[752]. Еще до оглашения результатов выборов в Москве Белый дом объявил, что Буш примет Ельцина в ходе его официального визита в США. Позже Бурбулис сказал Криблу: «Боб, это твоя заслуга»[753].
Владимир Лукин, который тоже участвовал в подготовке поездки Ельцина, был обеспокоен сильным креном его команды в сторону американских правых. Находясь в Вашингтоне в мае, Лукин встретился с Генри Киссинджером. Сильная демократическая Россия поможет стабилизировать, а не разрушить Советский Союз, что было бы хорошо и для Соединенных Штатов с Западом, утверждал Лукин. Патриарх американской реальной политики с этим, похоже, согласился. Кроме того, Лукин связался с Александром Солженицыным, который жил в Кавендише, штат Вермонт. Встреча Ельцина со всемирно известным русским писателем, известным своей острой критикой американской демократии, могла бы скорректировать чрезмерно восторженный «американизм» российского лидера. Но Бурбулис использовал свое влияние, чтобы воспрепятствовать этому замыслу. В итоге Ельцин оказался «слишком занят», чтоб увидеться с Киссинджером и Солженицыным[754].
19 июня самолет Ельцина приземлился на авиабазе Эндрюс в Мэриленде. Отсюда начинали свои официальные визиты в США Хрущев, Брежнев и Горбачев. На следующее утро российский избранник в сопровождении Бурбулиса, Козырева и Лукина посетил Пентагон, где заявил Чейни, что Россия готова демонтировать советскую оборонную промышленность. Затем состоялась встреча с Робертом Мосбахером и бизнесменами в Министерстве торговли — Ельцин сказал им, что экономика и ресурсы России «открыты» для частных инвестиций. Во второй половине того же дня Ельцин прибыл в Белый дом для встречи с Бушем. Перед визитом американский президент прочел записку Скоукрофта, в которой рекомендовалось развивать отношения с Горбачевым и Ельциным параллельно. Сделать это, по мнению президентского советника, было совсем несложно — каждый из них нуждался в одобрении и признании Америки даже больше, чем прежде[755].
Выступая перед прессой в уютном «саду роз» у Белого дома, президент США приветствовал гостя как «первого демократически избранного лидера за всю… тысячелетнюю историю России». Он тут же сбалансировал это заявление ремаркой о том, что «смелая политика» президента Горбачева стала решающим фактором, «который позволил нам покончить с холодной войной и сделать Европу единой и свободной». Затем хозяин и гость прошли в Овальный кабинет. В присутствии советского посла Буш сказал Ельцину: «Я — президент США, а Горбачев — президент СССР, и поэтому мы будем взаимодействовать друг с другом. Но это не значит, что мы не можем вести дела с вами». Ельцин был рад, что Буш наконец-то принял его в качестве международного партнера. Он сообщил, что Союзный договор, вероятно, будет подписан в июле, но Грузия и три прибалтийские республики выйдут из состава Союза[756].
Ельцин говорил и о других возможных сценариях: Россия в случае срыва Союзного договора благодаря двусторонним экономическим соглашениям с республиками «сохранит экономические договоренности». Он добавил, что при любом из вариантов вся оборонная промышленность, нефть и газ, а также остальные ресурсы на территории РСФСР, будут под его контролем, поэтому западным нефтяным компаниям следует иметь дело непосредственно с российским правительством. «Мы больше не нуждаемся в услугах из центра. Нам не нужна командная система. Мы хотим ее уничтожить… Весь бизнес будет свободным», — пояснил Ельцин[757].
Находясь в Белом доме, российский президент неожиданно стал участником странного эпизода, связанного с судьбой его соперника. Ранним утром 20 июня избранный мэр Москвы Попов попросил американского посла Джека Мэтлока встретиться с ним в посольской резиденции Спасо-Хаус, где передал ему записку следующего содержания: «Готовится переворот с целью свержения Горбачева. Проинформируйте Бориса [Ельцина]». На другом листке бумаги Попов назвал заговорщиков: глава советского правительства Павлов, председатель КГБ Крючков, министр обороны Язов и спикер Верховного Совета Лукьянов. Мэтлок немедленно отправил в Вашингтон секретное сообщение, предназначенное только для Буша, Скоукрофта и Бейкера. Из-за разницы во времени они получили донесение прямо накануне приезда Ельцина в Белый дом. Это полностью изменило тон и содержание беседы в Овальном кабинете. Американцы сообщили Ельцину о предупреждении Попова. Российский гость счел опасность преувеличенной, но предложил вместе с Бушем немедленно позвонить Горбачеву по «горячей линии» из Овального кабинета. Эта линия связи была устроена после Карибского кризиса 1962 года, и с советской стороны за ее функционирование отвечал КГБ. Мысль Ельцина заключалась в том, что было бы неплохо дать понять Крючкову, что лидеры США и России поддерживают Горбачева. Однако соединиться с Москвой почему-то не удалось. В продолжении разговора Ельцин объяснил Бушу, что российские выборы продемонстрировали минимальную народную поддержку коммунистам и консерваторам. Около 40 процентов военных проголосовали за Ельцина, и «армия в целом не пойдет против народа». Даже средние чины КГБ выступали за перемены. «Россия твердо на стороне Горбачева», — уверенно заключил Ельцин[758].
