Московский саммит начался с долгой беседы между Горбачевым и Бушем в Екатерининском зале Кремля. Горбачев выглядел на удивление свежо и бодро. Он рассказал Бушу о секретном соглашении с Ельциным и Назарбаевым и в деталях пояснил, что произойдет после подписания Союзного договора: «Процесс будет продолжаться до тех пор, пока к нему не согласится присоединиться Украина». На Украине, уверенно говорил Горбачев, две трети, если не три четверти населения выступают за сохранение Союза. Затем он попросил Буша о «реальной поддержке» для «победы в решающей битве за реформы». Буш в очередной раз дал свой стандартный ответ: возможности США предоставить помощь советской экономике ограничены. К его облегчению, советский лидер не настаивал[894].
Когда к переговорам подключились и другие члены делегации, Горбачев призвал американцев инвестировать в советскую экономику. Назарбаев, которого Горбачев пригласил принять участие в переговорах, хотел закрепить крупное деловое соглашение между Казахстаном и мультинациональной нефтяной компанией Chevron о разработке огромного Тенгизского нефтяного месторождения у берегов Каспийского моря. С советской стороны было множество бюрократических препон, но существовали препятствия и со стороны американцев. Принятая в 1974 году поправка Джексона-Вэника к заключенному в том же году Соглашению о торговле между США и СССР увязывала американские кредиты и инвестиции в советские проекты со свободой эмиграции из СССР. Накануне саммита был принят новый советский закон о свободном праве на эмиграцию. В ответ Буш отправил в конгресс предложение о приостановке ограничений по поправке Джексона-Вэника (саму поправку мог отменить только конгресс). Он даже пообещал Назарбаеву содействовать в заключении контракта по Тенгизу[895].
Буш отверг, однако, идею о полном членстве СССР в МВФ. «Советская экономика, — объяснял он, — настолько огромна, что будет оказывать слишком большое воздействие на другие страны»[896]. В 1944 году, когда в Кремле был еще Сталин, американцы предложили Советскому Союзу стать одним из трех основателей МВФ и Всемирного банка, рассчитывая таким образом включить СССР в будущий миропорядок. Сталин вместо этого предпочел курс на экономическую автаркию[897]. В июле 1991-го Горбачеву пришлось расплачиваться за решение Сталина. За пару лет было невозможно стереть четыре десятилетия конфронтации, на какие бы уступки ни шел советский лидер и какое бы обаяние он ни демонстрировал.
Ельцина пригласили присоединиться к переговорам, но играть вторую скрипку на горбачевском саммите он отказался и пригласил Буша к себе в новый кремлевский кабинет для отдельной встречи. Скоукрофт убеждал Буша отклонить приглашение — он считал, что Ельцин способен на все, вплоть до того чтобы просить для России отдельное место в ООН. Американцы согласились прийти с условием, что встреча будет короткой, неофициальной и без присутствия прессы. Российский президент опоздал на десять минут, вынудив Буша ждать. После чего похвастался, что Горбачев наконец согласился признать суверенитет России, и предложил американцам «формализовать отношения». Буш изобразил удивление: «Какие отношения? Вы имеете в виду между США и Россией или же ваши отношения с центром?» Тут вмешался, обращаясь к Ельцину, государственный секретарь Бейкер: «Господин президент, ответ зависит от того, что будет сказано в Союзном договоре о возможности отдельных республик вступать в соглашения с другими странами. Нам сначала нужно увидеть Союзный договор». Ельцин настаивал, что Договор «признает Россию и другие республики суверенными государствами», которые «могут проводить собственную независимую внешнюю политику, включая и внешнеэкономические связи». Эти слова он цитировал из текста, обговоренного для подписания им, Горбачевым и Назарбаевым[898]. Когда Бушу наконец удалось выбраться из ельцинского кабинета, он увидел собравшихся для пресс-конференции журналистов. Ельцин начал общаться с прессой, но американский президент к тому времени уже потерял терпение. «Нам нужно идти, я опаздываю», — сказал он и вместе со своей свитой направился к лимузину. Скоукрофту он жаловался, что Ельцин его заманил в ловушку[899]. Такое же навязчивое стремление самоутвердиться Ельцин демонстрировал и на приеме в честь Буша в Грановитой палате в Кремле. Он постоянно нарушал протокол и даже бесцеремонно пытался сопроводить Барбару Буш к обеденному столу. Американцы не знали, что и думать[900].
