Если Флоренция в начале XVI века была главным оплотом Медичи, то при жизни Вазари в сферу их интересов входила вся Тоскана. Как только один из Медичи садился на папский престол, все остальные члены клана могли рассчитывать на богатство и благосклонность. Но они не были настолько опрометчивы, чтобы целиком и полностью полагаться на судьбу. В XV и XVI веках Италия фактически представляла собой скопление враждующих городов-государств. Объединиться в одно национальное государство они смогли только в 1861 году. Феодальные династии, возглавляемые полководцами, продолжали править городами и территориями и в XVII веке: семья Гонзаго в Мантуе, семья д’Эсте в Ферраре, Сфорца и Висконти в Милане, Малатеста в Римини, Монтефельтро в Урбине, Дориа в Генуе, Медичи во Флоренции, Петруччи в Сиене, Вителли в Читта-ди-Кастелло, Мондалески и Фарнезе в Орвието. Все эти династические фамилии воевали друг с другом, заключали браки, создавали союзы между собой, с великими монархиями Франции и Испании и с императором Священной Римской империи. Поскольку служба в армии, il mestiere delle armi, считалась высшим призванием аристократа, Италия эпохи Возрождения страдала от переизбытка полководцев, которые часто заказывали себе прекрасные произведения искусства, но чье влияние на общество было почти полностью разрушительным.
В XV веке Медичи начали перевоплощаться из банкиров в полководцы, но за свое высокомерие были в конце концов изгнаны из Флоренции на период с 1504 по 1513 год. Однако благодаря папам Льву Х и Клименту VII Флоренция и Медичи снова оказались неразделимы. В этот раз они осознали, насколько близко их династия связана с церковью и Римом, городом, который Лев и Климент сделали столицей мирового христианства — и в публичных мессах, и в искусстве, и в музыке, и в литературе.
К этому времени, то есть в начале XVI века, Флоренция под управлением Медичи уже более столетия оставалась могущественным и влиятельным центром культуры. Но город, в котором было невероятно много талантливых творцов, художников, писателей, мыслителей, по-прежнему ютился на окруженной стеной территории размером не больше деревни. В 1500 году население Флоренции насчитывало около шестидесяти тысяч человек, что само по себе о многом говорит. Сегодня территория города составляет 103 кв. км, но в те дни он был намного более компактным. Именно благодаря богатству и хорошему вкусу покровителей города — семьи Медичи — Флоренция стала точкой притяжения для большинства талантливых художников Италии и даже Европы. Но и сегодня, блуждая по улицам города, население которого выросло до трехсот тысяч постоянных жителей (и миллиона туристов каждый год), вы можете почувствовать, как он на самом деле мал. Небольшая территория тоже была предметом патриотической гордости Медичи и символизировала любимого библейского персонажа этой династии — Давида, многочисленные статуи которого (от Донателло, Верроккьо и, конечно же, Микеланджело) предупреждали знатных гостей о том, что маленький город, как Давид, готов принять вызов от любого соседа-Голиафа, который слишком много о себе возомнил. Как и Давид, Медичи были тонкими политиками. Получив благодаря двум идущим друг за другом папам власть над казной и мощное покровительство, они искренне считали себя не просто властителями Тосканы, а игроками на общеевропейской сцене.
Таким образом, Медичи и их советники стали смотреть на свои земли иначе, чем в XV веке. Теперь это больше походило на взгляд властителей национального государства, которые видят его с точки зрения всей истории человечества. Похожие политические идеи приходили в голову и еще одному человеку, которого герцог Джулиано Медичи выгнал в 1513 году из Флоренции, — Никколо Макиавелли, бывшему члену городского правительства, который жил теперь в изгнании, за пределами Флоренции, на своей вилле в Сан-Кашано, и проводил время за чтением и написанием книг. Таким был мир, в который в 1524 году вошел Джорджо Вазари, невероятно везучий юноша, готовый тяжело трудиться, чтобы пробиться наверх.
Поскольку он не был ни пажом, ни аристократом и поэтому не мог жить в палаццо Медичи на виа Ларга, юного Вазари поместили в дом состоятельного флорентийского семейства, близко связанного с Медичи, — Веспуччи (в этой семье родился и Америго Веспуччи, человек, в честь которого была названа Америка).
«Так Джорджо и поселили в доме родосского рыцаря мессера Никколо Веспуччи, проживавшего у входа на мост Понте-Веккьо, как раз над церковью Гроба Господня, и пристроили к Микеланджело Буонарроти… Между тем Вазари не бросал своих литературных занятий, ежедневно по два часа по распоряжению кардинала пребывая в обществе Ипполито и Алессандро деи Медичи под наблюдением Пьерио Валериано, их учителя и знатока своего дела»[63].