Буш и Скоукрофт были приятно удивлены. Российский лидер выглядел намного более зрелым политиком по сравнению с предыдущим визитом в Белый дом. К тому же на нем был отлично сшитый и выглаженный костюм[759]. На следующее утро в Вашингтон перезвонил Горбачев, которому сообщили, что с ним связывались из Белого дома. Выслушав причину звонка, глава СССР посмеялся над возможностью переворота и своего смещения. Буш положительно отозвался о Ельцине и добавил: «Я дал ясно понять, что мы поддерживаем тебя… В визите Ельцина нет ничего компрометирующего для центра… Мне не хотелось бы никак подрывать [твое положение]»[760].
Ельцин пребывал в эйфории. Он не только преуспел в своей цели и вернулся в Вашингтон победителем, но даже сумел предстать в роли защитника Горбачева от «темных сил». Другие встречи в Вашингтоне тоже имели важное политическое и символическое значение. Ельцина восторженно приняли на Капитолийском холме: сенаторы и конгрессмены аплодировали обещанию Ельцина освободить Прибалтику и открыть Россию «для бизнеса»[761]. Затем российский лидер отправился в Нью-Йорк, чтобы встретиться с американской бизнес-элитой в финансовой столице США. Журналисты ТАСС, которые несколькими годами ранее называли Уолл-стрит центром «американского империализма», теперь с восхищением сообщали о переговорах Ельцина с руководителями Федеральной резервной системы, а также с главами банков Salomon Brothers, Chase Manhattan Bank, J. P. Morgan и другими. Спустя годы Бурбулис вспоминал о своих впечатлениях от этих встреч. Советское представительство в ООН помогло Ельцину организовать прием с традиционными русскими блюдами вроде икры и пирожков. Американские гости уплетали угощения за обе щеки. Бурбулис был потрясен — богатейшие люди мира с таким энтузиазмом и аппетитом смаковали русскую еду! Ельцин, Козырев и сам Бурбулис решили, что американцы и русские наконец-то смогут объединиться, что миллиардеры помогут восстановить Россию. «Нам казалось, что впереди долгое прагматичное и плодотворное сотрудничество». Вылетая обратно в Москву из аэропорта Кеннеди, Ельцин сообщил журналистам, что пригласил экспертов Федеральной резервной системы США приехать и поработать «совместно с нашими специалистами над реформированием кредитно-финансовой и банковской системы Российской Федерации»[762].
Журналисты в Москве писали о «втором признании России». Один из телеканалов даже показал документальный фильм, посвященный «треугольнику» Буш — Горбачев — Ельцин. Русский изгой, который прежде шокировал Запад своим скандальным поведением и которого стыдились многие из его образованных соотечественников, наконец добился успеха. Он стал национальным лидером, его поддерживали миллионы российских граждан, его легитимность признал Запад. Теперь Ельцину, а не Горбачеву настало время задавать тон на переговорах по союзному договору в Ново-Огарево.
10 июля, после нескольких недель подготовки, Ельцин принял присягу в Кремле качестве президента Российской Федерации. Тщательно отрежиссированная церемония состоялась в Кремлевском дворце съездов в присутствии самых известных людей страны и депутатов российского съезда[763]. Ельцин подумывал устроить российскую версию американской церемонии инаугурации с клятвой на Библии и артиллерийским салютом, но в итоге получилось что-то среднее между русским традиционализмом и советским помпезным кичем. Держа правую руку на сердце, Ельцин принес присягу на конституции РСФСР, на фоне советского красного флага с серпом и молотом. Затем поднялся занавес, и за ним оказался оркестр Красной армии, который грянул увертюру из оперы Михаила Глинки «Жизнь за царя». Вступая в должность, Ельцин говорил о «тысячелетней истории России», упомянув советский период как время «великих испытаний». Он пообещал, что Россия вместе с другими республиками продолжит участвовать «в сложнейшей работе по коренному преобразованию Союза». О Горбачеве он даже не вспомнил, а в заключение провозгласил: «Великая Россия поднимется с колен»[764].
Единственным исторически подлинным элементом церемонии было напутственное «слово о России» патриарха Алексия II. Он благословил Ельцина от имени Русской православной церкви и других религиозных конфессий страны, включая к