Затем Бейкер встретился с Горбачевым. Президент СССР подтвердил, что поддержка Кубы и Афганистана прекратится, но постепенно и на основании переговоров. Горбачев еще надеялся избежать впечатления безоговорочной сдачи позиций, но отчаянно нуждался в зарубежной помощи, включая продовольствие и медикаменты. Он также спросил (в присутствии Явлинского), сможет ли Запад создать долларовый фонд для стабилизации советского платежного баланса. Бейкер ответил уклончиво: одобренная МВФ программа экономических реформ с опорой на Ельцина «позволила бы Западу оказать довольно существенную помощь». В то же время госсекретарь вполне конкретно высказался о советских долгах западным банкам: они должны выплачиваться в срок, иначе Соединенные Штаты «могут быть вынуждены» прекратить гуманитарную помощь[1225].
Ельцин ждал, что Бейкер признает его главным в Москве. На встрече с американским госсекретарем российский лидер заявил, что вся советская внешняя политика была «вздором». Кубинская община во Флориде передала российскому президенту призыв немедленно прекратить советские субсидии диктатуре Кастро. И теперь Ельцин преподнес это как подарок Бейкеру, пообещав, что Советский Союз свернет военную и экономическую помощь Гаване и Кабулу к концу года. Весь контингент советских войск, 11 тысяч человек, покинет Кубу к 1 января 1992-го. Ельцин сказал, что получит на это согласие Горбачева, и через несколько часов сдержал обещание. В тот же вечер Бейкер и президент СССР выступили с соответствующим заявлением на пресс-конференции[1226]. Если не брать в расчет соблюдение приличий «демократической внешней политики», произошедшее свидетельствовало о спешном демонтаже советской сверхдержавы. Один историк назвал это «срочной распродажей советских внешнеполитических активов». Если быть точнее, «активы» просто выкинули на улицу, как мусор. Панкина, который даже не начал консультации с кубинцами и афганцами, заявление Горбачева-Бейкера застигло врасплох[1227].
Кубинский режим, вопреки ожиданиям, пережил прекращение советских субсидий, оставаясь головной болью для США. Режим президента Наджибуллы в Кабуле пал через четыре года, а на смену пришли безжалостные фундаменталисты Талибана. Такое развитие событий никак не принесло пользы американским интересам. Если бы в сентябре 91-го Бейкер мог заглянуть в будущее, то увидел бы дымящиеся башни-близнецы в Нью-Йорке и два десятилетия оккупации Афганистана американскими войсками.
В телеграмме Бушу из Москвы Бейкер написал о «необычайной гибкости» Ельцина и Горбачева и связал это с их надеждами на американскую помощь. По словам Бейкера, Соединенным Штатам следовало «как можно скорее закрепить (lock in) достигнутые успехи здесь и сейчас»[1228]. При этом госсекретарь США не мог до конца объяснить себе, что произошло. Готовность русских угодить американцам выходила далеко за рамки того, что диктовали их интересы и здравый смысл. Все чиновники, с кем Бейкер встречался в Москве, вели себя как заново уверовавшие христиане, только источником их воодушевления были деньги и поддержка американского дядюшки Сэма. Все умоляли Бейкера о помощи. Козырев хотел, чтобы он убедил Ельцина еще решительнее избавляться от «вздора» советской внешней политики: мол, российский президент послушает только американцев![1229] Министр обороны Евгений Шапошников просил Бейкера обуздать Украину и Белоруссию, где политики уже собирались дробить Советскую армию. Соединенным Штатам не следует «спешить с признанием» этих республик, хлопотал Шапошников. Пораженный такой наивностью, Бейкер заверил маршала, что подобное не является политическим курсом США. Глава КГБ Бакатин обратился к Бейкеру за поддержкой в переговорах со странами Балтии — они требовали немедленно раскрыть агентурные сети спецслужбы на своей территории. Также Бакатин хотел с помощью американцев преобразовать КГБ в нечто похожее на ЦРУ. «Черт знает что за страна, — поражался Бейкер. — Месяц назад глава КГБ арестовал президента Горбачева, а теперь глава КГБ изучает американское законодательство, чтобы создать структуру по образцу ЦРУ!»[1230]
Бакатин вспоминал, что Бейкер и другие «зарубежные партнеры» проявили большую озабоченность ситуацией в Советском Союзе, «чем некоторые наши видные политики». Госсекретаря шокировало стремление бывших советских республик немедленно подать заявку на вхождение в ООН. Что тогда произойдет с Советом Безопасности, где у Советского Союза имелось постоянное членство? Бейкер поделился тревогой с Козыревым, который согласился, что подобный «кошмар» нельзя допустить. На ужине в Спасо-хаусе с участниками конференции ОБСЕ из двенадцати республик Бейкер призвал их к сотрудничеству и подписанию экономического договора. Вместе с тем встречи с Силаевым и Явлинским убедили его в том, что у этих двух русских совершенно нет единства целей. Они постоянно спорили. Силаев хотел просить денег у МВФ и Всемирного банка, а Явлинский говорил, что любые средства будут потрачены впустую без программы реформ, основанной строго на его идеях. Мэры Москвы и Петербурга Попов и Собчак пытались убедить Бейкера, что западному бизнесу лучше иметь дело с городами напрямую, минуя временное правительство Горбачева. Попов призвал НАТО прислать все просроченные армейские рационы продовольствия в Москву, а Собчак убеждал госсекретаря «не давать денег центру»[1231].
