Посыл был ясен: Ельцин мог потратить свой политический капитал на грандиозное дело — создание новой России, либо стать еще одним провальным лидером, как Горбачев. Бурбулис не обсуждал документ ни с кем за пределами своего консультативного совета. «Стратегия России» писалась в расчете на одного читателя — Бориса Ельцина.
На следующий день Бурбулис вылетел в Сочи с документом в портфеле, Ельцин отдыхал неподалеку в правительственной резиденции «Бочаров ручей». Но российский лидер решительно отверг предложенную схему. Бурбулис вспоминал, что президент России хотел «еще подождать, когда кто-то принесет более удобный план и не потребуется идти на столь кардинальные меры»[1282]. Ельцина обхаживал Горбачев. В присутствии Руцкого, Силаева, Сабурова, Попова, Собчака и Явлинского советский лидер позвонил ему из Кремля и стал убеждать, что лучший способ для России защитить свои экономические интересы по отношению к другим республикам — заключить с ними экономическое соглашение. Горбачев призвал Ельцина «взять на себя все и объединить вокруг России». Перед приездом Бурбулиса в Сочи конкурент Гайдара, Евгений Сабуров, также разговаривал с российским президентом. Тот согласился, что программа Сабурова — хорошая основа для переговоров об экономическом соглашении между постсоветскими республиками[1283].
Бурбулису нужно было разрушить аргументацию Горбачева, Явлинского и Сабурова. Он вслух читал Ельцину документ Гайдара и отвечал на возникающие вопросы. В тексте говорилось: установив контроль над собственностью на своей территории, республики теперь стремились использовать новый союз, чтобы «перераспределять в свою пользу собственность и ресурсы России». В первую очередь — нефть и газ. Только полный суверенитет мог дать России реальный контроль над своими ресурсами. Российскому правительству надлежало установить собственную денежную, налоговую и бюджетную политику, право печатать деньги и создавать таможенные посты. Бурбулис и Гайдар предложили «скрытое инициирование работы по созданию экономического сообщества… в котором Россия в силу своего геополитического положения, производственного и сырьевого потенциала займет место неформального лидера» при помощи системы двусторонних военно-политических союзов, торговой зоны с единой валютой — рублем, общих энергетических и транспортных комплексов, а также научно-технического сотрудничества. В отношении армии меморандум рекомендовал «провести конфиденциальные переговоры с руководством Вооруженных Сил о том, что единственный способ сохранить армию − постепенно сделать ее российской»[1284]. По сути, авторы предлагали то, чего добивался Горбачев, но без Горбачева и его «союзного центра», в рамках Российской Федерации.
На убеждение Ельцина ушло три дня. «Мы были втроем», — вспоминал Бурбулис. Третьим был телохранитель Коржаков, который «приносил еду на берег и время от времени какие-то предлагал развлечения… Теннис, баню…»[1285] Русская баня — самое место для мужских задушевных разговоров и трудных решений. Ельцину, разумеется, всегда хотелось избавиться от советского президента и временного правительства. Неделей ранее Госсовет под председательством Горбачева командировал Ельцина и Назарбаева в Нагорный Карабах с миротворческой миссией. Поездка завершилась неудачей — вооруженные столкновения между армянами и азербайджанцами продолжились. Ельцин досадовал — он потратил свой политический капитал на тщетную затею. Это подтверждало главный тезис Гайдара: авторитет российского президента падал всякий раз, как он выражал поддержку временному правительству Горбачева.
Хотя в экономической части меморандум представлял для Ельцина темный лес, он давал надежду на выход из ситуации — Российская Федерация приступит к экономическим реформам и поведет за собой другие республики. Наконец российский президент согласился: «Если ничего другого нет, значит, будем делать так. Точка». Когда обсуждали, кто будет отвечать за экономику, Бурбулис сказал, что Гайдар и его люди должны претворить в жизнь то, во что верят. Будущее реформаторское правительство будет опираться на «три силы»: профессионализм, политическую волю и народную поддержку. Первое обеспечит Гайдар, второе и третье — Ельцин. Российский лидер заявил, что встретится с Гайдаром в Москве и тогда примет окончательное решение. По возвращении в столицу 28 сентября Бурбулис сообщил близким друзьям и соратникам, что обратный отсчет для временного правительства Горбачева уже начался[1286].
