против чрезвычайного положения, по меньшей мере, против введения его до подписания Союзного договора. В одном из долгосрочных сценариев, которые они описали, указывалась возможность контрпереворота «слева», с последствиями, подобными тем, что имели место в Венгрии в 1956-м или в Румынии в 1989 году. В любом случае, пришли к выводу аналитики КГБ, для восстановления стабильности в стране необходимы договоренности с республиканскими лидерами[947].
14 августа Крючков начал действовать вопреки рекомендациям своих аналитиков. «Руководство страны приняло решение ввести режим чрезвычайного положения, — информировал он своих подчиненных. — После подписания Союзного договора осуществить это будет уже слишком поздно». Не очень ясно, что подтолкнуло Крючкова. 17 августа шеф КГБ организовал еще одну секретную встречу на том же объекте АБЦ. На этот раз «банда четырех» решила создать Государственный комитет по чрезвычайному положению, сокращенно ГКЧП. Менее неуклюжее название придумать никому не удалось. На этот раз Язов привез с собой двух подчиненных — командующего сухопутными войсками генерала Валентина Варенникова и командующего Воздушно-десантными войсками и заместителя министра обороны генерала Владислава Ачалова. Оба возглавляли советскую военную операцию в Афганистане, и оба были жесткими противниками политики Горбачева. Варенников принимал участие в Параде Победы на Красной площади в июне 1945 года. Прочтя в газете текст Союзного договора, он якобы воскликнул: «Это не договор, это смертный приговор!»[948]
Еще одним важным участником встречи стал Валентин Павлов. В этот день, по его воспоминаниям, он собирался ехать на дачу одного из своих министров отмечать его день рождения. Уже в пути по секретной государственной связи ему позвонил Крючков и попросил изменить планы и заехать на рабочую встречу, которая займет «час, не больше». Павлов прибыл в комплекс АБЦ и оставался там до позднего вечера. Позднее Павлов рассказывал своему заместителю Щербакову, что, услышав Крючкова, он пришел в ужас. Глава КГБ сообщил, что «демократы» готовят свержение правительства и остановить их может только введение чрезвычайного положения. Трудно предположить, что Павлов до этого ничего не знал о заговоре. Почему искушенный и проницательный премьер-министр решил поверить состряпанным Крючковым невероятным россказням? По всей видимости, потому что какой бы то ни было другой причины ввести чрезвычайное положение в тихий и спокойный сезон летних отпусков не было, а Павлову хотелось отменить Союзный договор, грозивший лишить центральное правительство возможности контролировать и управлять советской экономической системой и финансами. В своих мемуарах он, однако, пишет, что ГКЧП не намеревался устранить Горбачева силой. Главная причина такого нежелания заключалась в банкротстве СССР. «В тот период без Горбачева Советскому Союзу или его осколкам никто не предоставил бы ни цента кредита, — вспоминал он позднее. — Но, если бы Горбачева отстранили от власти, западный мир устроил бы Советскому Союзу настоящую блокаду. Насильственное устранение президента Горбачева в то время было бы равносильно полной международной изоляции, это же все прекрасно понимали!» Такие противоречивые убеждения Павлова определили его странное поведение два дня спустя[949].
Заговорщики обсуждали, каким образом придать своим действиям видимость конституционности. Они рассчитывали, что Председатель Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов присоединится к ним и созовет Съезд народных депутатов для избрания нового Президента Советского Союза вместо Горбачева. Лукьянов был для этой должности самым подходящим кандидатом. Во время встречи он был в отпуске на Валдае, в 400 километрах от Москвы. Язов предложил отправить за ним военный вертолет и убедить присоединиться к заговору. Никто, впрочем, не мог точно предвидеть, как именно отреагирует на это Лукьянов, — он был хитрый и изворотливый политик, к тому же близким к Горбачевым[950].
Именно Крючков выступил с предложением послать в Форос делегацию для переговоров с Горбачевым. С какой целью? Болдин так обозначил ее в своих воспоминаниях: заставить Горбачева утвердить введение чрезвычайного положения или же изолировать его[951]. Глава КГБ понимал, что Бакланов, Павлов и Язов не были готовы к решительным действиям без санкции советского лидера. Поездка в Крым придавала всей акции подобие законности, давала надежду на то, что Горбачев уступит давлению. Было решено, что Крючков и Язов останутся в Москве для подготовки, а Бакланов, Болдин и Шенин в сопровождении генерала Варенникова отправятся в Крым для встречи с Горбачевым. Все понимали, что готовят для него неприятный сюрприз. Взглянув на Болдина, Язов съязвил: «И ты, Брут?» В 13.02 18 августа военный самолет Ту-154 с группой переговорщиков на борту вылетел из Москвы в Крым. Генерал Варенников отдал летчикам приказ — самолет теперь стал как бы его «командным центром». После встречи с Горбачевым Варенников планировал лететь в Киев, чтобы обеспечить контроль над Украиной[952].
