«Лаокоон», как мы увидели в главе 15, изменил подход Микеланджело к искусству. Благодаря восторгу, который вызвала у него эта скульптурная группа, выставленная сейчас в Ватикане, она стала одним из самых важных произведений искусства в истории.
Вазари и Биндо Альтовити тоже разглядывали фрески виллы, находящейся по ту сторону реки. Стены ее были богато расписаны гротесками, созданными Рафаэлем и другими художниками для банкира Агостино Киджи. Богатством, властью и размахом покровительства Киджи превзошел всех своих современников. Богатство ему приносила международная финансовая сеть. Киджи умер в 1520 году, всего через пару дней после смерти Рафаэля. Вазари красноречиво распространяется о великом финансисте и его свободных отношениях с молодым художником. Конечно, никого из них он не знал. Когда они умерли, он был всего лишь девятилетним мальчиком из Ареццо. Биндо Альтовити, наоборот, знал и художника, и банкира и наверняка восхищался их столь несхожей гениальностью.
Как и Альтовити, Агостино Киджи тратил свои богатства на армию. Он стоял за сменой власти в своей родной Сиене, а также как минимум за одной военной экспедицией, которую предпринял его покровитель папа Юлий II. (Хотя Киджи финансировал папу, поэтому неизвестно еще, кто был чьим покровителем[302].) Вскоре после того как Джорджо вернулся во Флоренцию в 1554 году, Козимо Медичи и Биндо Альтовити оказались по разные стороны фронта в войне за Флоренцию.
Но до того как начались эти разборки, уставший Вазари поехал домой в Ареццо. Он был зрелым мужчиной в районе сорока, успешным художником, знаменитым автором «Жизнеописаний». Но капризный папа отверг его, и у него, по сути, не оставалось ничего, кроме туманных обещаний герцога Флоренции. Граница между успехом и поражением была во времена Возрождения очень тонкой. Возможно, поэтому Вазари с таким чувством писал о талантливых художниках вроде Буффальмакко, так никогда и не получивших ни славы, ни безопасности, которых заслуживали.
21. Встряска во Флоренции
В 1553 году Козимо Медичи решил напасть на Сиену — последний независимый город Тосканы. Он знал, что ему не удастся достигнуть большего. Его влияние в Италии было ограничено присутствием серьезных политических сил: Папского государства, которое простиралось к югу от Рима и северу от Болоньи, Неаполитанского королевства, где правил вице-король, и республики Венеции, группы небольших городов-государств. Женитьба на дочери вице-короля Элеоноре Толедской позволила Козимо объединиться с Неаполем и Испанией, тем более что брак этот оказался невероятно успешным. Редкий союз, в котором была настоящая любовь и родилась почти дюжина отпрысков. Но истинным вершителем европейской политики по-прежнему, уже много десятилетий, был император Священной Римской империи Карл V. Поэтому к Карлу и обратился Козимо за поддержкой своих планов по завоеванию Сиены. И получил ее.
Тем временем Козимо усилил свои позиции и на домашнем фронте — практическими мерами и пропагандистской кампанией. И то, и другое предполагало долгосрочный эффект. В искусстве, литературе, музыке и на праздниках — всюду он представлял Флоренцию как уникальный и идеальный образец республиканского государства под монархическим правлением. Объединив разнообразные, запутанные флорентийские институты управления в единый аппарат, он сделал государство невероятно эффективным, тем временем сосредоточивая в своих руках всё больше власти.
Если Козимо Медичи в начале 1554 года собирался отправиться в путь за славой, то Джорджо Вазари как раз намеревался отказаться от своих амбиций. Четвертого января он писал во Флоренцию своему другу Боргини, давая волю противоречивым чувствам по поводу той ситуации, в которой он оказался:
«Узри же своего Джорджо, который вернулся из Рима, освободившись от задач папы Юлия III, закончив Монторио и виллу, и решившего наконец пожить как обычное человеческое существо[303]. Прежде чем я навеки закрою глаза, я хочу побыть рядом со своей женой и матерью. А это вполне может случиться, если ты и твои друзья придумаете для меня проект во Флоренции… Я не хочу делать себе имя, зарабатывать деньги… но я хотел бы увидеть тебя, родную землю, многих своих друзей, и, поскольку у меня семья, всё это будет моим занятием»[304].
