Основными гарантами места Горбачева в истории выступили западные державы, мировые СМИ и глобальное общественное мнение. В день отставки Горбачеву позвонили Коссига, Малруни и Геншер, но при этом с ним не связался ни один из лидеров бывших советских республик. Последние дни и минуты пребывания Горбачева на посту президента СССР сохранили для истории снимавшие его американские телекомпании. Телевизионная сеть ABC договорилась с Горбачевым о съемках после августовских событий, и подготовка к ним шла до конца декабря. Съемочная группа под руководством Теда Коппела и Рика Каплана едва успела приехать в Москву под самый занавес правления Горбачева. Телевизионная команда еще одной компании, CNN, уже находилась в столице, дожидаясь возможности попасть в Кремль со своим оборудованием. Они получили эксклюзивные права на глобальную трансляцию ухода Горбачева — только они имели необходимую для этого спутниковую технологию. Ирландский журналист Конор О’Клери, который позже составил скрупулезную хронику событий в Кремле 25 декабря, поражался, что в конце карьеры Горбачева окружали в основном американцы. Советские телевизионщики с их старыми огромными камерами 1970-х годов казались бедными родственниками рядом с американскими телегигантами[1515].
Казалось, Соединенные Штаты в тот момент имеют абсолютный контроль над «картинкой» о том, как завершалась советская история. Американским журналистам было не до нюансов — они фиксировали «конец коммунизма», хотя КПСС уже давно потеряла власть и была запрещена. В американской интерпретации крушение государственности стало лишь фоном для феноменального обращения Горбачева в последнюю и истинную веру — либеральную демократию. Экономический и финансовый кризис, противостояние республик, демократов и центрального правительства, сепаратизм Ельцина, «поворот Горбачева вправо» и августовский путч — все эти малопонятные события преподносились миру как препятствия или вехи на политическом пути одного человека — Горбачева. Остальная часть международного сообщества, как правило, следовала этому сюжету.
Глядя на старомодно элегантного советского лидера в день его отставки, Коппел вспомнил своего отца из Канады — европейского иммигранта, который всегда надевал костюм перед визитом к нотариусу. Перспектива всемирного шоу добавляла Горбачеву адреналина. Он заявил журналисту, что отставка не означает его политическую смерть. Он осуществил мирную передачу власти, «вероятно, впервые в этой стране». Он горько пошутил: «Даже тут я оказался первопроходцем»[1516]. Глава центрального телевидения Егор Яковлев хотел, чтобы сцена подписания Горбачевым акта об отставке была записана на камеру перед церемонией, но тот отказался. Незадолго до начала трансляции он попробовал ручку советского производства, которой собирался подписать заявление. Она не писала. Тогда президент CNN Том Джонсон одолжил ему свою ручку «Монблан». Конор О’Клери, который описывал позже эти детали, не мог не съязвить: «В очередной раз представитель медиа предоставляет инструмент для ликвидации Советского Союза». Трансляция началась в 7 часов вечера и закончилась через 12 минут. Яковлев снова вмешался, ему не понравились некоторые моменты съемки. «Наверное, надо переснять», — предложил он. Горбачев посмотрел на него с недоумением: «Егор, нельзя повторить, все же подписано, это же исторический акт»[1517].
Советники Горбачева расценивали произошедшее как трагический провал их усилий сохранить сложную многонациональную страну с помощью мирных эволюционных реформ, а также как завершение тысячелетней государственности. Даже Черняев, который неизменно делал акцент на исторических достижениях Горбачева, назвал 1991 год «годом разложения государства, разрушения экономики, социального хаоса…»[1518] Шахназаров спустя несколько месяцев отмечал: «Непосредственные итоги… пока неприглядны. Страна развалена, народ обнищал, повсюду льется кровь». Он пытался придать словам оптимизма: «Но из этого хаоса должна родиться новая, преображенная Россия…» Помощник Шеварднадзе Мамаладзе-Степанов записал в дневнике: выступление Горбачева «скучное и невыразительное, как всегда, без нотки какого-либо покаяния». Большинство советских людей даже не потрудились посмотреть эту новость по телевизору. Страна, казалось, замерла в ожидании, и единственным занятием оставалось отчаянное хождение по магазинам. Даже женам Гайдара и ближайших помощников Ельцина приходилось стоять в продуктовых очередях. В ожидании либерализации цен компании-поставщики отказались от доставки продовольствия в Москву и Санкт-Петербург. В портах грузовые суда ждали оплаты, прежде чем начать разгрузку. Склады контролировались «мафиозными» перекупщиками, которые придерживали запасы до освобождения цен[1519].
