[343].)
В свои пятьдесят пять Вазари считался старым, но его энергия была неисчерпаемой. Он просил художника Тадео Цуккари дать больше информации о его брате Федерико, когда процесс печати уже начался. Но Вазари знал, что биографии его современников будут напечатаны в конце книги.
В письме к Боргини от 20 сентября 1567 года он намекает на судебные тяжбы, которые вели между собой печатники того времени, в частности две враждующие компании, Чино и Джунти:
«Чино воюет с Джунти, которые не хотят печатать все эти маски, заставки и оконцовки, потому что это выводит из строя их оборудование [в последней части „Жизнеописаний“ Вазари приводит длинное описание свадьбы герцога Федерико]. Так что я наконец поговорил с герцогом. Он сказал продолжать, но быстро. И я поговорил с Чино, который приехал в Ле Розе [вилла в Таварнуцце, к югу от Флоренции]. Думаю, что теперь уже осталось недолго. Я написал ему, что я хотел доставить ему удовольствие и своей биографией тоже, такой же, как у всех, но я не знаю, как это возможно»[344].
И наконец в 1568 году книга была напечатана. В новом издании Вазари расточал похвалу двум светилам: герцогу Козимо и Академии рисунка. В новом издании после письма, обращенного к герцогу, следовало долгое перечисление занятий в академии, и только затем начинались сами биографии. Большая часть текста была тщательно переписана, чтобы отразить позицию Вазари по поводу художественного центра в стабильном и эффективном монархическом государстве. Огромное количество новых биографий современных художников, среди которых был знаменитый Тициан, увеличило объем книги до неимоверного. В самом конце Джорджо приводит список собственных произведений, отказываясь со скромностью, присущей хорошему ремесленнику, сочинять полную автобиографию. Вместо этого в конце второго издания появилось «Описание творений Джорджо Вазари» — такой ход позволил автору включить в книгу себя и сохранить надлежащую скромность.
Джорджо Вазари знал, что читатели любят истории о художниках и их чудачествах, поэтому во втором издании появилось множество таких анекдотов. Начиная с Рафаэля, которого закрыли с любовницей на вилле Агостино Киджи, и Пьеро ди Козимо, который питался только сваренными вкрутую яйцами, и заканчивая Морто да Фельтре, «Мертвецом» из Северной Италии, который всю жизнь провел под землей, зарисовывая сохранившиеся остатки античных фресок. Второе издание «Жизнеописаний» было еще более успешным, чем первое.
Скромный тон первого издания, очевидно, совершенно не характерен для второго. Более того, хоть текст и исправляли, в нем по-прежнему хватало ошибок. Не в последнюю очередь из-за того, что добавилось много материала о современных художниках. Например, в декабре 1572 года Габриеле Бомбазо писал Вазари о Просперо Клементи, благодаря за книгу, но с оговоркой:
«Вчера я пошел навестить мессера Просперо Клементи, который сейчас в постели из-за вялотекущей лихорадки… Так что благодарю вас от его имени (за то, что вы о нем упомянули)… Всё, чтобы его порадовать.
Что до меня, то должен вам сказать напоследок: хотя он и очень благодарен Вашей Милости, мне кажется, у него не так много причин для благодарности человеку, который вам о нем рассказал. Начать хотя бы с того, что он из Реджо, а не из Модены, и никогда никто не считал его никем иным, как уроженцем Реджо»[345].
Такая путаница и сегодня могла бы разозлить истинного реджанца. И это только начало списка ошибок, касающихся жизни Клементи, на которые указывает Бомбазо. Клементи мог быть доволен, что вообще удостоился биографии, но его верные друзья жалели, что она во многом не соответствует действительности.
В случае с братьями Цуккаро, Тадео и Федерико, реакция была более острой. Федерико Цуккаро оставил на полях своего экземпляра книги серию злых комментариев. Вазари он презрительно называет «ложным другом, который распускает грязные слухи без причины», обвиняет его в «глупых определениях» и «необоснованных сплетнях»[346].
После этого он издал собственную «Жизнь Тадео» в картинках, чтобы противопоставить ее биографии пера Вазари[347]. Цуккаро был чувствителен к критике, но вместе с тем он, как нетосканский художник, разглядел патриотические предрассудки Вазари, или, как называет это Цуккаро, «слепоту вкуса и отсутствие объективного суждения по поводу его тосканцев»[348].
Жертвой Вазари, по мнению Цуккаро, стал Рафаэль:
«Злой, порочный язык, который если не может обвинить, старается преуменьшить славу и достоинство других. Но он не вправе говорить такое про Рафаэля, потому что он, напротив, заслуживает большей похвалы и чести за его постоянно растущее мастерство, величие и совершенство стиля… большее, чем у любого тосканца»[349].
