– Вспомнила!
– Ну?
Изольда ощутила страх. Даже не просто страх, а леденящий душу ужас, когда непонятная тяжесть сжимает грудь, потеют ладони, а сердце начинает биться словно через силу.
– Вспомнила, – теперь и она смотрела на окно. – Я предложила Марину… предложила устроить скандал. Я сказала, что он может отомстить тем, что запрет тут кого-нибудь из студентов. Кого-то из тех, кто пользуется этим окном, как запасным входом-выходом. Просто задержать тут до тех пор, пока…Пока жертвы не будут найдены… здесь. Ох! Я еще сказала, что мне не важно, сколько будет жертв! Что главное, чтобы Колледжу было плохо, чтобы был скандал, когда их тут… обнаружат!
Она наткнулась на холодный взгляд и замолчала.
– Ну, ты и… Ты хоть понимаешь, что натворила? Такие слова вообще нельзя произносить в закрытом пространстве! Это же замкнутый контур! И ты даже не позаботилась о том, чтобы сделать себе путь отступления!
– Я же не знала!
– Не знала! Потому, что не училась на некромантку! Твое мелкое бытовое волшебство… Вот дура!
И «пра Добраш» выругался. Долго, со вкусом и расстановкой. Он ругался так долго, что Изольда несколько раз порывалась сделать замечания, что такое прилично произносить только пьяной солдатне, а вовсе не…таким, как они. Но всякий раз, стоило ей открыть рот, как на нее обрушивался очередной поток брани, и в конце концов, девушка замолчала. Отвернувшись, она скорчилась на полу, сжавшись в комок и обхватив себя руками.
Перебрав весь свой запас ругательств, экзорцист напоследок саданул кулаком по стене.
– Итак, мы в ловушке. Выхода нет. Выбить окно? Сомневаюсь, что Марин даст нам это сделать. Позвать на помощь? Сомневаюсь тоже, что он позволит каким бы то ни было звукам проникнуть сквозь стены. Значит, остается только одно. Ждать.
– Чего? – всхлипнула Изольда, не оборачиваясь.
– Пока сюда не попадется кто-то еще. Тогда нас начнут искать.
– И все? – девушка выпрямилась.
– А что ты предлагаешь? Ты свою лепту уже внесла… блондинка! Мне казалось, что это только слухи, что светловолосые девушки непроходимо тупы, но оказывается, в этом есть даже не доля, а целиком правда, без примесей! Вы не тупые! Вы идиотки!
И поток ругательств возобновился с новой силой.
– Они его отпустили!
Хлопок распахнутой двери был словно восклицательный знак. Аудитория вздрогнула, как один человек. Стоявший на кафедре лектор медленно обернулся.
– Потрудитесь объяснить две вещи, слушатель фон Лютц, – промолвил он с угрожающим спокойствием. – Во-первых, почему вы отсутствуете на лекции, а во-вторых, чем вызвана ваша реплика? Что такого могло случиться, из-за чего вы позволяете не только игнорировать учебный процесс, но и мешать учиться другим?
Арчибальд фон Лютц застыл на пороге. Лицо его пошло красными пятнами.
– Но ваша мудрость, – воскликнул он, – ведь только что отпустили Рихарда Вагнера! Я сам видел! Я был на Лобной площади и наблюдал за тем, как с него снимали кандалы…
– И отлично, – кивнул лектор. – Следовательно, молодой человек уже отбыл свое наказание…
– Но его осудили на трое суток, а он провел у позорного столба всего одни! – чуть не взвыл Арчибальд. – И потом его должны были изгнать из города плетьми. Но вместо того посадили в карету и увезли. Изгнанников так не провожают! Более того, я потом проследил за каретой и заметил, что к ней присоединилась карета его сиятельства герцога Ноншмантаня.
– И что тут такого? – лектор был само спокойствие.
– Как – «что»? – богослова душила злость и досада. – Это значит, что они заодно! Герцог и некромант!
Глаза лектора сверкнули.
– Осторожнее в выражениях, слушатель фон Лютц! – воскликнул он. – Ваши речи отдают ересью и оскорблением его сиятельства! Любой из здесь присутствующих, – последовал широкий жест в сторону остальных слушателей, – может донести на вас и будет совершенно прав! Так вести себя нельзя!
– Но Рихард Вагнер…
– Вам до него не должно быть никакого дела. Вас должна волновать пропущенная вами одна лекция и срыв занятий на второй! Я бы мог назначить вам покаяние, но ограничусь только устным замечанием и советом остаток дня провести в посте и молитве, размышляя о таких материях, как грех, опрометчивые поступки и оценочные суждения. Вы – будущий инквизитор, – лектор обернулся к аудитории и продолжал беседу «на два фронта», – а инквизиторам, как никому другому, необходимо уметь держать себя в руках и быть внимательным и разумным, дабы не преступить закона и, проводя следствие, арестовать настоящего преступника. Но даже когда злодей арестован и началась череда допросов, инквизитору необходимо сохранять ясный ум, хладнокровие и выдержку. Вы пока не продемонстрировали ни того, ни другого, ни третьего. Вы позволяете своим эмоциям управлять вами. А надо бы наоборот. Посему вот вам мое наказание. Вы немедленно покинете аудиторию, отправитесь в часовню и остаток дня проведете там, в размышлениях о том, что есть добро, а что – зло. Я побеседую с вами завтра утром… если к тому времени ваш разум прояснится, и вы поймете, что на одних эмоциях далеко не уедешь. Ступайте!