После заседания Госсовета в Москве 16 сентября Леонид Кравчук снова собрал чемоданы — на этот раз, чтобы пересечь Атлантику. Он отправился в Северную Америку для участия в Генассамблее ООН в качестве главы Верховного Совета Украины. В 1945 году УССР наряду с Советским Союзом стала одним из основателей Организации Объединенных Наций. На переговорах с Рузвельтом и Черчиллем Сталин потребовал для СССР шестнадцать мест в ООН, по одному для каждой из советских республик, чтобы уравновесить голоса Британского Содружества. В конечном итоге пришлось согласиться только на два — для Украины и Белоруссии. В Киеве и Минске даже создали министерства иностранных дел. РСФСР отдельного членства не получила. В 1991-м сотрудники представительства Украины при ООН в Нью-Йорке помогли подготовить и скоординировать поездку Кравчука. Ему первому из украинских лидеров предстояло выступить на мировом форуме.
Кравчук прибыл в Северную Америку, осознавая свою новую высокую цель. Начиная с августа, опросы показывали, что три четверти населения республики — за полную независимость, а значит, Кравчук мог стать первым президентом суверенной Украины. Как отмечал историк Сергей Плохий, «Кравчук решил, что лучшая стратегия для него — агитировать не за себя, а за независимость Украины»[1287]. Поездка в Канаду и США идеально подходила для такой кампании. За десять дней североамериканского путешествия Кравчук встретился с канадским премьером Брайаном Малруни и слетал в Вашингтон, где пообщался с президентом Бушем и членами конгресса. Кравчук целенаправленно работал и на другие ключевые аудитории. Важнейшей была украинская диаспора. Как партийный чиновник, ответственный за идеологию, Кравчук многие годы считал диаспору врагом. Теперь же его необычайно радушно встречали и предлагали помощь влиятельные люди украинского происхождения. Некоторые из них работали в правительстве США, конгрессе, СМИ и общественных организациях. В каждом американском городе, куда приезжал Кравчук, он обращался к местным соотечественникам с призывом к примирению и просил поддержать строительство независимой демократической Украины. Кравчук говорил на мове и всегда завершал выступление фразой «Слава Украине!» — лозунгом западноукраинских националистов, которые сражались против Сталина в 1941–1944 годах. Принимавшие Кравчука украинцы, эмигрировавшие в Северную Америку, и их потомки реагировали с воодушевлением. В Нью-Йорке украинская община устроила торжественный ужин в фешенебельном отеле «Уолдорф-Астория». Речь Кравчука прошла под одобрительные возгласы и аплодисменты.
Украинские газеты писали о поездке как о триумфе, обращаясь к миллионам будущих избирателей Кравчука на русском и украинском языках[1288]. Еще одной целевой аудиторией его кампании была еврейская община США. Всякий раз при беспорядках на Украине евреи страдали от погромов как со стороны местных жителей, так и различных военных сил. В 1941-м Кравчук, тогда еще деревенский мальчишка из Волынской области, стал свидетелем массовой казни евреев немецкими оккупантами и их украинскими пособниками. Теперь он первым из украинских лидеров поднял эту трагическую тему. 30 сентября, в день выступления Кравчука на Генассамблее ООН, Верховный Совет Украины объявил неделю траура по жертвам Бабьего Яра. Их память почтили Кравчук с Бушем во время визита американского лидера в Киев 1 августа. Большинство погибших были евреями. В обращении к ООН Кравчук прямо не говорил о холокосте и антисемитизме, но заявил, что «геноцид никогда и нигде не должен повториться». Также он упомянул жертв сталинского «голодомора» — массового голода 1932–1933 годов, который украинские диаспоры считают геноцидом своей нации. Искусный пропагандист, Кравчук проявлял чудеса словесной эквилибристики в попытках апеллировать к двум потенциально враждебным группам слушателей. Аккуратно пройдя по минному полю прошлого, Кравчук заговорил о светлом будущем. Он описывал Украину как молодую нацию с древними корнями, горящую желанием присоединиться ко всеобщей борьбе за национальную независимость наряду с народами Африки, Азии и Латинской Америки[1289].
Кульминацией поездки Кравчука стала его встреча с президентом Бушем в Овальном кабинете 25 сентября. «Советский Союз практически распался. У него нет национального правительства», — заявил украинский политик. Декабрьский референдум подтвердит принятый Радой Акт провозглашения независимости Украины. Кравчук попросил президента США о дипломатическом признании, от чего тот упорно старался уклониться. Буш повторил Кравчуку официальную американскую позицию: никакого признания односторонних актов независимости, в том числе и Украины. В то же время после злосчастной статьи Сэфайра и на фоне растущего давления со стороны украинской диаспоры Бушу приходилось действовать осторожно. «Американские украинцы были вездесущими и очень активными», — вспоминал Скоукрофт. Поэтому Буш пытался подсластить пилюлю, добавив: «Украина на особом месте в мыслях американцев»[1290].