1 сентября Горбачев пригласил в Кремль лидеров республик. Приехал Назарбаев, Ельцин послал вместо себя вице-президента Руцкого. От Средней Азии присутствовали Каримов и другие лидеры. В качестве наблюдателя прибыл глава парламента Грузии. Руководители трех балтийских республик и Молдовы приглашение отклонили. Украина тоже отсутствовала — Кравчук был «болен», а премьер-министр Витольд Фокин «в отпуске». Был Владимир Гринев, правда, не наделенный никакими официальными полномочиями[1173]. Горбачев открыл встречу заявлением: люди требуют нового законного порядка, а западные лидеры «просто в панике». В противном случае может быть война еще хуже, чем в Югославии, «армагеддон какой-то будет…» Он обнародовал от имени тройки свой план передачи власти республикам. Затем он предложил «на следующей неделе» подписать Союзный договор[1174].
Посланцы республик утвердили подготовленное Горбачевым и обращенное к будущему съезду совместное Заявление. Ощущения у них, однако, были смешанными. Даже те, кто выступал за независимость, внезапно осознали, что им придется взять на себя ответственность за нарастающий хаос, и были напуганы стоящими перед ними новыми обязательствами и неопределенностью. Позднее они провели встречи с делегатами из своих республик, которые уже начали съезжаться в Москву на последний советский супер-съезд. Никто не мог, однако, предсказать реакцию большинства избранного еще в 1989 году состава депутатов. Хорошо информированный и хитроумный помощник Горбачева Евгений Примаков предположил, что съезд скорее сместит советского президента, чем самораспустится. Находившиеся в это время в Москве премьер-министры трех балтийских республик явно нервничали. Если бы съезд заартачился, их независимость оказалась бы под угрозой[1175].
Высокое собрание открылось в 10 утра 2 сентября в Кремлевском дворце съездов. Зарегистрировались 1900 делегатов. Горбачев и республиканские лидеры использовали все имевшиеся в их распоряжении политические и административные ресурсы, чтобы создать кворум и направить заседание в правильное русло. Собчак «работал» с российскими делегатами, избранными на избирательных участках Российской Федерации. Назарбаев предоставил транспорт для своевременного прибытия в Москву делегатов из Казахстана. На открытии сессии Назарбаев зачитал заявление республиканских лидеров, которое буквально оглоушило присутствующих. Несмотря на всю предварительную работу, многие депутаты были не готовы к тому, что услышали. Они ожидали, что Горбачев предложит избрать новый Кабинет министров СССР и новый Верховный Совет, и собирались утвердить его предложение. Вместо этого их просили дать согласие на антиконституционный переворот. Совместное Заявление провозглашало право республик вступать в Организацию Объединенных Наций в качестве «субъектов международного права». Сразу после окончания выступления Назарбаева в работе съезда безо всякого обсуждения был объявлен трехчасовой перерыв[1176]. Обескураженные и лишенные руководства делегаты слонялись по фойе дворца. «Упреждающий удар», как назвал его в своих воспоминаниях помощник Горбачева Вадим Медведев, сработал вполне[1177].
Когда съезд возобновил работу, Юрий Щербак от имени украинских депутатов заявил, что Украина поддерживает немедленное заключение экономического соглашения, но в то же время не хочет быть «рабом» какого бы то ни было советского института власти. Он предложил провести конференцию «о геополитическом пространстве бывшего СССР» по образцу Хельсинкской конференции 1975 года. Участвовать в единой валютной системе с Россией Украина не хочет, потому что «единственным реальным путем защиты интересов Украины является создание собственной денежной системы». Украинцы также затребовали свою долю золотовалютных резервов, которые, по их мнению, должны быть поделены между республиками. А вот долги Союза унаследовать они не стремились. Новый глава Верховного Совета Белоруссии Станислав Шушкевич поддержал предложения Украины[1178]. Последователи Солженицына, если таковые и были на съезде, должно быть, содрогнулись — их проект единого славянского государства пошел прахом.
Делегаты от «Демократической России» поддержали идею создания временного правления республиканских лидеров. Единственный голос против подал Александр Оболенский. Он осудил то, что назвал заговором номенклатуры против идеи «единого демократического пространства». Совместное заявление Горбачева и одиннадцати республиканских лидеров он сравнил с большевистским роспуском демократического Учредительного собрания в январе 1918 года. Указывая пальцем и на Ельцина, и на Горбачева, Оболенский провозгласил: «Может быть, хватит относиться к конституции как к публичной девке, приспосабливая ее к утехам нового царедворца?» Горбачев, продолжал он, допустил два серьезных промаха: он создал условия для путча, а теперь предал конституцию, которую он, как гарант, обязан был защищать. Такой лидер должен быть немедленно смещен, и съезд тут же должен избрать нового Президента Союза[1179].