Указующий перст буквально упирался в дверь. Пришлось подчиниться.
Арчибальд фон Лютц чувствовал себя оплеванным. Его душила злоба. Рихард Вагнер был его личным врагом вот уже несколько лет. И дело было не только в традициях – Колледж Некромагии враждовал с Университетом богословия практически со дня основания. Ибо из одних стен выходили инквизиторы, а из других – те, на кого они охотились. Считалось хорошим тоном избрать себе личного врага, чтобы в своей ненависти не быть голословным. С Рихардом Вагнером они повздорили на одном из городских праздников – разбитная девчонка, причина их спора, громко заявила, что отправился за студиозусом, хоть на край света, потому как бордоворясые* ее пугают.
(*У инквизиторов и их учеников рясы темно-бордового цвета, иногда с красной отделкой.)
С тех пор Арчибальд фон Лютц ненавидел Рихарда Вагнера. И последние события только усилили его ненависть. Будущий некромант был отпущен! Его наверняка простили! Изгнание из города кнутами отменялось. Было, от чего прийти в отчаяние.
Его однокурсники, как ни в чем не бывало, продолжали ходить на занятия. То ли смирились, то ли ждали указаний свыше. Но он так не мог. Минувшие сутки будущий богослов провел, как в тумане. Казалось, что жизнь кончена. Как потерянный, он бродил по дорожкам сада, и не знал, чем себя занять.
– Слушатель фон Лютц! Вы что, не слышите, как вас зовут? – его кто-то весьма непочтительно схватил за край рясы.
Арчибальд вытаращился на запыхавшегося секретаря ректора, еще молодого, но какого-то усталого, изможденного.
– Пра ректор послал меня за вами, – произнес секретарь. – Это срочно!
Арчибальд послушно кивнул – не подчиниться приказу пра Святомира Гордича он не мог.
Седовласый пра ректор ждал его в своем кабинете, сидя сбоку от стола, в кресле и тихо барабаня пальцами по столешнице. Стол был завален бумагами, среди них попадались пучки каких-то трав, несколько шкатулок, туго набитый полотняный мешочек, несколько безделушек и трехгранный стилет.
– Слушатель фон Лютц, – ректор важно качнул головой. – Я посылал за вами.
Арчибальд приблизился, преклонил колено и почтительно поцеловал массивный перстень на протянутой для приветствия руке:
– Я весь внимание, пра…
– Вы знаете, что произошло вчера, – это был не вопрос, а утверждение. – На Лобной площади. Вы там присутствовали…
– Да, пра ректор. Они, – будущий инквизитор сжал кулаки, выпрямляясь, – они его отпустили. В нарушение всех законов. Они…
– Они были в своем праве, и не вам осуждать чужие поступки, – перебил Святомир Гордич. – И не вам осуждать чужие проступки. Тем более, что вы самовольно покинули территорию Университета, хотя я отдал распоряжение, согласно которому все слушатели могут выходить за ворота только с моего письменного разрешения.
– Простите, – выпалил Арчибальд, снова опускаясь на колено. – Я… когда мне сказал об этом Клаус, я…просто не мог сдержаться. Я допустил ошибку…Простите!
Он покаянно склонил голову.
– Рад слышать, что вы признаете свою ошибку, – помолчав, произнес пра Святомир. – Но ошибки мало признавать – их надо исправлять. Вы согласны со мной?
– Да.
– И вы, слушатель фон Лютц, готовы взять на себя это трудное и опасное дело?
– Да.
– Они допустили серьезную ошибку, – ректор говорил спокойно, не глядя на собеседника. – Они решили, что им все дозволено… Эти некроманты… они слишком много о себе возомнили, не так ли?
– Да, пра ректор, – воскликнул Арчибальд. – Они… нарушители закона, убийцы и…преступники! И я не понимаю того странного милосердия, которое проявляет к ним его светлость герцог Ноншмантань!
– Это не милосердие, это ослепление, сын мой, – покачал седой головой ректор. – Надо принять во внимание, что у его сиятельства случилось недавно большое горе – пропал без вести единственный сын и наследник имени и титула, Валентин Ноншмантань-младший. Следов юноши никто не мог обнаружить. Поиски результатов не дали, хотя все слуги герцога подняты на ноги. В отчаянии его сиятельство решил обратиться к некромантам… сам не понимая, какую ошибку совершает…
– Доверившись слугам Темных Сил? – подхватил Арчибальд.
– Простительное заблуждение, сын мой. Простительное для потерявшего голову отца. Он совершает ошибку, столь лояльно относясь к некромантам. И – увы! – слишком поздно поймет, сколь глубоко его заблуждение.
– Ему… никто не поможет?
– Более того, – улыбка мелькнула на губах ректора, – более того, сын мой… Своих врагов он считает друзьями. Но придет день и час, когда его сиятельство горько раскается в своих заблуждениях. Вы меня понимаете?
Арчибальд кивнул:
– Вполне.
– Мы – верные слуги короны. Мы – вы! – будущие инквизиторы, вы обязаны стоять на страже закона! И наш долг – вовремя остановить зарвавшихся некромантов. Мы слишком долго их терпели. Настает пора действовать. Вы готовы действовать, слушатель фон Лютц?