Ельцина, главного зрителя обращения Горбачева, оно привело в ярость. Российский президент не поехал на ранее оговоренную церемонию с Горбачевым по передаче «ядерной кнопки». Вместо этого он велел Шапошникову встретиться с бывшим советским главой на «нейтральной территории», в огромном Екатерининском зале Кремля. Горбачев отказался. Шапошников пребывал в замешательстве: на документах о передаче требовались подписи обоих руководителей. Импровизируя, маршал пришел в кабинет Горбачева с двумя полковниками, чтобы убедить советского лидера проверить «ядерный чемоданчик» и подписать бумаги. Шапошников обещал вернуться с документом, подписанным Ельциным. Затем министр обороны ушел вместе с квартетом полковников, включая двух, что до этого момента сопровождали «ядерный чемоданчик» при Горбачеве. «Теперь Ельцин держит палец на ядерной кнопке», — сообщил Горбачев Коппелу из ABC. Ни у кого не хватило духу сказать ему, что так было уже несколько недель[1520].
Ельцин продемонстрировал свою власть еще одним способом. Через полчаса после выступления Горбачева двое рабочих спустили огромный флаг Советского Союза с освещенного флагштока на Сенатском дворце московского Кремля, который был виден с Красной площади. Вместо него подняли российский триколор. Смена флагов произошла незапланированно и преждевременно. Российский лидер изначально планировал сделать это в полночь 31 декабря, с фейерверком и при скоплении людей. Однако характер Ельцина снова перевесил все государственные церемониалы и обстоятельства. Спонтанные «загогулины» впоследствии еще не раз аукнутся Ельцину и осложнят многие начинания. Но его попытка в последний раз затмить шоу Горбачева провалилась. На фоне выверенной американцами драмы ухода советского лидера Ельцин со своими выходками и замашками выглядел хамоватым провинциальным актером.
Президент Буш наблюдал за отставкой друга по каналу CNN из своей резиденции в Кэмп-Дэвиде. «Финал пронял меня до слез, — записал он на диктофон. — Это было Рождество, праздник». Двумя часами ранее Буш получил личное письмо от Горбачева и поговорил с ним по телефону. Уходящий с поста глава СССР заверил, что передаст ядерные полномочия Ельцину под строгим контролем и без малейших заминок: «Никакого отключения не будет. Ты можешь проводить рождественский вечер спокойно». Горбачев призвал американского друга помогать согласию между бывшими советскими республиками и особо поддерживать Россию в ее реформаторских начинаниях. Буш ответил: «Мы по-прежнему друзья, и нашу дружбу ничто не нарушит». Он заверил Горбачева, что его огромный исторический вклад не будет забыт. После того как собеседник повесил трубку, Буш расчувствовался. Он ощущал: только что произошло нечто грандиозное — вторая сверхдержава, давний противник Соединенных Штатов, прекратила существование. Несмотря на все донесения ЦРУ, заверения Ельцина и российских либералов, несмотря на сенсационные результаты референдума на Украине, для лидера США советская империя продолжала существовать до самых последних дней декабря 1991 года, и вот с ней покончено простым «росчерком пера». Стать свидетелями такого события Буш и его администрация не рассчитывали никогда. «Это была и есть не имеющая аналогов ситуация в истории», — признал Скоукрофт. Завершив телефонный разговор с Горбачевым, Буш подумал: «Боже, сколько удачи выпало нашей стране, сколько благодати»[1521].
В канун Рождества сотрудники аппарата президента США по национальной безопасности Николас Бернс и Эдвард Хьюэтт продолжали сидеть на работе, даже когда все остальные разъехались по домам к семьям. От Скоукрофта поступали противоречивые предложения, как отметить конец СССР — то ли писать речь о вкладе Горбачева, то ли ограничиться простым заявлением о произошедшем. В конце концов пришло распоряжение составить специальное обращение. Среди профильных тем были: огромное облегчение от избавления от ядерного кошмара и торжество американских ценностей в Восточной Европе и на постсоветском пространстве как гарантия всеобщего мира. Признание заслуг Горбачева трансформировалось в приветствие Содружеству Независимых Государств. По воспоминаниям Бернса, несмотря на все дружеское отношение администрации США к Горбачеву и Шеварднадзе, «многие из нас считали» представляемое ими государство «империей зла, по выражению Рейгана»[1522].
С начала до конца Скоукрофт и другие члены администрации скептически относились к концепции Горбачева о демократическом Советском Союзе как евразийском партнере США. По мнению Скоукрофта, качества самого Горбачева как руководителя привели к распаду СССР. «При всем его блеске, у Горбачева, по-видимому, был один фатальный недостаток. Он оказался неспособен принимать трудные решения, а затем от них не отступать. Он довел до совершенства умение идти на компромисс, откладывать и лавировать», — размышлял Скоукрофт в позднейшем интервью. Этот недостаток «с нашей точки зрения… стал настоящим благословением…. Обладай Горбачев авторитарной политической волей, как у Сталина, и решимостью своих предшественников, мы, возможно, до сих пор имели бы дело с Советским Союзом»