Бунтарский дух иссяк столь же быстро, сколь и возник. Большинство делегатов предпочли присягнуть на верность своим республиканским лидерам, а не конституционным принципам. Российские коммунисты и националисты по большей части отмалчивались. Предложение Оболенского сместить Горбачева взывало к высоким принципам, но для многих оно лишь усилило ощущение приближающегося призрака анархии и гражданской войны. Постсоветская олигархия республиканских лидеров давала хоть какую-то надежду на подобие порядка. Академик Дмитрий Лихачев и физик Евгений Велихов взывали к съезду, убеждая делегатов сохранить Горбачева на своем посту. Пользуясь возникшей суматохой, российские демократы предложили «Резолюцию о правах и свободах», написанную в возвышенных тонах декларацию социально-экономических прав и прав человека на всей территории Советского Союза. Приняли ее практически единогласно[1180].
На первом заседании съезда Ельцина не было. Появившись наконец, он сказал, что «доверяет Горбачеву теперь значительно больше, чем даже три недели назад, до путча». Взявший слово Горбачев говорил как убежденный демократ — он полностью принял язык победителей. Он выразил сожаление в связи с тем, что не порвал с «тоталитарной системой» год назад и не решился опереться на «все демократические силы». Обвинения Оболенского он отверг: оставаясь вместе, республики смогут преодолеть экономический кризис. «Нас поддержит и Запад…» В перерыве Горбачев встретился с группами делегатов и успокоил их: Верховный Совет СССР останется как гарант единой государственности[1181].
Горбачев на съезде был неутомим — находил нужные правовые развязки, чтобы избежать потенциально взрывных дебатов, в кулуарах активно работал с растерянными делегатами и умело «хоронил» сеющие распри предложения. Когда республиканские лидеры не смогли организовать конституционное большинство в две трети голосов для отмены советской конституции и роспуска съезда, Горбачев, который на этом заседании был председателем, поставил делегатов перед внезапным ультиматумом: либо они разъезжаются по домам, либо голосуют за отмену конституции простым большинством! Позднее в разговоре с британским послом он признавался: «Мне нужно было слегка манипулировать законом, чтобы добиться нужного [республиканским лидерам] результата». Депутаты сдались. 5 сентября съезд и конституция тихо отправились на свалку истории. 1900 делегатов собрали багаж и отправились по домам, в чемоданах они везли колбасу и другие деликатесы, которые еще можно было найти в кремлевских буфетах.
Помощник Горбачева Вадим Медведев утверждал, что советский президент действовал правильно, хотя «внешне не очень демократично» — роспуск старых унитарных структур был продиктован логикой ситуации. Это был «последний шанс для спасения страны». Соглашались с такой оценкой и Шахназаров, и Черняев. Рыжков, напротив, уже будучи в отставке, назвал роспуск съезда и конец советской конституции «глупостью» — Президент СССР помог Ельцину разрушить законные структуры, не приобретя взамен ничего существенного[1182].
6 сентября Горбачев созвал в своем кремлевском кабинете первое заседание Госсовета. Состоящая из республиканских суверенов новая правящая олигархия с трудом верила свалившейся политической удаче. Ельцин позволил Горбачеву вновь оказаться в центре событий — по крайней мере, на время[1183]. Первым вопросом на повестке дня стояла независимость прибалтийских республик. На съезде обсуждать ее времени не было. Горбачев попытался выстроить юридический водораздел между «восстановлением» уничтоженной в 1940 году государственности балтийских стран и суверенитетом других республик СССР. Двумя годами ранее такой шаг был бы революционным. Теперь же он выглядел как легалистская уловка. Представители балтийских стран в Госсовет не входили, но на заседании «случайно» оказался премьер-министр Эстонии Эдгар Сависаар. На самом деле он переживал, что «междуцарствие» в Москве может завершиться в любой момент — Ельцин и Горбачев достигнут соглашения, после чего Россия поставит под сомнение балтийскую независимость. На встрече Сависаар называл других республиканских лидеров по-советски «товарищи» и всячески пытался выдерживать примирительный тон. «Вопрос о нашем разводе не надо драматизировать, — сказал он. — Потому что мы все в одном географическом пространстве. Мы не можем улететь на Луну»[1184]