Эмоциональной кульминацией поездки Бейкера стал ужин с Шеварднадзе в его московской квартире. Бывший министр иностранных дел не видел светлого будущего для демократии в России без масштабного участия Запада. Он предупреждал, что распад Союза порвет экономику в клочья, а популисты вроде Владимира Жириновского оседлают волну массового недовольства[1232]. Шеварднадзе напомнил американскому другу, что в прошлом Запад ставил условием для своей помощи отделение Прибалтики от Союза: «А сейчас и Балтия ушла, и помощи нет». Однако на Бейкера эти укоры не подействовали. «При условии экономической революции, — заявил он, — наша помощь пойдет незамедлительно». Шеварднадзе возразил, что прежде, чем «помощь» поступит, из Союза уйдут Украина и Казахстан, а Среднюю Азию захватят исламисты. «Кравчук слаб, — не согласился Бейкер. — Он выставляет свою кандидатуру в президенты против националистов». По словам госсекретаря, Запад был на стороне центра и националистов не поддерживал. Под конец он свернул на официальную линию США — невмешательство и возложение ответственности на постсоветские субъекты и МВФ. «Железная дисциплина в который раз не дала Бейкеру говорить с [Шеварднадзе] по-человечески», — вспоминал один из его главных помощников Роберт Зеллик, который присутствовал на ужине[1233].
Тем не менее Бейкер покинул Москву, переживая за российскую демократию. В случае ее провала «мир станет гораздо более угрожающим и опасным…», писал он Бушу. Если же, вопреки серьезным разногласиям, российские демократы совершат «экономическую революцию», сравнимую с их «политическим переворотом», то «груз ответственности ляжет на нас, особенно если мы будем медлить», — заключил он[1234]. Впрочем, за время поездки Бейкера по странам Балтии, где его встречали как героя, чувство моральной ответственности поостыло. Ландсбергис с коллегами хотели, чтобы Вашингтон заставил Москву немедленно вывести войска из Балтии, демилитаризовать Белоруссию и остановить советский военный транзит через Литву в Калининградскую область. Попытка Бейкера привести аргументы Шапошникова о том, что с точки зрения логистики это невозможно, только разозлила литовцев. Также прибалты категорически отказались брать на себя какие-либо советские обязательства. По словам министра иностранных дел Эстонии Леннарта Мери, его страна была правопреемницей СССР не в большей степени, чем Намибия. Бейкера поразила «реакция на грани открытой враждебности», когда разговор зашел о русскоязычных меньшинствах. Глава эстонского правительства Арнольд Рюйтель заявил, что поскольку большинство русских и украинцев в стране работали в секторах безопасности и обороны, они должны покинуть Эстонию. Бейкер сделал все возможное, чтобы отговорить его от этой идеи[1235].
Затем Бейкер с командой вылетел в Казахстан на переговоры с президентом Назарбаевым. На территории Казахской республики находилось порядка тысячи межконтинентальных баллистических ракет с разделяющимися ядерными боеголовками, а общий арсенал ядерного оружия на складах достигал примерно 1800 единиц. В Алма-Ате принимающая сторона устроила американцам пышный прием — лилась водка, звучали тосты «за стратегический союз США с Казахстаном». Назарбаев подписался под пятью принципами, подтвердил намерение Казахстана остаться безъядерным и попросил Бейкера открыть дипломатическое представительство в столице республики[1236]. Он также поделился с американцами опасениями по поводу сильного проявления русского национализма в окружении Ельцина: «Если проедете по моей стране, то увидите, как русские дети бьют казахских. Так случилось и со мной. Жить с ними было непросто». Назарбаев явно имел в виду не только детские травмы, но также геополитические и исторические реалии. Статус полноценной союзной республики Казахстан получил в 1936-м от Сталина. В годы холодной войны Казахская ССР стала площадкой для советского ВПК. Руководство республики понятия не имело, что происходит в «закрытых городах» на ее территории, включая гигантский космический полигон Байконур, биологические и химические лаборатории и т. д. Все они финансировались и контролиро