[73].
Жизнь ученика означала долгие дни в тесных помещениях мастерской, с дюжиной таких же учеников и подмастерьев. То, что Андреа дель Сарто заказали работу, не означало, что мастер напишет всё сам. Чем больше заплатили (или чем более высокопоставленным был заказчик), тем больше в картине присутствовала рука мастера. Но чаще он просто придумывал композицию и следил за исполнением, лично рисовал руки и лица, что считалось самой сложной задачей. А фон, неживые предметы, архитектуру, ткани, мебель — всё это обычно рисовали ученики или подмастерья на контракте. (Рафаэль был исключением: в некоторых его поздних картинах совершенно очевидно, что он сам писал фон, а фигуры оставил подмастерьям, которым доверял, например Джулио Романо). Независимо от качества работы художника, его терпения или умения руководить атмосфера в мастерской могла быть легкой или тяжелой:
«Андреа оставил после себя бесчисленное множество учеников, однако далеко не все получили одинаковую выучку под его руководством, ибо оставались они у него кто мало, а кто и больше, но вовсе не по его вине, а по вине его жены, которая, ни с кем из них не считаясь и властно всеми ими распоряжаясь, держала их в черном теле»[74].
Вазари был из тех художников, которые очень недолго могли мириться с Лукрецией. Вскорости его покровитель и одноклассник Ипполито организовал ему переход из мастерской дель Сарто в мастерскую к скульптору Баччо Бандинелли, фавориту Медичи. Близкий друг Вазари, ученик Андреа многообещающий Франческо Сальвиати перешел туда вместе с ним.
Глядя только на скульптуры Бандинелли, невозможно понять, почему в то время он пользовался успехом. Заказы ему приносило умение рисовать. Его подготовительные эскизы исключительны, они лучшие в своем роде. И всё же Вазари скоро стал презирать его. «Жизнеописание» Бандинелли наполнено такой злобой, что Вазари не решился опубликовать его в 1550 году, пока художник был еще жив. Ведь тот мог подать на него в суд за клевету или разыскать лично, с мечом в руке. В 1568 году, когда Бандинелли уже умер и был похоронен, Вазари наконец испустил весь тот яд, который держал в себе десятилетиями.
Бандинелли заслужил такую ненависть тем, что Вазари считал бесчестностью. Среди прочих проступков он обвиняет Баччо в том, что тот в 1512 году проник при помощи отмычки в палаццо Веккьо и разорвал на кусочки подготовительный картон «Битвы при Кашине» Микеланджело.
Но Вазари был не единственным современником Бандинелли, обвинявшим его в нечистоплотности. В своем письме Бальдассаре Турини (тосканский епископ, который управлял владениями Медичи в Риме) предупреждает кардинала Чибо, что «синьор Бандинелли»
«…понял, как иметь со всеми вами дело, так что он выжал из вас все деньги, которые только можно потратить на эти надгробия (надгробия пап Медичи в Римской церкви Санта-Мария-сопра-Минерва), и это позор, что ему заплатили 600 скуди за рельеф, который и за триста сделали бы намного лучше. Также ему заплатили 300 скуди за маленький рельеф, который и за 150 сделали бы лучше… Если бы Ваше Высокопреосвященство увидело всю его жадность и желание вытянуть побольше денег и то, какой шум он развел по поводу того, что делает эти фигуры и рельефы, неважно, плохие или хорошие, вы бы не поверили своим глазам. И это будет позором, если Ваше Высокопреосвященство позволит ему так с вами обращаться… (О)н настолько самоуверен и такой лжец, что заставит вас думать, как ему надо, все его слова — наглая ложь»[75].
Сильно сказано! Обвинение кого-либо в наглой лжи было ритуальной фразой, за которой следовал вызов. Во втором письме, в этот раз уже не кому-нибудь, а Козимо Медичи, заказчик работ Бандинелли Турини пишет о нем, что этот скульптор «настолько груб и жаден, что (он) больше думает о четырех монетах, которые получит с одной работы, чем о сотне герцогов»[76].
Вазари и большинство других художников при флорентийском дворе считали Бандинелли бессовестным льстецом, а его прибыльные заказы и почести — наградой за подобострастность, а не за его талант. (И это нечестное обвинение, потому что Бандинелли, как уже говорилось ранее, был превосходным рисовальщиком. Даже Вазари пришлось это признать[77]. Как писал Леонард Баркан, его статуи никогда не достигали того изящества и совершенства, которым отличались его эскизы[78].)