Боргини, по всей видимости, подсуетился. Вскоре в Ареццо прибыло письмо, в котором Вазари предлагалась должность при дворе герцога Козимо с жалованьем в триста скуди. Это была впечатляющая сумма. Примерно тогда же скульпторы Бенвенуто Челлини и Баччо Бандинелли получали по двести скуди, блестящий живописец Аньоло Бронзино — сто пятьдесят, ландшафтный дизайнер Триболо (Никколо ди Рафаэлло ди Никколо деи Периколи) — сто сорок[305]. Более высокое жалованье Вазари объяснялось тем, что он был способен работать и как архитектор, и как художник. То есть теоретически он мог и увековечить образ Козимо на портрете, и построить для него крепость[306]. Это было воплощение мечты, которую вот уже двадцать лет лелеял Вазари, с тех пор как еще в юности захотел получить должность хранителя свинцовой печати, доставшуюся впоследствии Себастьяно дель Пьомбо. Жалованье было редчайшей роскошью во времена Возрождения, чем-то вроде пожизненного найма для современного университетского профессора, и за эту честь велась такая же напряженная борьба. Вазари предлагался не просто постоянный доход (к которому прибавлялись бы деньги с заказов), но и уважение и значимая роль в придворной жизни. Вазари воспользовался преимуществом странствий и избежал опасностей, которые грозили тому, кто был официально связан с Медичи, когда их положение стало сомнительным. Никто не мог предугадать, кому перейдет власть. Но позиция Козимо оказалась прочной, а приближающееся наступление на Сиену укрепляло ее еще больше. Вазари очень хотелось по-настоящему дружить с герцогом, так что для него это было лучшее время, чтобы стать высокооплачиваемым придворным художником.
Джорджо хотел переехать всей семьей и поэтому не торопился. Он взял несколько небольших заказов в Ареццо и Кортоне и закончил их до переезда на север[307]. У него были здравые практические соображения, почему не надо торопиться. Козимо начал наступление на Сиену в конце января 1554 года. И это столкновение, как любое столкновение между тосканскими правителями, грозило перейти на одну из оспариваемых обеими сторонами территорий — в пойму реки Кьяны. Владения семьи Вазари находились между холмами городов Ареццо, Кортоны и Монте-Сан-Савино. 17 июля сиенцы совершили набег на долину реки Кьяны, за которым последовало нападение на Ареццо. Должно быть, Джорджо видел инженеров Козимо, которые работали в Кортоне весной и летом того года, укрепляя массивные крепостные постройки этрусков.
Биндо Альтовити отправил из Рима своих солдат на помощь сиенцам. В 1548 году папа Юлий III назначил сына Альтовити архиепископом Флоренции, но Козимо не дал юному Альтовити занять должность (и до 1563 года не давал ему это сделать). Биндо организовал восемь кампаний республиканских изгнанников под руководством другого своего сына, Джованни Баттиста (того самого, который, будучи ребенком, присутствовал при битве Монтемурло в 1537 году). Теперь эти изгнанники стали со своими зелеными флагами под разноцветные флаги многонациональных сиенских войск, которые возглавил флорентийский изгнанник Пьеро Строцци. Кроме того, там были французские и германские наемники.
Решительная битва состоялась 2 августа у ручья Сканнагалло, неподалеку от Марчиано в Валь-ди-Кьяне. Каждая сторона выставила по одиннадцать тысяч пехотинцев. Как пишет Роман Вукайнк, специалист по военному искусству Европы, был «полдень над волнами возделанных полей, пестрящих виноградниками и отдельными черточками деревьев, которые расплывались в летней жаре. Стояла тишина, нарушаемая лишь жужжанием насекомых и звоном колокола соседней церкви»[308].
Сотни тяжелых флорентийских всадников в полном обмундировании, ощетинившись копьями, пробили конницу франко-сиенских войск и врезались в ошеломленных солдат с фланга. Военная наука того времени гласила, что уцелеет та армия, которая сохраняет построение, действует и перемещается, как стая вооруженных птиц, двигается в унисон и остается нетронутой. Зная это, флорентийцы попытались разбросать сиенцев залпами из пяти пушек, расположенных на небольшом холме. Выстрелы наполнили августовский воздух зловонием и дымом пороха. В то же время кавалерия ударила по флангу. Сиенские солдаты дрались преимущественно пиками и аркебузами (очень неточные протовинтовки, которые зачастую были более опасны для стрелка, чем для его цели), а также мечами и маленькими круглыми щитами под названием ротелла, предназначенными для боя на близкой дистанции. Флорентийцы были вооружены похожим образом. Артиллерия и кавалерия эффективны против пехотинцев, но атака всадников может быть отбита рядом выставленных пик, на которые лошади инстинктивно не пойдут. (Хотя тренированные боевые лошади иногда становились нечувствительны к этому инстинкту и даже бросались с утесов, если того требовал их наездник.) Если разбить фалангу пикинеров, то лошади смогут прорваться, и всадники начнут громить пехоту, чьи пики совершенно бесполезны на близкой дистанции.
Флорентийская кавалерия разбила линию. Но у сиенцев были германские наемники, которые контратаковали. Вукайнк описывает эту сцену так: «С ревом вниз по холму, с копьями, устремленными на имперских испанцев (на стороне Флоренции), ветеранов сицилийской и неаполитанской кампаний. Ряды торчащих копий с обеих сторон создали две стены защищенной плоти, заключенной в стальные нагрудники и круглые шлемы». Получилась невероятно жестокая свалка. Вукайнк продолжает: