Смерть. Ну вот и все. Мы больше не вместе. Твоя игра закончилась.
– Женя, Женечка… – Нинель приподняла руку, камешки соскользнули с ее плеча. – Мальчик мой, – рука потянулась к нему.
Ловко, одним движением, он выхватил из-под диванной подушки пистолет, приставил к ее лбу и выстрелил.
Вот теперь действительно все. Игру мы закончили.
Тело задергалось в конвульсиях. Зеленые драгоценные звездочки пришли в движение, скатились со своих мест, посыпались на диван и пол.
Ну хватит, хватит, успокойся. Пора уже угомониться, затихнуть. Тише, тише, тише, тс-с. Как долго длится твой смертный экстаз. Твой любовный экстаз всегда длился долго. Ну все, ну все, хватит наконец!
Затихла.
Женя сгреб изумруды. Пересчитал, ссыпал в мешочек. Оделся. Принес Нинины вещи из той, другой, комнаты – коричневый строгий английский костюм, коричневую, в тон, блузку, белье.
Одеть труп оказалось очень трудно, особенно намучился он с колготками, которые все перекручивались и никак не хотели натягиваться ровно. К тому же Женя боялся их порвать – рваные колготки у жены богатого бизнесмена сразу же вызовут подозрение. Было неприятно прикасаться к ее коже, все еще теплой, но ставшей вдруг какой-то фальшивой, тошнотворно рыхлой и шершавой.
Но в конце концов с одеждой он справился. Положил Нинель снова на диван, придал ее телу естественную позу. Протер рукоятку пистолета и вложил его в мертвую Нинину руку. Выключил обогреватель и вышел из спальни, предварительно протерев и ручку двери и вилку обогревателя.
В большой комнате, столовой-гостиной, Женя оставил только початую бутылку шнапса, один стакан и немного фруктов, все остальное сгреб в большой полиэтиленовый пакет. Отключил и здесь обогреватель и все, к чему прикасался, протер платком. Затем осмотрел, не осталось ли еще каких-нибудь следов его пребывания, и вышел из дому.
На улице было все так же пусто и тихо. Маленький ветхий домишко стоял совершенно на отшибе – Нина умела выбрать идеальное место для убийства.
Женя открыл калитку и оглянулся на дом.
Прощай, Ниночка, моя любимая, моя старая, потрепанная девочка, проигравшая в этой последней игре. В этой избушке на курьих ножках тебя не скоро найдут. Ты успеешь еще больше состариться. Но что поделаешь, таковы правила игры. Ты сама ее затеяла – ты проиграла.
Женя прошел сквозь лесок, перешел улицу, завернул за угол, где стоял его джип. В машине было холодно, совсем как в доме, когда они только туда вошли. Он включил печку, подышал на замерзшие руки, согревая их дыханием, и поехал в центр города.
Глава 5
Они никогда его не найдут. Даже искать бессмысленно. Что толку задавать ей дурацкие вопросы, тыкать под нос фотографию, если они все равно его не найдут? Нинель, Миша и его убийца. Да, это та самая фотография, которую ей показывал Игорь у Вадима. Да, это тот самый человек, который… Частный детектив Ренат? Племянник Мишиной жены Сергей? Подневольный киллер Женя? Как легко и просто он меняет свои облики. Они не смогут его найти.
– Успокойтесь, Катя, и постарайтесь сосредоточиться. – Володя положил ей руку на плечо, слегка сжал. – Мы найдем его обязательно, только вы вспомните.
Господи, какой он наивный. Наивный и глупый. Как будто от того, вспомнит ли она какую-то никому не нужную деталь, может все измениться. Они опоздали, и теперь совершенно бессмысленно что-либо предпринимать.
– Ну не надо, не надо плакать. Мы отвезем вас домой. Пойдемте.
А она и не плачет. Что толку плакать, если они все равно не смогут его найти? Что толку куда-то ехать, если Миши больше нет, действительно, окончательно нет. Они опоздали. Нет, дело не в том. Она сбежала, предала Мишу, а он, этот то ли Ренат, то ли Женя, его убил. Если бы она осталась… Тогда он убил бы их вместе. Скорее всего так.
Лучше бы он убил их вместе. Это было бы справедливо и правильно. И… не было бы ей никакого дела, найдут его или нет. И до Вадима не было бы дела. И до Миши. Зачем, зачем она сбежала?
– Ну пойдемте, пойдемте. Не надо сидеть на снегу, простудитесь.
Они никогда его не найдут. Кем на этот раз он прикинется? Когда-то, во времена своей киллерской молодости, он был даже таджиком Рустамом. На фотографии, где они втроем и где он Сергей, волосы у него почти светлые, и ему лет двадцать, не больше. У Рената волосы черные, выглядит на все тридцать, хоть и прошло пять лет. Узнать его можно, очень даже можно, но ведь сейчас он почти и не маскировался. А если решит изменить внешность кардинально? У него это так хорошо получается. Предстанет в образе какого-нибудь сорокалетнего негра Джонни, и… И они его никогда не найдут.
– Вот опять вы сели на снег. Совсем же немного осталось. Ну, вставайте, пойдемте.
– Правда, Катюша, возьми себя в руки.
Гаврилов. Когда он подошел? Или все время был с ней? Нет, его не было. А впрочем, это совершенно не важно.
– Ну что же ты так расклеилась? Садись в машину. Скоро поедем. Эксперты должны уже вот-вот прибыть. Володя останется здесь, а я тебя отвезу.
