Среди первых приверженцев Вашингтонского консенсуса был экономист и журналист Егор Гайдар, выходец из элитной семьи советской интеллигенции и номенклатуры, — его отец был иностранным корреспондентом газеты «Правда». С началом перестройки Гайдар, которому тогда было едва за тридцать, организовал семинар молодых экономистов для изучения экономических реформ в Советском Союзе[785]. В июле 1990 года группа Гайдара приняла участие в международном семинаре в венгерском городе Шопрон, где они познакомились с всемирно известными экономистами Рудигером Дорнбушем из Массачусетского технологического института и Уильямом Нордхаусом из Йельского университета. На этом семинаре Гайдар и его товарищи испытали резкую перемену убеждений: они пришли к выводу, что альтернативы радикальному и немедленному переходу к рыночной системе и приватизации у советской экономики нет. Старую экономическую систему реформировать невозможно. Ее нужно разрушить[786]. После Венгрии Гайдар полетел в Стэнфордский университет, где провел полгода в качестве стипендиата Гуверовского института, главного «гнезда» экономистов из бывшей администрации Рейгана. Многие из них были удивлены: молодой стипендиат был первым из советских экономистов, кто продемонстрировал ясное понимание макроэкономической теории[787]. Из Стэнфорда Гайдар следил за новостями дома, наблюдал за гибелью программы «500 дней» и написал статью в газету «Правда». В ней он писал, что для успеха экономических реформ нужно урезать государственные социальные программы, что приведет к лишениям для многих. Принятые же народными депутатами популистские законы продиктованы стремлением «уйти от жестких реалий жизни в прекрасный мир грез». Индексация, повышение пенсий и другие основанные на благих намерениях проекты приведут, по словам Гайдара, лишь к гиперинфляции и экономическому краху. «Когда в домах не топят, костерком из ассигнаций не согреться», — писал он в заключение[788]. Вернувшись в Москву, Гайдар основал там Институт экономических реформ. Его цель состояла в том, чтобы стать проводником Вашингтонского консенсуса.
В декабре 1990 года эксперты МВФ и Всемирного банка в Вашингтоне подготовили по поручению лидеров стран Большой семерки доклад «Исследование состояния советской экономики». Его полная версия, составившая три тома, была опубликована в феврале 1991 года. Ведущие западные экономисты ничего не знали о Советском Союзе и его экономике, так что работу эту они поручили группе молодых экспертов, некоторые из которых были выходцами из стран Восточной Европы. Пользовались они открытыми источниками. Как вспоминала одна из участников группы, «общая картина была предельно ясна: советская экономика стоит перед угрозой опасной внутренней и внешней разбалансировки»[789]. Единственный путь к восстановлению баланса состоял, по мнению западных экономистов, в применении политики Вашингтонского консенсуса. Однако внутри группы возникли сильные сомнения. При подготовке доклада его авторы исходили из положения, что в результате радикальных реформ Советский Союз сохранится. Но в ходе работы они пришли к выводу, что радикальные экономические реформы встретят сопротивление могущественных групп интересов, в числе которых окажутся аграрное лобби и военно-промышленный комплекс. Эти группы вместе с новыми лоббистами, возникшими в ходе горбачевского «социалистического» реформирования, будут противиться прекращению государственных субсидий. Единственный путь преодоления тупика, к которому приведет их сопротивление, — радикальная либерализация и дерегуляция. Но это также вело к политическому ослаблению советского государства и в конечном счете к распаду Советского Союза. Такие реформы, утверждали экономисты, создадут мощные центробежные силы, которые «могут отбросить от центра республики, сначала балтийские, а затем и остальные». Этот аргумент обеспокоил британского экономиста Джона Олдинг-Сми, возглавлявшего Европейский отдел МВФ и руководившего группой авторов доклада. Он исходил из того, что на саммите в Хьюстоне лидеры G7 провозгласили свое намерение помочь Горбачеву удержаться у власти и сохранить за центром политический и военный контроль. Молодым экономистам было велено воздержаться от слишком категоричных выводов. В итоге «Исследование» вышло с изрядно отретушированными выводами, где предлагался ряд осторожных реформ «в рамках существующей системы»[790].
В Москве большинство советских экономистов с удовлетворением восприняли умеренный характер рекомендаций МВФ. Резким исключением из этого правила был Гайдар. В «Московских новостях» он опубликовал статью «Время неприятных истин». Советское правительство и российские политики, писал Гайдар, должны прислушаться к выводам доклада МВФ, «поддержанного десятками миллиардов долларов». Он сожалел, что вашингтонские экономисты не решились диктовать советскому руководству столь же решительно, как они диктовали правительствам стран Латинской Америки. «Кто-то должен сказать обществу и властям», — писал Гайдар, — что советская экономика не выдержит бремя государственных субсидий, составляющих одну пятую валового национального продукта. Борьба между Горбачевым и Ельциным, доказывал молодой экономист, превращает Советский Союз в латиноамериканскую страну, слабое государство, перебивающееся от кризиса к кризису. Идея всеобщей компенсации за инфляцию, продвигавшаяся и Горбачевым, и Ельциным, была, по его мнению, чистым безумием. Никакими парламентскими указами невозможно обеспечить выплату пенсий при бюджетном кризисе. «Партократов можно менять на демократов, а потом наоборот. Суровую логику макроэкономики это не изменит». Гайдар решил перевести сделанное МВФ «Исследование состояния советской экономики» на русский язык и сделать его основополагающим руководством проведения будущих реформ[791].
В марте 1991 года по приглашению Михаила Бочарова, главы Высшего экономического совета в Верховном совете РСФСР, в Москву прибыла группа американских экономистов — теоретиков и практиков неолиберальной экономики из Стэнфордского университета. Руководитель группы, 50-летний Михаил Бернштам, вернулся на родину после пятнадцатилетней эмиграции. В 1976 году КГБ вынудил его эмигрировать из-за участия в правозащитном движении и сотрудничества с Сахаровым и Солженицыным. В США он закончил Чикагский университет, работал в администрации Рейгана и завел множество друзей в Республиканской партии[792]. В начале перестройки Бернштам предрекал перестройке крах, но весной 1991 года он уже этого не желал. Напротив, он хотел помочь Горбачеву и Ельцину спасти рушащуюся советскую экономику. Перед поездкой он консультировался с Милтоном Фридманом и другими коллегами в Чикагском университете. Он отдавал себе отчет в том, что то, что сработало в Чили, не обязательно пригодится в Советском Союзе. Вместо макроэкономической стабилизации и глобальных инвестиций дерегулированную советскую экономику могут ожидать хаос и разруха. Возможно, полагал Бернштам, универсальные законы неолиберальной экономики можно творчески «подкрутить», чтобы помочь возникновению новой демократической России[793].
15 марта 1991 года американцы встретились с Ельциным. «Я хочу, чтобы вы помогли мне так же, как вы помогли Рейгану», — сказал им российский лидер. Ельцин ничего не знал о неолиберальном консенсусе, но готов был принять его со всеми потрохами[794]. Стэнфордские экономисты засели за выработку новой программы реформ «для России».
Вплоть до весны президент Буш не осознавал, какую обеспокоенность и тревогу вызывала в Кремле отсрочка американско-советского саммита. 7 мая он прочитал телекс из Москвы от Джека Мэтлока, проливший свет на это обстоятельство. Американский посол только что встретился с Горбачевым, и советский лидер излил на него свое раздражение: он, мол, помог США по Ираку, но ответной помощи со стороны Вашингтона нет, есть только новые требования. Его личная просьба о кредитах для закупки американского зерна осталась без ответа; американцы не предоставили компьютеры для советских атомных электростанций; совместный проект по строительству гражданских самолетов сталкивается с бесконечными препятствиями. Американская пресса предсказывает скорое падение Горбачева, что «сильно вредит» его репутации в самом СССР. Мэтлок сообщил советскому лидеру о своей предстоящей отставке с поста посла и в ответ услышал: «Почему вы уходите сейчас? Вы что, считаете, что корабль тонет?» Горбачев также спросил, почему американцы тянут с созданием совместных предприятий с советскими экономическими структурами, в особенности в военно-промышленном комплексе, где им теперь предоставлена свобода заключать независимые экономические и торговые соглашения без согласования с государством. Принятые во времена холодной войны законы по-прежнему блокировали передачу в СССР передовых западных технологий и тормозили советско-американскую торговлю. Могут ли американские друзья поспособствовать устранению этих препятствий? Внезапно Горбачев спросил Мэтлока: «Вы хотите, чтобы мы передали вам руль управления?» «Боже упаси!» — ответил американский посол[795].
В субботу 11 мая 1991 года Джордж Буш отдыхал в загородной президентской резиденции Кэмп-Дэвид после недели больших тревог. У него диагностировали редкую болезнь щитовидной железы. Новые методы лечения помогли избежать опасного хирургического вмешательства, но американский президент чувствовал себя истощенным. Восстановив силы, 16 мая он позвонил своему другу Горбачеву