В самолете Шенин показал Варенникову документ, который вез на подпись Горбачеву: Президент СССР должен временно передать власть вице-президенту Янаеву «на время болезни». Также на борту самолета был генерал КГБ Юрий Плеханов, начальник Девятого управления, обеспечивавшего безопасность высшего политического руководства. На подлете к Крыму Плеханов позвонил сотрудникам КГБ, ведавшим правительственной связью на вилле Горбачева, и приказал в 16.30 отключить все имеющиеся в распоряжении Горбачева средства связи. Самолет приземлился на аэродроме Бельбек, и после короткого обеда автомобильный кортеж в сопровождении вооруженной охраны КГБ на полной скорости помчался к Форосу. По плану прибыть в «Зарю» они должны были ровно в полпятого[953].
Горбачев работал над речью для церемонии подписания Договора. Он распорядился подготовить все для вылета в Москву следующим утром. Затем позвонил Шахназарову, который, как и Черняев, находился на соседнем курорте: «Вы готовы лететь со мной в Москву? Мы вернемся через два-три дня, и у вас еще будет время поплавать». Шахназаров подтвердил готовность и справился о здоровье Горбачева — тремя днями ранее во время горной прогулки с Раисой у президента обострился радикулит, случился прострел в пояснице. «Все в порядке, я в норме», — ответил Горбачев и повесил трубку. Через несколько минут начальник личной службы безопасности президента генерал-майор Владимир Медведев зашел к Горбачеву с новостью. Выглядел он сконфуженно — охранники КГБ только что пропустили на территорию виллы группу посетителей, не получив на это разрешение Горбачева[954].
Первой реакцией Горбачева было позвонить Крючкову, но телефон не работал. Сотрудники центра связи КГБ в Мухалатке, в 18 километрах от «Зари», отключили все восемь линий коммуникаций, ведущих к даче Горбачева. Пять телефонов на столе Горбачева — начиная с телефона местной связи и заканчивая «красным» спутниковым для соединения с Министерством обороны, были мертвы. Самый могущественный человек в стране, главнокомандующий вооруженными силами СССР, в распоряжении которого находилась ядерная кнопка, по приказу Крючкова был отрезан от страны и мира. Горбачев ринулся к жене, обнаружил ее в одиночестве за чтением газет. «Произошло что-то тяжкое, может быть, страшное, — сказал он. — Требуют встречи со мной… Все телефоны отключены. Ты понимаешь?! Это изоляция! Значит, заговор? Арест?» Горбачев провел потрясенную Раису в спальню. Может быть, он решил, что это самое безопасное место для разговора без прослушки. Потом сказал: «Ни на какие авантюры, ни на какие сделки я не пойду. Не поддамся ни на какие угрозы, шантаж». Помолчал. Добавил: «Но нам все это может обойтись дорого. Всем, всей семье». Раиса ответила: «Решение ты должен принять сам, а я буду с тобой, что бы ни случилось»[955].
Выйдя к приехавшим, Горбачев спросил: «Кого вы представляете? От чьего имени говорите?» По их путаным ответам советский лидер быстро понял, что избавляться от него заговорщики не желают. Наоборот, они хотят, чтобы он отменил Союзный договор и созвал Верховный Совет, одним словом, стремятся избежать впечатления об организованном ими заговоре. Горбачев впоследствии утверждал, что его позиция с самого начала была категорически однозначной — никаких разговоров о чрезвычайном положении. Ошибка, однако, заключалась в том, что он позволил затянуть разговор, вылившийся в длившуюся почти час перепалку. Он объяснял, что хотел заставить своих подчиненных отступить, «как это уже не раз мне удавалось». Тогда же его способность гипнотизировать собеседников словами не сработала, но оставила место для конспирологических теорий, преследовавших Горбачева в течение многих лет. В конечном счете подписывать что бы то ни было советский лидер отказался. «Тогда подайте в отставку», — выразил всеобщее настроение Варенников. Горбачев ответил резко, матерно. Прощаясь, он якобы проводил их словами: «Черт с вами, валяйте, действуйте. Но все равно это вам не удастся». Эту фразу можно интерпретировать по-всякому. После ухода заговорщиков Горбачев почувствовал облегчение: худшего не произошло. Раиса и члены его семьи были по-прежнему в безопасности. Черняев, пришедший к Горбачеву через час после встречи, увидел его улыбающимся[956].
Заговорщики оставили Горбачева без связи и в полной изоляции. По приказу Крючкова охраняющие дачный комплекс 500 сотрудников КГБ и морских пехотинцев обеспечивали де-факто домашний арест президента на все время путча. Только пятеро офицеров КГБ из личной охраны Горбачева не подчинились приказу и пообещали защищать президента и его семью до конца. Их решение ни на что не повлияло бы, решись заговорщики на самом деле избавиться от Горбачева. На вилле в это время — без возможности ее покинуть — находились помощник Горбачева Анатолий Черняев, стенографистка Ольга Ланина, рабочие бассейна, горничные, повара, садовники, кладовщики, кухонные рабочие, водители и даже курьеры КГБ, оказавшиеся там в момент блокады.