-инуитом, он не мог позаимствовать у своего приятеля каяк и научиться им пользоваться, поскольку к собственно каяку прилагалась деталь одежды, которая закреплялась за деку и обеспечивала герметичность; эта деталь изготавливалась индивидуально для каждого охотника его женой, которая (в отличие от скандинавских женщин) с юных лет училась шить тюленьи шкуры. Поэтому охотник-викинг не мог просто прийти домой и сказать своей жене: «Сшей-ка мне такую штуку». А захоти он упросить инуитку сделать ему каяк или, пуще того — жениться на ее дочери, сначала нужно было бы установить дружеские отношения. Но мы видели, что у викингов изначально имелось предубеждение против скрелингов, и против североамериканских индейцев в Винланде, и против инуитов в Гренландии: первые же встреченные ими скрелинги были убиты. Будучи формально христианами, викинги разделяли широко распространенное в Средние века в Европе презрительное отношение к язычникам.
Еще одной причиной негативного отношения могло быть то, что викинги считали себя настоящими исконными жителями Гренландии и смотрели на инуитов как на «понаехавших» чужаков. Викинги основали гренландскую колонию и начали охотиться в Нордсете задолго до появления там первых инуитов. Когда инуиты, первоначально обитавшие на севере Гренландии, стали постепенно сдвигаться к югу, викинги, естественно, не обрадовались перспективе платить им за бивни моржей, охоту на которых считали своей привилегией. Вдобавок ко времени появления инуитов викинги испытывали острейшую нехватку железа — наиболее ценного товара, который они могли бы предложить инуитам.
Для нас, живущих в современном мире, в котором уже установлены контакты со всеми «туземцами», за исключением, может быть, нескольких племен в труднодоступных районах Бразилии и Новой Гвинеи, трудности в установлении таких контактов неочевидны. Как вы думаете, что сделал викинг, впервые увидевший в Нордсете инуитов? Закричал «Привет!», подошел, улыбнулся, начал объясняться с помощью языка жестов, указал на бивни моржей и вынул из кармана кусок железа для обмена? В ходе своих биологических экспедиций в Новой Гвинее иногда я оказывался в так называемых ситуациях «первого контакта» и могу сказать, что они воспринимаются как опасные и наводящие ужас. В таких ситуациях туземцы обычно считают «белого человека» нарушителем владений и справедливо предполагают, что это вмешательство может нести угрозу их жизни, здоровью и благополучию. Обе стороны не знают, чего ожидать друг от друга, обе напуганы и напряжены, обе испытывают противоположные импульсы — обратиться в бегство или нападать, и обе внимательно следят, не последует ли с противоположной стороны какой-либо жест, означающий, что противник может удариться в панику и начать стрелять. Чтобы перевести ситуацию первого контакта на мирные рельсы, не говоря уж об установлении дружеских отношений, нужны предельная осторожность и терпение. Позже европейские колонисты набрались опыта и создали методику поведения в ситуации «первого контакта», но викинги, очевидно, всегда, как говорится, стреляли первыми.
Короче говоря, датчане, появившись в Гренландии в XVIII веке, и другие европейцы на всех континентах и островах сталкивались с теми же проблемами, что и викинги: им мешали их собственные предрассудки относительно «примитивных варваров»; им было непонятно, что делать с туземцами — убивать, грабить, торговать с ними, брать в жены их женщин, отбирать землю; они не знали, как убедить туземцев не убегать и не стрелять. Позже европейцы научились решать эти вопросы, имея наготове целый ряд различных вариантов взаимодействия и выбирая наиболее подходящий для конкретной ситуации, с учетом многих факторов: в большинстве европейцы или нет, достаточное ли у колонизаторов европейских жен или нужны туземные женщины, есть ли у туземцев какие-либо предметы или материалы, которые можно было выгодно перепродать в Европе, привлекательны ли земельные владения туземцев для европейских поселенцев и так далее. Но у средневековых викингов еще не было такого «кодекса повеления». Будучи не в состоянии или не желая учиться у инуитов и не имея никакого военного превосходства над ними, гренландские викинги исчезли в конце концов с лица земли.
Гибель гренландской колонии часто называют «загадочной». Это правда, пусть лишь отчасти: мы должны отличать глубинные причины (т.е. факторы, обусловившие медленное угасание гренландской колонии) от непосредственных (то есть событий, нанесших окончательный удар по давно ослабевшему обществу, удар, от которого оно уже не оправилось, и последние жители погибли или навсегда покинули гренландские поселения). Именно непосредственные причины и являются отчасти загадочными; глубинные же достаточно ясны. Они охватывают пять групп факторов, которые мы уже обсудили подробно выше: воздействие жителей Западного и Восточного поселений на окружающую среду; изменение климата, угасание дружественных отношений с Норвегией, формирование враждебных отношений с инуитами и консервативная позиция самих викингов.