Кроме того, Бандинелли был по-настоящему верным человеком. Он поддерживал Медичи во время их изгнания из Флоренции, довольно сильно рискуя. Поэтому неудивительно, что они наградили его за верность, вернувшись к власти. Но неудивительно и то, что он настроил против себя всё осиное гнездо, которым был круг художников при дворе Медичи, начиная от Микеланджело и Челлини и заканчивая Вазари. Есть известные слова Челлини о «Геркулесе и Какусе» Бандинелли, которые стояли перед палаццо Веккьо, как раз напротив «Давида» Микеланджело (в 1873 году статую убрали, а сейчас там стоит копия): «Если Геркулеса побрить, то в его голове не останется места для мозгов»[79]. О лице героя Челлини высказался так: «Непонятно, кому принадлежит это лицо: мужчине или помеси льва и быка». А о рельефной мускулатуре на груди — так: «Она скопирована не с человека, а с мешка арбузов, прислоненного к стене». Затем дерзкий Челлини отчитал Бандинелли за то, что тот «нетерпеливо» перебил его, прежде чем он успел высмеять вторую скульптуру, Какуса.
Злобное описание Бандинелли у Вазари испортило репутацию бедного скульптора. Настолько разрушительной оказалась та кампания, которую развернул против своего почившего учителя бывший ученик, что даже через столетия историки искусства обходили Бандинелли стороной. Так, в важном учебнике Фредерика Харта 1976 года «Искусство: история живописи, скульптуры и архитектуры» (Art: A History of Painting, Sculpture, and Architecture; связь с Вазари заявлена уже в названии) Бандинелли вообще не присутствует в истории итальянского Возрождения. Но ведь он был главным скульптором во Флоренции при Медичи, автором многих знаменитых произведений, начиная от «Геркулеса и Какуса» напротив флорентийской ратуши, «Адама и Евы» из коллекции Медичи (сейчас скульптура находится в музее Барджелло) и заканчивая его собственным надгробием в церкви Сантиссима-Аннунциата.
Эндрю Лэдис показывает, как Вазари выстраивает дело против Бандинелли: «„Жизнеописание“ Бандинелли наполнено множеством достоверных фактов, потому что Вазари знал его лично. Но в то же время он умело опутывает историческую личность безжалостной обличительной риторикой, превращая Бандинелли в поразительный литературный конструкт, в негодяя, сравнимого по масштабу с Микеланджело, и человека, биография и искусство которого сочетались самым удивительным образом»[80].
Вазари, очевидно, угнетало то, что «Геркулес и Какус» понравились Медичи и даже подтолкнули их к тому, чтобы сделать Бандинелли официальным придворным скульптором. С точки зрения Джорджо то, что Бандинелли поставил «Геркулеса и Какуса» рядом с «Давидом» Микеланджело в 1534 году, было проявлением крайнего самомнения, тем более неприятным, что на скульптуру пошел камень, который Микеланджело еще двадцать лет назад зарезервировал для себя. Но Вазари приходилось проявлять осторожность со своей критикой. Обвиняя Бандинелли, он не должен был обидеть Козимо, их общего покровителя. Тем временем опрометчивый и самоуверенный донельзя Челлини, с его прямолинейностью ренессансного Хемингуэя, никогда не стеснялся в выражениях (и ему не раз случалось поплатиться за свою прямоту).
Вазари, будучи намного более осмотрительным человеком, все же нашел для «Геркулеса и Какуса» скудную похвалу, которую Эндрю Лэдис назвал «бархатной удавкой»[81].
«Но когда работа была открыта окончательно, те, кто мог ее оценить, всегда считали, что она была не только трудной, но и отлично сделанной в каждой ее части, фигура же Какуса отменно расположена. И, говоря по правде, сильно умаляет достоинства Геркулеса Баччо стоящий рядом Давид Микеланджело, гигант самый прекрасный из всех существующих и преисполненный изяществом и достойностью, в то время как манера Баччо совсем иная. Но если Геркулес Баччо будет рассмотрен сам по себе, он заслужит лишь самую высшую оценку, тем более если принять во внимание, что многие скульпторы пытались с тех пор создавать большие статуи, но никто из них не поравнялся с Баччо, который, получи он от природы столько же изящества и легкости, сколько сам потратил труда и усердия, достиг бы в искусстве скульптуры полного совершенства»[82].
Вазари предлагает нам еще одну историю, которая не зафиксирована больше нигде и звучит довольно невероятно. Он обвиняет Бандинелли в уничтожении картона «Битвы при Кашине» Микеланджело в Зале пятисот палаццо Веккьо. Если бы Бандинелли действительно украл и уничтожил то, что официально принадлежало его покровителям, Медичи, такое ужасное преступление не сошло бы ему с рук. И всё же Вазари пытается нам сказать, что все во Флоренции знали: именно Бандинелли уничтожил картон.
«И так как никто не знал причины этого, то одни говорили, что Баччо изорвал картон, чтобы иметь при себе, для своих надобностей, хотя бы какой-нибудь кусок этого картона; другие же рассудили так, что он пожелал лишить этой возможности молодых художников, чтобы они не могли ею воспользоваться и тем прославиться в своем искусстве; иные же утверждали, что сделать это побудило его преклонение перед Леонардо да Винчи, славе которого картон Буонарроти причинил немалый ущерб; другие же, которые, возможно, толковали вернее, объясняли это той ненави