Что толку? Что толку? Нет смысла ее куда-то везти, нет смысла им здесь оставаться. Дурацкая у них, у ментов, работа, всегда-то они опаздывают. И потом, уже после того, как исправить ничего невозможно, развивают деятельность, бессмысленную и никому не нужную. Ну кому и для чего нужны сейчас эти их эксперты? Зачем они нужны? Констатировать смерть? Да она и сама им может сказать, что смерть…
– Едут. Наконец-то. Посиди здесь, я их встречу.
Побежал. Машет руками. Ну чего он так суетится? Был бы толк от его суеты. Эксперты выгружаются или кто там еще? На двух машинах приехали. Констатировать смерть. Стервятники. Налетели.
Что ж, это их работа. Не было бы смерти, не было бы у них дела.
А Гаврилов-то как доволен. Разливается соловьем. Не слышно слов, одни жесты, но и так понятно, о чем идет речь. Смеется. Чему он смеется? Потирает руки. Хлопнул по плечу толстого усатого милиционера. Чем это он его так обрадовал?
Назад возвращается с толстым, усатым.
– Ну вот, Катюша, все очень хорошо разрешилось. Геннадий приехал на своей легковушке и готов любезно нам с тобой ее предоставить. А то я уж и не знал, что делать. Пойдем, я тебя отвезу.
Открыл дверь, помог выбраться из машины. Под руку подхватил и повел. Через гущу экспертов или как их там?
– Минут через сорок приеду. Только ее отвезу и вернусь.
– Да уж, смотри не задерживайся.
Смеются. Полное непочтение к смерти, которая их кормит. Полное неуважение к пострадавшим от смерти, которые им дают работу.
– А я бы задержался на твоем месте. С та-кой девушкой, – смеется усатый, толстый. – Я бы с ней у-ух как задержался.
– Не обращай внимания, Катенька. – Гаврилов наклонился к самому ее уху. – Менты, все равно что солдатня из казармы. Вообще они ребята хорошие. Просто неотесанные. Ну давай, забирайся в машину. Где тебе удобней? На переднем? На заднем? – Гаврилов распахнул обе дверцы, предлагая выбрать. Зачем он мучает ее выбором? Откуда ей знать, что лучше? Все равно, все равно. Но только теперь непонятно, в какую дверь входить.
А они стоят и курят, все разом, как один многотрубный паровоз, и смеются, смеются. Нет, вряд ли все они эксперты. Наверное, часть из них группа поддержки. Нет, группа поддержки бывает у участников конкурса. Да, кажется, так. Она никогда не выступала ни в одном конкурсе. Даже в школе. Да и смешно было бы ей в них выступать. Что там делать? Стихи читать, что ли? Глупо, глупо. И бессмысленно.
– Ну, давай, Катюша, чего ты топчешься? Заходи.
Захлопнул заднюю дверцу, догадался, что выбрать она не может. Что ж, значит, в переднюю.
Катя забралась на переднее сиденье, отвернулась к окну. Гаврилов переговорил о чем-то вполголоса с усатым и толстым, и они поехали. Усатый помахал им рукой.
Снова лес с двух сторон – сосны, сосны, голые высоченные стволы, как столбы. Как глупо было думать, что в лесу ее не найдут, если устроят погоню. Весь лес просматривается насквозь, как тут можно не найти?
Это его не найдут. Потому что… просто потому что найти такого, как он, в принципе невозможно.
Его не найдут и Вадима не выпустят. Он, наверное, уже дал показания, что убийца он. Да его и искать не будут. Зачем кого-то искать, если убийца пойман?
Хотя… Даже менты должны догадаться, что Мишу Вадим убить не мог, а Павел лично к Вадиму никакого отношения не имел. Тут уж, как ни крути, а искать Рената придется.
Вот здесь она лежала на снегу. Даже следы остались. Надо же, как далеко прошла. Если бы такси не попалось, до сих пор, наверное, шла бы. Повезло, повезло.
Впрочем, какая разница? Они все равно опоздали.
Гаврилов-то какой озабоченный вид на себя напустил. Хмурится, бормочет что-то себе под нос. Но, кажется, рад, что все так получилось. Рад, что Мишу уже окончательно… Думает, что, раз так, ничто теперь не помешает ей с Вадимом вновь соединиться. А еще думает: бедная ты девочка, бедная глупая дурочка. Может быть, это-то и бормочет. Или что-нибудь в этом роде. Искренне жалеет, но рад, ужасно рад. И за нее, и за Вадима. Что его выпустят, Гаврилов не сомневается, это друг его Володька сомневается, потому что хоть немного поумнее, хотя тоже наивный и глупый.
Пост ГАИ. Сколько же можно проезжать этот чертов пост?
Улицы, улицы. Грязный снег на дорогах, голые, бесснежные деревья, как метлы дворников.
Скорей бы доехать. А народ-то вон, повылезал, проспался к вечеру. Теперь друг к другу в гости потянутся. Как же, праздник! Новый год, черт его подери!
А Гаврилова-то с Володей чуть не из-за праздничного стола вытянули. И их ребят тоже. И экспертов этих многочисленных. Вот, наверное, они проклинают ее. Вместе с Мишенькой – трупом и пропащим его убийцей, которого и найти-то не представляется возможным.
Въезжают во двор. Надо же, уже и приехали. Интересно, где Гаврилов остановит машину? Наверняка на том же месте, где стоял Мишин «мерс», а потом джип Рената. Притягивает их всех это место, словно медом помазано. И чем, собственно, притягивает? Место как место, весь двор состоит из подобных.