Итак, викинги, не желая того, истощили все природные ресурсы, от которых они зависели: деревья были вырублены, дерн вырезан, поля вытоптаны скотом, почва смыта водой и сдута ветром. В самом начале освоения Гренландии викингами ее земли были лишь условно пригодны для ведения средневекового европейского животноводческого хозяйства; но количество сена, которое удавалось заготовить в Гренландии, сильно варьировалось год от года, и далеко не всегда его было достаточно. Следовательно, истощение природных ресурсов представляло реальную угрозу самому существованию гренландского общества, его выживанию в голодные годы. Во-вторых, данные, полученных при исследовании кернов льда Гренландии, свидетельствуют, что климат в Гренландии в момент появления там викингов был сравнительно мягким (таким же, как сейчас), но с начала XIV века потянулась череда холодных лет, а XV век уже ознаменовался глобальным похолоданием, известным как малый ледниковый период.
В результате продуктивность полей и соответственно количество заготавливаемого сена упали ниже прежнего, морские пути на континент стали забиваться льдом, преграждая судам из Норвегии дорогу в Гренландию. В-третьих, препятствие мореходству стало одной из причин угасания, а затем и прекращения торговли между Гренландией и Норвегией, от которой гренландцы зависели материально и психологически — как от источника железа, строевого леса и культурной самоидентификации. Приблизительно половина населения Гренландии погибла во время эпидемии чумы (Черной смерти) в 1349–1350 годах. Норвегия, Швеция и Дания объединились в 1397 году под властью одного короля, который уделял менее всего внимания Норвегии как самой бедной из трех своих земель. Спрос на бивни моржей — основной экспортный товар Гренландии, пользовавшийся большой популярностью у европейских резчиков, — угас после того, как крестоносцы вновь открыли для европейцев доступ к слоновой кости из Африки и Азии, поток которой в Европу прервался в результате захвата арабами части Средиземноморского побережья. А к началу XV столетия резные изделия, будь то из слоновой кости или из бивней моржа, вышли из моды в Европе. Все эти события снижали как возможности, так и мотивацию Норвегии отправлять суда в Гренландию. Такая судьба постигла не только гренландскую колонию: множество других государств попадали в ситуации, когда их экономика (и само существование) оказывалась под угрозой в результате того, что главные торговые партнеры переживали тот или иной кризис; в частности, в подобной ситуации оказались США в 1973 году, когда арабские страны наложили эмбарго на экспорт нефти в США; острова Питкэрн и Хендерсон во время обезлесения Мангаревы и многие другие. Современные процессы глобализации, несомненно, умножат эти примеры. Наконец, появление в Гренландии инуитов и нежелание или неготовность викингов к крутым изменениям венчают пирамиду причин, ставшую надгробным памятником гренландской колонии.
Все эти пять факторов проявлялись постепенно или действовали в течение длительного времени. Поэтому неудивительно, что различные фермы в обоих гренландских поселениях были брошены в разные периоды времени, какая-то раньше, какая-то позже. На полу большого здания на самой крупной ферме в районе Ватнахверфи в Восточном поселении найден череп 25-летнего мужчины, согласно радиоуглеродной датировке, погибшего около 1275 года. Это позволяет предположить, что весь район Ватнахверфи был покинут в это время и череп принадлежит одному из последних обитателей, так как в противном случае жители этой фермы, конечно, предали бы тело земле, а не продолжали бы переступать через лежащий на полу труп. Последние даты, полученные радиоуглеродным методом в долине Корлорток в районе Восточного поселения, относятся к началу XIV столетия. «Ферма под песками» Западного поселения была покинута и погребена под песком, сдуваемым с ледника, приблизительно в 1350 году.
Из двух гренландских поселений первым полностью покинули меньшее и расположенное дальше на север Западное поселение. Оно было еще менее пригодным для животноводства, чем Восточное, так как более северное расположение означало более короткий вегетативный период, значительно меньшую — даже в самые удачные годы — продуктивность здешних пастбищ и, соответственно, большую вероятность того, что из-за холодной и сырой погоды летом не удастся заготовить достаточное количество сена для прокорма животных в течение зимы. Еще одной причиной повышенной уязвимости Западного поселения было то, что выход в море осуществлялся через единственный фьорд, так что небольшая группа враждебных инуитов в устье фьорда могла полностью перекрыть доступ к морю, — а это означало для викингов невозможность охоты на тюленей, мигрирующих вдоль побережья Гренландии поздней весной, когда других источников пищи могло и не оставаться…