Больница при церкви Гроба Господня, где жил мальчик Вазари, представляла собой внушительную постройку XIV века, стоявшую у входа в Понте-Веккьо, на другой стороне реки Арно[64]. Орден рыцарей-госпитальеров святого Иоанна Иерусалимского и Родосского был основан во времена крестовых походов и позже превратился в Мальтийский орден[65]. Никколо Веспуччи и его соратники, подобно рыцарям ордена, приняли монашеские обеты и хранили целибат. В результате Джорджо жил в дормитории (общежитии) высшего класса, а остальную часть дня проводил либо в мастерской Микеланджело, либо в классной комнате вместе с Ипполито и Алессандро деи Медичи. И хотя Микеланджело и сам владел домами на виа Моцца, там, где сегодня находится дом Микеланджело в районе Санта-Кроче, большую часть времени он проводил на другом конце Флоренции, в палаццо Медичи и церкви Святого Лаврентия. Уроки с Ипполито и Алессандро проходили в палаццо Медичи на виа Ларга. Так что Джорджо ежедневно бодро шагал по живописному центру Флоренции от квартала Ольтрарно до виа Ларга, и похоже, что эта прогулка никогда его не утомляла.
Невозможно представить себе более вдохновляющих учителей, чем те двое, что учили Джорджо живописи и литературе. Сегодня Пьерио Валериано не так знаменит, как Микеланджело. Но в свое время он был исключительно популярным писателем, известным своим остроумием и эрудицией[66]. Вероятно, он нежно относился к молодому человеку из Ареццо, потому что тоже имел скромное происхождение. Урожденный Джампьетро Валериано Больцани из альпийского города Беллуно, он выучился читать только в возрасте пятнадцати лет. Но он быстро наверстал упущенное, получил степень в Падуанском университете и в 1509 году отправился на юг, в Рим. Там он стал служить при доме кардинала Джованни Медичи, будущего папы Льва Х. Пьерио Валериано — это псевдоним, который он взял себе в Риме. Он изменил свое имя Пьетро, чтобы оно напоминало Пиерию, греческую родину муз (район на севере Афин, где находится гора Геликон и прославленная в мифах Темпейская долина).
Лучшей работой Валериано стал тысячестраничный трактат о египетских иероглифах «Иероглифика, или Заметки о тайных буквах египтян». Это был первый справочник такого рода, полный, содержащий словарь и список современных иероглифов[67]. Формы, символы и слова завораживали Валериано, что удивительно для человека, который так поздно «расшифровал» знаки родного алфавита. Он взялся за хитроумную позднеантичную форму стихосложения — «затвердевшие», или «фигурные стихи», в которых слова на листе складываются в рисунок, отражающий содержание текста. К примеру, в 1549 году он написал стих «Пиерус» в форме груши, обыграв свое имя Пьетро, псевдоним Пиерио и латинское название груши pirus, а также воздав должное позднеантичному поэту Оптатиану, который специализировался на этих игривых комбинациях стиха и геометрии[68].
Кроме того, Валериано написал целую серию биографий под заглавием «О несчастной судьбе интеллектуалов» (De Literatorum Infelicitate)[69]. Но в 1523 году, когда он осел во Флоренции и стал учить детей Медичи и их юного друга из Ареццо тонкостям латинского и тосканского языков, все эти достижения были еще впереди. Как и его современников, Валериано чрезвычайно занимал так называемый языковой вопрос (la questione della lingua): может ли разговорное наречие достичь таких же вершин изящества, торжественности и выразительности, как классическая латынь? Во Флоренции ответ всегда был «да». Потому что флорентийцы эпохи Возрождения (и их потомки, которые и по сей день убеждены, что говорят на самом чистом и прекрасном итальянском) считали, что их родная речь и их отчетливое произношение происходят напрямую от языка этрусков, а не латинян. (Чтобы ещё раз похвастаться мифом о более древнем происхождении.) А также потому, что Данте, великий флорентийский поэт, написал свою «Божественную комедию» на тосканском наречии[70].
В пользу того, что Вазари был тут же «пристроен к Микеланджело», говорит его художественное мастерство. Во всей Флоренции не существовало более требовательного и более знаменитого учителя. Никакие рекомендации не заменили бы реальные умения Вазари. И никакой любящий отец или кардинал в его семье не смог бы заставить Микеланджело взять Вазари в свою мастерскую, если бы тот был бездарен. В свой пятьдесят один год Микеланджело всё еще мог разрубить мрамор быстрее, чем любой другой скульптор. Но, по истинно флорентийской традиции, любой проект он начинал с рисунка («Рисуй, Антонио, рисуй, Антонио, рисуй»).
Во времена Микеланджело процесс создания картины и скульптуры был разделен на две стадии: invenzione и disegno, два термина, часто используемые Вазари. Invenzione относится к той работе, которая происходит у художника в голове, прежде чем он начинает создавать физический объект. Это задумка, размышления о том, как бы сделать что-нибудь новое, интригующее, провокативное и прив