В письме к сиенскому гранду Антонио Киджи, который был насквозь тосканцем, Цуккаро изливает гнев, забыв про чувство такта:
«Мессер Джорджо… и не думал хвалить кого-либо, кроме тосканцев, хороших или плохих, да помилует его Господь. Из-за того, что ему покровительствовал Микеланджело и герцог Козимо, он стал таким высокомерным, что набросился бы на любого, кто ему не поклонился. И вы знаете, что он написал о моем бедном брате, хотя все говорят, что нет ни одного тосканца, который бы его превзошел. И в последнюю очередь бедный Джорджо, который ничего не умеет, кроме как работать быстро и наполнять стены фигурами, выглядящими беспорядочно и неуместно»[350].
Но дон Антонио, внучатый племянник блистательного и снисходительного покровителя Рафаэля, Агостино Киджи, вполне мог счесть идеи Вазари о тосканском превосходстве совершенно правильными[351].
25. Снова странствия
Академия рисунка крепко утвердилась в художественной жизни Флоренции, а второе издание «Жизнеописаний» было в руках у читателей. Джорджо Вазари осуществил две свои самые заветные мечты. Но самые ответственные и престижные заказы художнику Вазари стали поступать только сейчас, когда ему было уже далеко за пятьдесят. Всю оставшуюся жизнь, почти шесть лет, он проведет, постоянно перемещаясь между Флоренцией и Римом со случайными остановками в Пизе, чтобы проверить работу для тосканского ордена рыцарей Святого Стефана, и в Ареццо, чтобы сделать домашние дела. Герцоги Медичи, Козимо и Франческо, соревновались с папой Пием V за услуги Вазари. Но в то же время его широкая сеть связей и перемещения между правителями Флоренции и Рима делали его очень полезным. Как и многие придворные художники до него, он служил дипломатом. По природе своей работы он встречал разных людей из разных слоев общества, но в то же время имел непосредственный доступ к людям, облеченным властью. У Вазари были мастерские во Флоренции и Риме, но он путешествовал так часто, что предпочитал нанимать местных подмастерьев, а не брать своих учеников. Иначе ему пришлось бы сидеть на одном месте, давать ученикам кров и еду и учить их за плату. А Вазари, который курсировал между Флоренцией, Римом и Ареццо (не говоря уже о частых поездках в Венецию, в отдаленные монастыри, в Пизу и разные места между ними), не мог содержать большую мастерскую, как это делали многие его современники.
По сути, с момента своего основания в 1563 году настоящей мастерской Вазари стала Академия рисунка. Ею заведовал его дорогой друг Боргини. Там читали лекции выдающиеся интеллектуалы, такие как Бенедетто Варки, а председательствовали Челлини и французский скульптор Джамболонья. Академия была местом, где на практике воплощались теоретические художественные изыскания Вазари. Выпускники академии во всех смыслах были его учениками (хотя он мог и не знать их в лицо). Первым проектом академии стала организация похорон Микеланджело (во время которых Вазари произнес надгробную речь). Это определило основное направление академии — методы и стиль Микеланджело. С Боргини у руля, научным авторитетом Варки, скульптурой Челлини и живописью Вазари она могла бы называться Академией Микеланджело.
Но то, как прошли похороны Микеланджело, понравилось не всем. Семья Буонарроти хотела сделать их скромными, а Вазари и Боргини просто проигнорировали эту просьбу. Они восприняли смерть своего героя как возможность, которую нельзя было упускать. Хотя они не руководствовались исключительно своекорыстными мотивами: они хотели воздать почести человеку, которого любили и которым восхищались, и сделать это с уместной пышностью. Только Челлини отказался, когда увидел, как Боргини и Вазари собираются воплощать этот проект[352].
Козимо предоставил для церемонии семейную церковь Медичи, Сан-Лоренцо. Как и Вазари, герцог умел пользоваться ситуацией. Похороны не просто воздадут честь покойному, но и заявят о герцоге как о покровителе искусства, Микеланджело и академии. Расширенная церемония, которая включала в себя временную выставку картин и скульптур и множество речей, действительно повысила статус новой академии. Через год четыре главных венецианских художника, среди которых были Тинторетто и Тициан, попросились стать ее членами. В 1567 году испанский король Филипп II, большой любитель искусства, написал в академию, чтобы спросить совета о своем дворце Эскуриал в Мадриде[353].
В придачу к своему писательскому успеху Вазари во многом определил методику академического преподавания рисунка и истории искусств на много поколений вперед