Утром 31 июля Горбачев принимал американскую делегацию на президентской даче в Ново-Огарево. Советский лидер рассчитывал спокойно и обстоятельно пообщаться с американцами вдали от прессы, помпезных церемоний и ельцинских выходок. Наконец после девятимесячного перерыва у Горбачева и Буша появилась возможность поговорить с глазу на глаз. Они прогулялись по окружающей комплекс роще, а затем вместе со своими сопровождающими присели на солнечной веранде с видом на Москву-реку. Горбачев смог, наконец, объяснить Бушу в частной беседе, один на один, через что ему пришлось пройти с сентября 1990 года. Его «правый поворот» был необходим для того, чтобы выиграть время для перестройки и дать отпор реакции консерваторов. Теперь у него были развязаны руки — двигаться вперед в полную силу, перестраивать Советский Союз и устанавливать вместе с Бушем новый миропорядок. «Тоталитарные, авторитарные режимы сходят со сцены, и мы инициировали эти перемены», — говорил Горбачев. Но в то же время, предупреждал он, Соединенные Штаты не должны поддаться искушению воспользоваться своим преимуществом и попытаться установить мировое господство. Новый мир будет многополярным — реформированный Советский Союз станет помогать американцам в распространении демократии на Ближнем Востоке и в Южной Африке и готов быть посредником в индийско-пакистанском конфликте. Переводивший эту беседу Палажченко вспоминает, что Горбачев говорил о «своеобразной оси, которую могут сформировать две страны»[901].
Буш не прерывал течение горбачевской мысли. Скоукрофт, в задачу которого входило делать записи, еще не отошел от перелета через восемь часовых поясов и большую часть горбачевского спича дремал. Наконец заговорил Буш: «В этом меняющемся мире мы предпочли бы иметь дело с сильным, экономически мощным, реформированным Советским Союзом». Он сказал, что Соединенные Штаты не намерены настраивать Китай против СССР. К теме Ближнего Востока подключился и Бейкер: «Это регион, в котором можно говорить о партнерстве, а не только о сотрудничестве». Американцы приветствовали восстановление дипломатических отношений между СССР и Израилем. Присутствовавший на встрече министр иностранных дел Александр Бессмертных предложил провести израильско-палестинскую мирную конференцию в какой-нибудь нейтральной стране при совместном посредничестве Буша и Горбачева. «Быть может, в Осло», — предложил Бейкер[902].
Через некоторое время Бейкер вышел и вернулся уже с помрачневшим лицом. «Агентство “Ассошиэйтед Пресс” сообщает, — сказал он, — что литовский таможенный пост на границе с Белоруссией подвергся нападению вооруженных людей. Несколько таможенников убиты». Слова эти прозвучали унизительным отрезвляющим напоминанием только что рассуждавшему о новом мировом порядке советскому лидеру о том, что он не в состоянии укротить хаос в собственной стране. Явно сконфуженный Горбачев попросил Черняева позвонить главе КГБ Крючкову и выяснить, что там произошло. Первой мыслью Черняева было предположение о намеренной провокации с целью подставить Горбачева в момент встречи с американцами. Даже много лет спустя истинные причины трагического инцидента остаются нераскрытыми. Литовцы возложили вину на советский ОМОН, но с таким же успехом это мог быть результат криминальных разборок вокруг незаконной торговли через границу между двумя республиками[903].
Буш с Горбачевым также обсудили распад Югославии. В этой стране нарастало военное противостояние между состоящей по большей части из сербов Югославской народной армией и провозгласившими независимость Словенией и Хорватией. Буш и Горбачев знали о намерении канцлера Германии Коля признать независимость этих республик. Горбачев был против этого — распад Югославии казался зеркальным отражением сепаратистских процессов в Советском Союзе. К примеру, говорил он, Белоруссия хочет вернуть себе территории, переданные Литве при перекройке границ после Второй мировой войны. А в восточных районах Эстонии проживало множество этнических русских и украинцев, которые могут возмутиться, если прибалтийские республики окончательно выйдут из СССР. Буш решил проявить сочувствие: «Мы понимаем ваши проблемы хотя бы из того, как Ельцин вел себя на вчерашнем приеме. Мы хотим… вам помочь»[904].
Вечером того же дня Горбачев и Буш подписали в Кремле Договор СНВ со всеми его объемистыми протоколами. В соответствии с ним советский стратегический арсенал должен быть сокращен на 35 процентов, а стратегические силы США — на 25. Буш добился давно поставленной им перед собой цели, и сама церемония произвела на него сильное впечатление.
«Идеализм не мертв, — писал он в своем дневнике, — и эти существенные сокращения проклятых межконтинентальных баллистических ракет дело, безусловно, очень хорошее»[905]. Однако с советской стороны торжество было сильно омрачено внутренним кризисом. Во время церемонии подписания Палажченко наклонился к помощнику Бейкера Деннису Россу и прошептал: «Если бы только конфликты и напряжение у нас в стране можно было бы разрешить так же легко и гладко, как наши проблемы с внешним миром»